Страница 70 из 74
— Что взамен? — выкрикнула гадалка. — Что?
— Постриг вместо костра.
Она сильно вздрогнула и часто закивала.
— Хорошо, хорошо, я все расскажу…
После допроса, я вышел во двор и с омерзением сплюнул. Я примерно представлял порочность высшей знати Парижа, но, черт побери, все равно оказался не готов к такому.
Черные мессы, жертвоприношения, к слову, на меня самого уже пытались три раза навести порчу.
— Что дальше? — тихо поинтересовался Арамис.
— Дальше, мой друг… — я запнулся, поймав кокетливый, призывный взгляд маркизы, по-прежнему изображавшей служанку. — Дальше, нас ждет много работы. Но немного позже…
Я подошел к Мадлен, взял ее за локоток и отвел в беседку в саду. Грубовато облокотил на столик и рывком задрал юбки.
— Ах… — охнула маркиза. — Ваше преподобие! А как же ваши дела?
— Дела подождут…
— Что-то уже нашли?
— Да! Не вертись!
— А на эту суку? Ах, ах, быстрее…
— Есть кое-что…
Настроение слегка поднялось и я с новыми силами взялся за работу. А если точнее, за подельника Терезы, расстригу монаха Абеляра Мартена, который и правил черные мессы.
С этим не получилось сразу найти контакт, но брат Люка очень быстро и умело убедил этого мудака пойти на сотрудничество.
Воистину добрым словом и раскаленной кочергой всегда можно добиться гораздо большего чем просто добрым словом.
Я поморщился от смрада паленой кожи.
— Опишите церемонию.
— Ваше… — Абеляр судорожно сглотнул, не переставая дрожать всем телом. — Ваше преподобие… — по его сухому лицу катились крупные капли пота. — Я все расскажу…
— К делу.
— Я проводил ее в церковном облачении, держал в руках распятие, но в перевернутом виде… простите меня… — монах истерично зарыдал. — Слова… слова службы произносил наоборот… горели свечи… много свечей, из человеческого жира…причащались сырым мясом…
— Жертвоприношения?
— Да-да, я отрезал голову черному петуху, добавлял кровь в вино, которым все причащались…
— Я о человеческих жертвах.
— Нет, никогда…
По моему знаку брат Люка взял из жаровни раскаленную спицу.
— Я скажу, скажу!!! — завыл Абеляр. — Не надо, пожалуйста… было, три раза… может больше, нам приносили младенцев. С ними поступили как с петухами. Я не знаю, где их брали, этим занималась «Сладкий язычок».
— Дальше.
— Еще… участвующие в обряде целовали меня в зад…
— Этот момент можно опустить. Теперь об участниках ритуала…
— Они были в масках, уверяю! Но… одним из них был… Сен-Симон, он хотел вернуть расположение короля… я все расскажу…
— Кто еще? Меня интересует герцогиня де Шеврез? Она участвовала в мессах?
— Я не знаю, не-еет… но… но я знаю, что она принимала ванны из детской крови, чтобы сохранить молодость…а еще, по ее заказу… я проводил обряд наведения порчи… да-да, мы изготовили куклу и кололи ее иголками… куклу похожую на вас…
Во время допроса я с трудом сдерживался от того, чтобы не перерезать уроду глотку, а когда вышел из подвала сразу с отвращением сплюнул и злобно пробормотал:
— Ага… еще скажите, что инквизиция зря жгла людей…
Вечер прошел в систематизации полученной информации, а с утра я отправился в Лувр, чтобы приступить ко второму этапу операции.
Перед покоями его величества как всегда роилась и бурно судачила толпа расфранченных придворных, которые, почти не скрываясь, откровенно радовались болезни кардинала.
— Говорят, он весь покрылся струпьями! — с томным придыханием ворковала красотка с желтыми и кривыми зубами.
— Дело решенное, со дня на день он умрет! — авторитетно заявлял полный кавалер в шитом золотом, но сильно замасленном колете.
— Его уже причастили!
— Матерь божья, неужели мы вздохнем свободно?
— Пожалуй, это повод попировать! К кому бы напроситься на ужин?
— Ха-ха-ха…
— Говорят, сегодня ко двору вернутся Гастон Орлеанский и герцогиня де Шеврез! А это значит, с кардиналом действительно все плохо!
При виде меня разговоры стихли, расцвели приторно-льстивые улыбки, в которых теперь сквозило презрение. Чему я не особо удивился, так как, с какой-то стати, мой отъезд в Испанию, придворные восприняли как опалу.
Я спокойно прошел через толпу, мушкетеры распахнули предо мной дверь в королевские покои, дальше меня подхватил камердинер и отвел в маленький кабинет.
Его величество король Франции Луи тринадцатый этого имени с момента нашей последней встречи ничуть не изменился. Тот же скучный вид и сварливое, недовольное выражение на лице. При виде меня он порывисто вскочил и экспрессивно воскликнул:
— Наконец вы удосужились навестить нас! Мы уже начали подумывать рассердиться.
Затем схватил меня за локоть и почти насильно посадил в кресло около камина.
— Ваше величество…
— Больше вы никуда не поедете! — перебил меня король. — Ваше место подле нас!
— Ваше желание закон, ваше величество.
Луи опять вскочил и неожиданно зашагал по кабинету, заложив руки за спину. Помолчав несколько минут, он уставился на меня и резко бросил.
— Вы думаете, я ничего не знаю?
Вот тут я струхнул. Черт… струхнул — это не то слово. Твою мать, я чуть разрыв сердца не получил.
— Я все знаю! — зло бросил Людовик. — К счастью, вы вернулись и мы вместе разберемся со всеми проблемами.
Я вообще перестал что-либо понимать.
— Они душат меня! — король досадливо поморщился. — Они снова хотят мной управлять. Все они! Но я им не паяц!
— Простите, ваше величество…
— Но я вынужден вернуть их ко двору! — снова перебил меня Людовик. — Чтобы создать видимость единения со знатью.
Лицо короля налилось кровью, повисло молчание.
Я облегченно выдохнул, про себя перекрестился и спокойно поинтересовался:
— Водку будете, ваше величество?
— Вашу водку? — Луи с интересом посмотрел на меня. — Водку, буду! Я часто пробовал ваш элексир, но без вас его пить неинтересно.
Я кивнул, достал флягу, а уже через несколько секунд рюмки мелодично брякнули.
— Вот! — его величество сипло выдохнул, совершенно по-русски занюхал рукавом и неожиданно расплылся в широкой улыбке. — Вы обладаете чудесным талантом меня успокаивать, Антуан. Ну-ка, скажите вашу китайскую пословицу!
— Между первой и второй перерывчик небольшой!
Рюмки брякнули во второй раз.
Я подождал пока Луи закусит и спокойно сказал.