Страница 25 из 74
После короткого, но жесткого допроса суть произошедшего прояснилась. Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан банально оболванила этих оболтусов: они ее вывели из кельи, накормили от пуза, а потом гофмейстерина неистово употребила обоих одновременно по назначению. Затем прихватила с собой провизии и убралась к себе, назначив следующее свидание на следующую ночь.
По словам идиотов, никто ничего не заметил, остальные уже спали.
— Я вас сейчас сам кастрирую! — я схватил нож для резки бумаги со стола, но потом неохотно вернул его обратно. — Пошли нахрен, скоты!
— А как, насчет сегодняшней ночи? — опасливо поинтересовался Саншо.
— Вон, скоты похотливые!
Прогнав братцев, я надолго задумался. Да уж, если дело пойдет так дальше, инфаркт или инсульт мне обеспечен. Жизнь до получения во владения аббатства по сравнению с творящимся сейчас выглядит как детские шалости.
Я спохватился и внимательно осмотрел себя в зеркале. К счастью, седых волос не обнаружилось.
Немного успокоился и снова задумался.
Dame d’ho
Поставив себе задачу, я занялся делами аббатства и своими именитыми паломниками, а процесс вербовки назначил на вечернюю исповедь.
Но еще до вечера, пришлось принять неожиданного гостя, при виде которого я слегка охренел.
Ко мне прибыл мой прежний наставник в деле вхождения в парижский высший свет, шевалье Артемон дю Марбо.
Само его явления меня не особо удивило — гораздо больше удивила его внешность.
Из великолепного кавалера шевалье превратился в жуткого оборванца, мало того, над глазом Артемона сиял роскошный фингал, верхняя губа распухла как вареник, а левое ухо походило на ухо Чебурашки. Знать бы еще кто это такой.
— Матерь божья! — я искренне ахнул. — Что с вами случилось, мой друг?
— Не спрашивайте… — горестно всхлипнул Артемон. — Судьба изменчива…
— И все-таки?
— Началось все с того… — печально вздохнул шевалье. — Что герцог Эгиенский попросил меня научить играть на флейте его фаворитку, малышку Аннет.
— И вы научили? — я едва не расхохотался. — Но не на той флейте, разумеется.
— Грязные инсинуации! — вяло отмахнулся Артемон. — Но, черт побери, сам не знаю почему, герцог приревновал меня к ней! И вместо того, чтобы вызвать на дуэль, как подобает благородному человеку, приказал избить меня своим слугам. Господи, они меня чуть не убили…
— Скажите спасибо, что не убили, — серьезно посоветовал я. — Право слово, вам не позавидуешь. Такого врага не пожелаешь никому. Но вы же могли обратиться к вашему покровителю отцу Жозефу за защитой?
Артемон грустно кивнул.
— Я и обратился.
— И что он ответил?
— Посоветовал, как можно быстрее бежать, — шевалье устало провел ладонью по лицу. — К вам.
— Ко мне? — я вытаращил на него глаза.
— Да, к вам. Сказал при этом, что вы найдете способ меня защитить. И вот я здесь. Для того чтобы выбраться из Парижа пришлось переодеться в лохмотья. Если бы вы знали, как я страдаю.
По щеке Артемона прокатилась слезинка.
От такой подлости я чуть сам не двинул по морде Артемону. Вот же сука, этот отец Жозеф! Три тысячи пьяных монахов! Мало мне своих неприятностей? А теперь придется защищать этого бедолагу от самого герцога Эгиенского, который, на минуточку, по-другому зовется Генрих II Бурбон-Конде…
Но поразмыслив, все-таки решил оставить несчастного Артемона у себя. Как говорят: семь бед один ответ.
— Я попробую вас защитить, дружище. Чем вы можете быть полезным обители?
Артемон радостно отрапортовал:
— Я закончил Сорбонну по факультету теологии и богословия. Мой друг, я так вам благодарен!
В общем, принял, в качестве послушника.
Вечером началась исповедь. Фрейлины скулили, заливались слезами, выли и кокетливо признавались в мелких грешках. А вот Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан, маркиза де Сенесе, dame d’ho
Никакого раскаяния, ни притворного, ни искреннего, в ней даже не чувствовалось.
— Мои грехи очень долго перечислять, ваше преподобие… — со смешком заявила она. — Так что предлагаю вам отпустить мне их скопом. Так вы сэкономите и свое и мое время.
— Речь не самих грехах, а в искреннем раскаянии, дочь моя.
— Я раскаиваюсь, ваше преподобие, правда, искренне раскаиваюсь, — в ее голове скользнула откровенная издевка.
Я резко отрыл окошко на перегородке исповедальни.
— Насколько я понимаю, вы хотите поговорить о случившемся сегодня ночью? — Гофмейстерина лукаво улыбнулась, но ее глаза, глаза опытной хищницы оставались совершенно холодными.
— Именно, дочь моя. Вы понимаете…
— Я все понимаю, — мягко оборвала она меня. — Я вдова, ваше преподобие, моя жизнь подходит к закату. И я буду брать от этой жизни все что захочу, когда захочу и кого захочу. Меня трудно испугать. И я на вашей стороне. Думаю, вам не помешает надежный друг среди окружения королевы?
Я несколько удивился такой прямоте и холодно поинтересовался:
— И что же от меня требуется?
— Пустяки… — Мари-Катрин пристально на меня посмотрела. — Предоставьте в мое полное распоряжение на время паломничества этих ваших великолепных самцов. Обещаю, все будет выглядеть пристойно, я очень хорошая актриса и исполню роль раскаивающейся паломницы достойно.
— Vade in pace, дочь моя. Иди и больше не греши. Что до указанных божьих агнцев, они навестят вас сегодня.
Я принял предложение. Каких-либо других вариантов у меня особо и не оставалось. Ну что же, количество «друзей» стремительно растет. А сама гофмейстерина в качестве агента влияния явно не помешает.
Исповедь королевы не проводилась, по строгому указанию Ришелье, чему я не особенно огорчился.
По итогу морды Саншо и Мигеля просто сияли, а я ломал себе голову над тем, как себя вести с Мадлен и, все-таки, решил не рвать с ней отношения. Ночное свидание тоже не отменил, чтобы не насторожить. Опять же, молодой организм требовал женщину со страшной силой.
Ночью, после того, как баски уволокли Мари-Катрин на очередную случку, а фрейлины заснули, я открыл потайную дверцу в келью маркизы, молча взял ее за руку и повел за собой.