XVII. Аббат

Глава 6

Глава 6

— Выше, держать выше!!! — рычал брат Игнатий. — Перехвати древко, ублюдок! Во-от!!! Прямым, коли!

Монахи сделали недружный выпад.

Игнатий остервенело захрипел и принялся охаживать братию палкой.

— А защищаться кто будет, собаки? Кто, я спрашиваю? Сделал выпад — сразу защитись! Положили оружие, десять кругов! Живо, живо!!!

Погоняемые пинками братия живо сбилась в походный ордер и бодро затрусила по внутреннему периметру клуатра.

Старшая возрастная группа и прочие увечные, в это время в сторонке занималась легкой физической подготовкой под руководством одного из боевых монахов Игнатия.

Я удовлетворенно кинул, отошел от окна и вернулся за стол.

Работа по перестройке аббатства потихоньку идет, но, чтобы добиться хоть какой-то эффективности пришлось сильно перекроить классический монастырский распорядок дня.

По классическому наставлению первое пробуждение в обители происходит в половину первого ночи — монахи идут на всенощную, а в половину третьего опять ложатся спать. В четыре часа утра — утренняя, в четыре тридцать снова сон, до подъема в шесть. В шесть тридцать — первый канонический час — все собираются в зале капитула, где после мессы, чтения из устава или Евангелия; происходит обсуждение административных вопросов, а также проводится обвинительный капитул: монахи признаются в собственных нарушениях и обвиняют в них других братьев. В семь тридцать еще одна месса, дальше до девяти индивидуальные молитвы, в десять тридцать служба третьего часа и еще одна месса, а еще через пару часов снова служба…

И вот так целые сутки, черт бы побрал эти наставления. А когда работать, я спрашиваю? На работу и физические упражнения вообще времени нет. А если умудриться их втиснуть в этот распорядок, то моя братия за сутки вообще ни разу не присядет.

Пришлось решительно заняться реформаторством — сократить мессы, заменив их физическим трудом и прочими полезными процедурами. А индивидуальные молитвы разрешил проводить прямо на рабочем месте. Фактически, я ничего не нарушил, потому что, исходя из того же наставления, аббат имел право устанавливать распорядок по своему усмотрению, учитывая фактические реалии.

И дело сразу пошло на лад. Братия потихоньку втягивалась, попытки жаловаться и бежать из расположения тоже почти сошли на нет.

Внешне аббатство так же потихоньку хорошело — я выписал из Парижа бригаду каменщиков и нанял местных жителей, присланное кардиналом пополнение личного состава тоже пришлось к делу.

Бабахнул колокол. Я отпил из кружки травяного отвара и снова подошел к окну.

Несколько штрафников, погоняемые палками, еще наматывали круги, а остальные прямо на плацу отдыхали и молились перед приемом пищи. Из-под арки показалась тележка с завтраком, которую бодро тянул решительно ставший на путь исправления фаворит прежнего аббата.

Вопросу питания я уделил особое внимание. При прежнем аббате все питались как Господь на душу пошлет: бунтарский актив жрал, когда хотел и что хотел, как не в себя, остальные ели по возможности, фактически довольствовались объедками.

Пришлось вмешаться.

По уставу Бенедикта братии предписывалось вкушать пищу всего один раз в день, но при таких нагрузках как у меня, при подобной практике, на особую производительность труда не стоило надеяться, мало того, мои монахи быстро протянули бы ноги.

Посему было введено трехразовое полноценное питание. Утром личный состав получал хороший ломоть хлеба с куском сыра и кружку густого, но очень слабоалкогольного пива. В обед на первое — жирную похлебку на мясе, на второе кашу с порцией мяса из похлебки и тоже кружку хмельного, но уже не пива, а разведенного с водой вина. На ужин подавали кусок пирога с тем же пивом. А еще я ввел в рацион разнообразные салаты, варенья и соленья. По постным пятницам мясо заменялось рыбой.

И практика сработала — у монасей поднялось настроение, и они стали работать гораздо живее. Нет, ну нужно же как-то стимулировать народец?

После завтра и водных процедур братия отправилась на работы, а я направился инспектировать вверенное подразделение. И первым делом занялся самым актуальным — безопасностью.

С момента нападения прошла неделя, больше попыток не было, но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Обход вместе с братом Игнатием обнадежил. На территории аббатства было организовано два контрольно-пропускных пункта, где круглосуточно стояли усиленные, вооруженные посты. Помимо того, территорию постоянно обходили патрули. Основу охраны составляли боевые монахи брата Игнатия, но к службе уже начали привлекать наиболее способных из постоянной братии. Воинская повинность никакого отторжения у личного состава не вызвала: монахи с охотой шли в караул, потому что караульным полагалась усиленная пайка, к тому же их не привлекали к остальным работам.

Щелей, через которые мог проскочить потенциальный злоумышленник еще хватало, но дело обстояло уже гораздо лучше, чем раньше. К тому же, из Парижа вчера прибыло два десятка щенков породы басерон — очень способных к караульной службе французских пастушьих овчарок. Когда псины заматереют, вопрос безопасности периметра будет окончательно решен.

После проверки караула я как раз и направился на псарню.

— Прошу, ваше преподобие, — брат Франсуа, в миру служивший лесником и назначенный мной псарем взял из корзины смешного косолапого щенка и подал мне.

Я особенным собаколюбием никогда не страдал и сразу передал его Игнатию.

Щен немедленно залился визгливым лаем и попытался цапнуть командира боевых монахов за палец, а когда не получилось, ссыканул тому на сутану.

— Ишь какой… — свирепая рожа Игнатия неожиданно расплылась в счастливой улыбке.

Я усмехнулся, улыбка у боевого монаха вышла уж вовсе страхолюдной, больше похожей на оскал.

И предложил ему:

— Берите его себе.

— Мне? — опешил Игнатий. — Ваше преподобие, но…

— Берите, берите, я разрешаю.

— Ваше преподобие! — монах вдруг упал на колени, так и держа щенка в руке. — Я ваш… ваш слуга! Только прикажите! Я назову его Быком!!!

Я слегка опешил от такой реакции. Надо же, думал, что у этого громилы вместо сердца кусок камня. Ну что же, получилось неожиданно, но на одного лично мне преданного человека стало больше.