Страница 7 из 51
Саша быстрым шагом шел в сторону дежурной части, подгоняемый недовольными репликами гонящего его длинному коридору, молодого оперативника. Саша даже был рад, что через несколько мгновений он попадет в ставшую уже, как бы, уютной камеру, упадет на лавку и забудется в спасительной дремоте. В камере было жарко и душно, и мужчина даже был рад, что он так легко одет. Но с отдыхом не заладилось. На долгожданной лавке расположились две личности, больше всего похожие на привокзальных БОМЖей, вонючих, гнилых даже с виду, одетых в какую-то засаленную дерюгу.
— О это кто? — черный от грязи палец уперся в нерешительно застывшего на пороге мужчину: — Степа, это что за чудо?
Второй БОМЖ, уютно устроившийся лежа на лавке, свесив на пол ноги в ботинках «говнодавах» на медной проволоке вместо шнурков, приподнял голову и уставился на Александра узкими, заплывшими серым гноем, глазками.
— Так это вафлер. Он у строительного ПТУ бегал и пацанам отсосать предлагал. Видно менты его прихватили. — произнеся эту фразу, голова с колтунами волос неопределенного цвета под лыжной шапкой с помпоном, обессиленно опустилась ни сидение лавки.
— Вафлер — это хорошо. Иди сюда, мил человек, поближе познакомимся — БОМЖ чуть подвинулся, освобождая небольшой промежуток между вырванным с мясом карманом его кухлянки и когда-то красным помпоном шапки лежащего коллеги: — Или сюда, не ломайся, как целка, садись, тебе понравится.
Саша с тоской выглянул в окошко — мент мучитель стоял возле стола дежурного и что-то читал в какой-потрепанной амбарной книге. Саша несколько раз нерешительно стукнул в стекло.
Как не странно его услышали и мент-беспредельщик подошел к двери камеры. Дверь была толстой, через стекло мент казался аквариумной рыбой, почти безмолвно разевающей пасть, но, какие-то звуки, все-таки, долетали.
— Хочешь что-то рассказать?
— Я жалобу хочу прокурору написать, что меня раздетым задержали…
— Потом напишешь, перед отъездом. Кроме того, когда ты в изолятор временного содержания поедешь на трое суток, то я тебя одену, все как положено, даже шапку дам. Так что думай, до вечера еще уйма времени.
— Гандон! — Саша выплеснул свой гнев в лицо ментовскому палачу, набрал воздуха, чтобы продолжить, но внезапно почувствовал, как кто-то сзади оттянул резинку на изрядно растянутых семейных трусах.
— Ой! — мужчина от неожиданности схватился за попу и развернулся — бомжи дружно сидели на ближнем краю привинченной к полу скамейки и ласково улыбались Александру гнилыми зубами.
— Гы! — грязный палец опять потянулся к нижнему белью Сашка, и тут нервы парня не выдержали — он истошно заорал и кулаками заколотил в толстое поцарапанное стекло.
— Ну что, готов рассказывать?
— Готов.
— Тогда рассказывай.
— А что рассказывать? Вы спрашивайте…
— Нет, так дело не пойдет… Если ты готов к разговору, то должен сам, добровольно, все рассказать. А иначе нет смысла. Студент, отведи товарища…
— Хорошо, хорошо, я расскажу. — Александр с тоской посмотрел на стоящий перед ним стул. Ноги сегодня необычно скоро устали и уже заходились в дрожи судорог, от полной потери сил Александр чувствовал себя стариком. Но стул перед задержанным был такой расшатанный и хлипкий, он так заскрипел, когда Саша попытался сесть на него, что мужчина предпочел стоять, опершись на стену.
Глава четвертая. Бабушкино консервирование
— Давай, рассказывай, не тяни — Сашка крепко, так, что он отлетел в угол, по-дружески, хлопнули в плечо.
— Да, я не знаю, что рассказывать…— опять завел свою шарманку Александр, по подняв взгляд на душного глав-мента, с его мгновенно ставшим свирепым лицом, сдал на попятную: — Ну я тут на прошлой неделе мужика одного … короче вещи его забрал…
— Какого мужика? Где, когда?
— Да не знаю я…
Улар кулаком в стену в паре сантиметров от лица Сашка, резкий и внезапный, так что сверху посыпались лепестки извести, резко обострили память.
— На прошлой неделе, сосед мой по дому, с девятого этажа. Я его вечером в соседнем дворе встретил, он пьяненький шел…а я его не люблю, от такой, вечно в очках и шляпе, здоровается со всеми…сука интеллигентская. Короче я его в спину стукнул, он упал, а как его портфель у меня оказался, я не понял. Ну мне сразу так стыдно стало, что я этого убогого ударил, что я на деньги, что у интеллигента в кошельке были, водки купил, выпил, ну и легче мне стало, совесть не так стала давить.
— Сколько денег было?
— Да сколько там этих денег было, рублей пятнадцать, вроде…
— Давай садись, пиши…
И сразу все изменилось — Саша в мгновенье ока оказался за столом, на удобном стуле, с раскуренной сигаретой в руке, накинутом, для тепла, на плечи кожушке, а перед ним исходил паром стакан крепкого чая с двумя кусочками рафинада на блюдце с отколотым краешком.
— Кадет метнись, в КУСП посмотри фабулу и номер уголовного дела. А ты, Александр не отвлекайся, пиши. Кстати, мужик то из какой квартиры?
— Да я не знаю, откуда-то с одиннадцатого этажа, он всегда выше меня на лифте едет.
— Понятно. Вещи где?
— Да какие там вещи? Деньги я пропил, так как переживал очень. Кошелек выбросил на улице, где не знаю, наверное, возле соседнего дома. А, у меня же дома портфель остался, там бумаги какие-то. Портфель хороший, кожаный, ему сносу не будет, я его на балкон бросил, хотел в деревню весной увезти, на рыбалку с ним ходить.
В дверь сунулся Кадет, поманил меня пальцем в коридор.
— Ну что, нашел номер КУСП?
— Нет там ничего похожего, я за две недели посмотрел…
— Хрен с ним, не страшно. Сейчас пусть он явку с повинной закончит, ее в журнале зарегистрируй за кем ни будь из вас, и потом, минут через десять, выводите мужика, поедем к нему домой, добровольную выдачу портфеля делать. А я пойду машину греть. Не забудьте папку с бланками, авторучку, и наручники на этого Сашка одеть. Ну и кожушок оставьте, пусть в нем едет. Давай, действуй.
Два БОМЖа, выпущенные из камеры, приняли пару пузырей в бело -красной этикеткой "Русская", из багажника тарахтящей на холостом ходу «Нивы», раскрутили прозрачное содержимое бутылок, с видом экспертов, понаблюдали за игрой пузырьков в узком столбике рукотворного водоворота:
— Ну вроде на бодяжная водка, пойдет.
— Может все-таки с спецприемник вас отправить, мужики? Подлечитесь, отмоетесь, на чистом поспите, а через месяц опять, на свободу?
— Нет, Николаич, пока болячка какая не вылезет, мы на вокзале потремся. Давай, если че надо — знаешь, где нас искать.
Руки на прощание своим добровольным помощникам пожимать не стал, чтоб у самого какая болячка не вылезла. Проводив взглядом две сгорбленные фигуры в рваных клифтах, что шустро перебегали улицу Полярников на запрещающий сигнал светофора, я нащупал в кармане двухкопеечные монетки и пошел на угол дома, где через несколько лет откроют казино «Киса и Ося», а сейчас висело в ряд несколько телефонов-автоматов, под серенькими, шаровой краски, козырьками, и даже, пара из них была рабочей.
Знакомую дверь на седьмом этаже открыла тетка, что орала с лоджии нам с Сашком утром, вернее не тетка, а сильно раздобревшая девка в засаленном и штопанном в двух местах халате и грязными, обесцвеченными волосами.
— Ты что, алкаш, совсем оборзел? Мало того, что в одних трусах утром убежал, неизвестно где бухал, так еще и алкашей своих в дом привел, скотина? — заорала хозяйка дома с порога, не разобравшись, брызгая слюной в лицо хозяина.
— Тихо ты дура, нигде я не бухал, это милиция! — Сашок толкнул свою благоверную в вислую грудь, но от того, что одной рукой он был пристегнут к Студенту, то вышло у него это неловко и не сильно.
Баба, увидев черный браслет, украшавший кисть супруга, выпучила глаза, а потом завопила, срочно «переобувшись»:
— Да вы что делаете! Рабочего человека в наручники заковали, как бандита какого! Да я так это…
— Заткнись ты — я вошел в квартиру, заодно снеся мягкую и вопящую преграду со своего пути: — Хочешь, чтобы весь дом узнал, что твой муженек натворил? Так я тебе это сейчас устрою!