Страница 28 из 31
Сквозь зелёную дымку виднелось песчаное дно с вкрапленными то тут, то там камнями. Но разглядеть что-либо как следует было нелегко, потому что воду прорезали светлые и тёмные полосы теней от деревьев. Ему нужна была только одна полоска — верёвка, привязанная к шее Дэна. Потом он сообразил, что Дэн должен неподвижно лежать на дне, как камень или тяжёлое бревно, и трудно будет разобраться, где Дэн, а где камень или бревно. В панике он схватился за первый же увиденный им тёмный предмет и водил вокруг него рукой в поисках верёвки. Но оказалось, что это лишь застрявший в иле камень. Лёгкие у него болезненно расширились, он задыхался, а потому стрелой выскочил на поверхность, судорожно втянул в себя воздух, сделал отчаянную попытку определить местонахождение Дэна по дереву на берегу, под которым сидел, и опять нырнул. К нему вернулась сила, ибо снова пришла надежда. Он опять трогал тёмные предметы, бревно, камень, пока его вдруг не обуяли пустота и страх, в голове зазвенело, в груди заболело, и, не помня себя, он позвал на помощь отца: «Папа! Папа!», словно тот был рядом.
Боль в груди была невыносимой, но мысль продолжала работать: течение могло унести Дэна с того места, где он скрылся под водой; камень обычно падает на дно не прямо, а под углом. Он снова вылетел на поверхность, втянул в себя воздух, нырнул и проплыл под водой пять ярдов вниз по течению. И вдруг увидел… Сквозь зеленоватую стеклянную дымку воды смутно виднелся какой-то неподвижный силуэт. У него хватило сил, царапая ногтями по песку, добраться до него. Вытянув левую руку, он коснулся его, пальцы погрузились в мокрую шерсть.
Он был так возбуждён, что с трудом держался под водой и действовал. Верёвка, привязанная к шее собаки, натянулась — камень теперь плотно сидел на дне, — и когда он схватился за неё и попытался одним взмахом ножа перерезать, рука оказалась бессильной, а верёвка вырвалась. Ещё один взмах — лезвие скользнуло по верёвке, которая лишь изогнулась, как будто и нож и верёвка были из резины. Он знал, что если веревка снова изогнётся, он больше не выдержит, потому что силы от него уходили, а с каждой секундой оставалось всё меньше и меньше шансов на то, что Дэн останется жив. Оседлав верёвку, он схватил её в левую руку — тело собаки стало медленно погружаться в воду, — а правой принялся пилить и рубить пряди, которые, отделяясь, завивались в кольца, пока не лопнула последняя прядь. Он снова выскочил на поверхность и, когда со всхлипом, широко открыв рот, втягивал в себя воздух, со дна медленно, как набухшее от воды бревно, всплыло тело собаки. Люк схватился за верёвку и подтащил колли к себе. А потом в пятнадцать быстрых взмахов по направлению к берегу уплыл прочь с глубокого места. Его ноги коснулись песка.
Вытащив колли из воды, он взвалил его себе на плечо и вскарабкался на берег, шатаясь и спотыкаясь, ибо у него уже не было сил, а колли висел на нём мёртвым грузом.
Нетвёрдой походкой он прошёл по песку, миновал кустарник и сквозь деревья выбрался на небольшую заросшую травой поляну в двадцати шагах от берега, где лёг плашмя, прижимая к себе собаку и стараясь согреть её теплом своего тела. От прикосновения к мокрой холодной шерсти ему стало страшно, и, как сильно он ни старался прижимать к себе собаку, он не чувствовал ни тепла, ни сердцебиения. Пёс не шевелился, его янтарный глаз был закрыт. «О Дэн, Дэн!» — взмолился он и сел, беспомощно оглядываясь по сторонам. И вдруг испытал желание стать человеком находчивым и знающим, которого нельзя обескуражить и который сделает всё, что ещё можно сделать. Опустившись на колени, он положил колли на живот у себя между ног, дрожащими руками нащупал, где кончаются у него рёбра, и, раскачиваясь вперёд и назад, принялся попеременно то сжимать изо всей силы его бока, то, когда выпрямлялся, отпускать. Он надеялся, что таким образом раздувает лёгкие собаки, как кузнечные мехи. Он читал, что с помощью искусственного дыхания вернули к жизни немало людей, вытащенных из воды, когда, казалось, спасения уже не было.
— Вставай, Дэн! Вставай, старина! — тихо молил он. — Я не дам тебе умереть, Дэн! Я спасу тебя. Я тебя не оставлю. Что я буду без тебя делать?!
Он вспомнил всё, что когда-либо читал и слышал про спасение утонувших, и в нём вновь ожила надежда. Нельзя сдаваться по крайней мере в течение часа, казалось, говорил чей-то голос. Люди допускают ошибку, если перестают действовать раньше этого срока. Иногда человека можно спасти, даже если он пробыл под водой тридцать минут. Много воды попадает в желудок. Но гортань обладает способностью закрываться и препятствовать проникновению воды в лёгкие. Поэтому не сдавайтесь. Действуйте по меньшей мере в течение часа.
Насколько он понимал, колли пробыл под водой минут пять. Это только казалось, будто прошёл целый час, а то и больше половины длинного дня, в особенности когда он следил за Сэмом Картером. А сейчас, двигая руками, как кузнечными мехами, он продумал ещё раз все действия Картера и пришёл к выводу, что на всё случившееся ушло не больше шести-семи минут.
— Вставай, Дэн, вставай… — тихо молил он, но его пугало, как лежит на земле голова колли. Он не сводил глаз с его закрытой пасти, и ему вспомнилась пасть дохлой собаки, которую он однажды видел на обочине дороги.
И вдруг в тот самый момент, когда его затошнило от вставшей перед глазами картины, из пасти Дэна вылилось немного воды. С бьющимся от волнения сердцем Люк забормотал:
— Вот видишь, Дэн, значит, ты не умер… Вставай, старина! Поднимайся!
Не зная устали, он сгибался и разгибался, продолжая сжимать бока собаки до тех пор, пока не появилась новая струйка воды. Теперь он боялся, что его дрожащие руки перестанут ему подчиняться и нарушится ритм искусственного дыхания. Он почувствовал, что по телу собаки прошла лёгкая дрожь, словно в нём появилась еле уловимая пульсация, под пальцами у него что-то дрогнуло. Сначала он решил, что это ему лишь показалось, но потом дрожь повторилась.
— О Дэн! — с благодарностью прошептал он. — Ты жив. О Дэн!
Кашлянув, колли вдруг вскинул голову. Потом, брызгая слюной, ещё раз кашлянул, открыл янтарный глаз и взглянул на Люка. Они долго не сводили друг с друга глаз и молчали. Янтарный глаз смотрел не моргая. Это была очень странная минута узнавания.
Потом колли, напряженно вытянув ноги, попытался было встать, но не сумел, сделал ещё одну попытку, постоял в каком-то оцепенении и медленно сел.
— Не торопись, приятель, не торопись! — шептал Люк.
Некоторое время пёс сидел неподвижно, бока его мелко дрожали, язык свисал изо рта. Люк ласково гладил его по голове.
Посидев таким образом несколько минут, колли упрямо тряхнул головой и снова попытался встать на ноги. На этот раз он стоял спокойно, упёршись в землю лапами и склонив голову, словно хотел убедиться, где он, а потом, видно не поверив, повернул голову и посмотрел на реку. Странно было, как он то и дело оборачивался и смотрел на реку.
И вдруг Дэн отряхнулся, как это делает любая мокрая собака, и сотни брызг окатили белое как мел лицо взволнованного Люка. Дэн повернулся, поглядел на Люка и, высунув свой красный язык, в знак благодарности ласково лизнул Люка в щёку.
— Ладно, ладно, я знаю, что ты хочешь сказать, Дэн. Только сейчас тебе лучше немного полежать, — прошептал Люк и, когда пёс вытянулся рядом с ним, закрыл глаза, зарылся лицом в его мокрую шерсть и не мог понять, почему все мышцы у него на руках и ногах сводит судорогой. — Лежи, Дэн, — попросил он, глубоко вздохнув. — Я сам не знаю, что со мной. Я не могу двигаться.
Но он быстро пришёл в себя, мысли его прояснились, и он принялся думать, как ему поступить. Главное — держать Дэна подальше от дома, спрятать его в таком месте, где его никто не найдёт. Он привяжет Дэна где-нибудь в лесу, а сам вернётся домой и возьмёт для него еду. Люк считал, что мыслит логически. Ему хотелось быть хитрым и находчивым. Если он снова переплывёт через реку, сядет на велосипед, съездит в город, купит сигары для дяди Генри и вернётся домой, тётя Элен и дядя Генри сделают вид, что понятия не имеют, где собака, и тётя Элен скажет: «Я говорила тебе, Люк, что старая собака, когда наступает её час, уходит из дома»; а дядя Генри согласится: «Да, пёс знал, что его дни сочтены».