Железный принц

«Многие из нас пропали. И с каждым вдохом пропадает все больше. А они все ближе».

– Итан! – прорвался голос отца сквозь ритмичное постукивание дерева о резину. Я обернулся, увидев, что он смотрит на меня сонными глазами. На нем был мятый серый халат, на небритом лице читалось волнение, а он сам выглядел явно недовольным.

– Прости, пап. – Тяжело дыша, я опустил палки. – Я тебя разбудил?

Он покачал головой, а затем отступил в сторону, пропуская во двор двух полицейских. Сердце у меня ушло в пятки, скрутило желудок, и я тут же начал лихорадочно вспоминать, какие преступления мог неосознанно совершить или что на меня удалось бы повесить фейри.

– Итан? – уточнил один из служителей закона. Отец мрачно наблюдал за нами, и вскоре в дверном проеме возникла мама, прижимая руки ко рту. – Вы Итан Чейз?

– Да. – Мои руки висели по швам, лежавшие в них палки даже не дрожали, хотя мое сердце колотилось со скоростью мили в минуту. Внезапно в моей голове пронеслась мысль, что меня сейчас могут арестовать, надеть наручники на моем же заднем дворе прямо на глазах у перепуганных родителей, и меня замутило. Я с трудом сглотнул, чтобы голос звучал ровно. – Что вам нужно?

– Вы знаете молодого человека по имени Тодд Уиндем?

Сообразив, к чему ведет разговор, я расслабился. Сердце все еще хотело вырваться из грудной клетки, но я пожал плечами и постарался говорить умиротворенно и беззаботно:

– Да, у нас с ним несколько общих уроков.

– Вы вчера звонили ему домой, верно? – продолжил полицейский и, когда я кивнул, добавил: – И он ночевал у вас накануне?

– Да. – Я изобразил замешательство, взирая то на одного служителя закона, то на другого. – А что? В чем дело?

Полицейские обменялись взглядами.

– Он пропал, – сообщил один из них, и я приподнял брови в притворном изумлении. – Его мать сообщила, что вчера вечером он не вернулся домой и что днем перед исчезновением ей звонил Итан Чейз, мальчик из школы. – Он посмотрел на палки в моих руках, а затем поднял глаза и слегка прищурился. – Ты не знаешь о его местонахождении, Итан?

Я покачал головой, пытаясь сохранять спокойствие.

– Нет, я не видел его со вчерашнего дня. Извините.

Очевидно, он мне не поверил, потому что его губы тут же поджались, и он заговорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово:

– У тебя нет ни малейшего представления о том, чем он занимался вчера, ни одной мысли, куда он мог пойти? – Я заколебался, и полицейский сменил тон на более дружелюбный, почти приободряющий. – Итан, нам была бы полезна любая информация.

– Я же сказал, – произнес я немного решительнее, – что ничего не знаю.

Он раздраженно фыркнул, будто я намеренно уклонялся от ответа. Впрочем, так оно и было, но не по тем причинам, о которых он думал.

– Итан, ты понимаешь, что мы просто пытаемся помочь? Ты никого не защитишь, если будешь скрывать информацию.

– Думаю, достаточно. – Во двор внезапно вышел папа, даже не сменив халат, и свирепо покосился на полицейских. – Офицеры, я ценю вашу заботу, но, полагаю, мой сын рассказал вам все, что знает. – Я потрясенно уставился на папу, когда он остановился рядом со мной и улыбнулся, в его глазах виднелась решительность. – Если мы что-нибудь узнаем, обязательно позвоним.

– Сэр, вы, кажется, не понимаете…

– Я прекрасно все понимаю, офицеры, – перебил его папа, и его вежливая улыбка даже не дрогнула. – Но Итан уже ответил на ваши вопросы. Спасибо, что заглянули.

Судя по всему, полицейским не понравился такой поворот событий, но мой отец отличался внушительными габаритами и в моменты холодной ярости походил на приветливого, но упрямого быка. Ни у кого не хватит сил поменять его позицию, пока он сам того не захочет. После долгой паузы – полицейские, вероятно, надеялись, что я одумаюсь в последнюю секунду – они коротко кивнули и развернулись. Пробормотав маме вежливое «мэм», они пронеслись мимо нее, и она последовала за ними к входной двери.

Задняя дверь захлопнулась со щелчком; выждав еще несколько секунд, отец повернулся ко мне.

– Тодд Уиндем – это тот парнишка, который оставался ночевать у нас. Ничего не хочешь рассказать, сынок?

Я покачал головой, не встречаясь с ним взглядом.

– Нет, – пробормотал я, чувствуя неловкость из-за своей лжи, учитывая, что он только что ради меня спровадил полицейских. – Клянусь, я ничего не знаю.

– Хм. – Папа взглянул на меня еще раз и зашаркал обратно в дом. В дверях снова объявилась мама, наблюдавшая за мной. Она смотрела на меня испуганно и одновременно с разочарованием.

Она знала, что я лгу.

Несколько мгновений она не двигалась с места, будто ждала признания, оправдания. Но что я мог сказать? Что парень, который ночевал у нас, был наполовину фейри и его по какой-то неведомой причине преследовал новый жуткий вид фейри? Я не стану ее в такое втягивать. Она наверняка слетит с катушек, думая, что я следующий. Ни один из них ничем мне не поможет. Поэтому я отвел взгляд, и после долгой, мучительно неловкой паузы она скользнула внутрь и захлопнула за собой дверь.

Я поморщился. Отлично, теперь родители злятся на меня. Тяжело вздохнув, я переложил ротанговые палки в одну руку и тоже вошел в дом. Мне бы хотелось еще немного поколотить манекен-покрышку, но сейчас держаться в тени казалось лучшей стратегией. Меньше всего мне улыбалось очутиться в центре перекрестного допроса, когда у меня не имелось ответов, которые они желали услышать.

Мама с папой общались на кухне – вероятно, обо мне, – а потому я тихо пробрался в свою комнату и осторожно прикрыл дверь.

Телефон лежал на углу стола. На секунду у меня закралась мысль позвонить Кензи. Мне было интересно, чем она сейчас занята и заявлялась ли к ней на порог полиция, чтобы расспросить о пропавшем однокласснике. Я задавался вопросом, переживала ли она за него… или за меня.

«Что? С чего бы ей переживать за тебя, психопат ты эдакий? Ты для нее всего лишь осел, и, кроме того, тебе же плевать, помнишь?»

Разозлившись, я прошествовал к кровати и завалился на нее, закрыв лицо рукой. Надо перестать думать о ней, но этим утром мозг отказывался сотрудничать со мной. Вместо того чтобы сосредоточиться на показательном выступлении, пропавшем полукровке и жутких фейри, намеревавшихся заполучить нас обоих, я раз за разом мысленно возвращался к Кензи Сент-Джеймс. Мысль позвонить ей и узнать, все ли с ней в порядке, становилась все заманчивей, но я вскочил с кровати и сердито переместился в гостиную, где включил телевизор, лишь бы заглушить предательские мысли.

День прошел как в тумане. Я не отрывался от старых боевиков и даже не пропускал рекламные ролики. Старался не вставать с дивана, опасаясь, что если войду в комнату, то увижу немигающий телефон и пойму, что Кензи не звонила. Или, что куда хуже, она все-таки звонила, и у меня возникнет искушение перезвонить. Я валялся на диване, окруженный пустыми пачками чипсов, грязными тарелками и банками из-под газировки, до позднего вечера, но вскоре маме это надоело, и она раздраженно проворчала что-то о разлагающихся мозгах и пролежнях и велела сделать что-нибудь полезное.

Я выключил телевизор и сел, погрузившись в размышления. До показательного выступления оставалось всего несколько часов. Я вернулся в комнату и покосился на телефон, лежавший на углу стола. Ничего. Никаких пропущенных звонков, сообщений – ничего. Я даже не знал, радоваться мне или разочаровываться.

Однако стоило мне только потянуться за ним, он зазвонил. Не проверяя номер, я схватил его и приложил к уху.

– Алло?

– Итан? – Голос на другом конце провода, вопреки всем надеждам, принадлежал не Кензи, хоть и показался мне смутно знакомым. – Это Итан Чейз?

– Да?

– Это… миссис Уиндем, мать Тодда.

Сердце пропустило удар. Я с трудом сглотнул и крепко сжал трубку, когда голос на другом конце продолжил:

– Знаю, что полиция уже говорила с вами, – произнесла она дрожащим, надломленным голосом. – Но я… я хотела узнать сама. Вы говорили, что вы друг Тодда… Вам известно, что с ним могло случиться? Пожалуйста, я в отчаянии. И просто хочу, чтобы мой сын вернулся домой.