Страница 4 из 12
Матузков уводил разговор из неприятного ему русла, но парочку с хутора Кривого не так-то просто было сбить с толку. Домовой уже облетел Кольчугинский отдел полиции и рассмотрел, как поживают работники сыска, дознания и прочие. У начальника милиции стены были отделаны морёным дубом, в центре кабинета на полу красовался рыжий коротковорсный ковёр, а кресло руководителя отливало тёмной бронзой. В штабе домовой увидел обстановку попроще, но одобрил и её. А при осмотре кабинетов следователей и отдела по работе с малолетними нарушителями Борода испытал разочарование и даже недоумение. Стены этих «государственных комнат» не видели ремонта со времён постройки здания. Единственным новым предметом в каждом кабинете был портрет президента.
– Это кто? – ткнул пальцем в портрет Борода.
– У, брат…– скривился Матузков, – это наш президент. Самый главный в государстве человек. Гарант законности и всё такое.
– Ты уверен? – недоверчиво наклонила голову Степанида и, не дождавшись ответа, вскарабкалась на полочку для книг, поближе к портрету. Она пару минут с интересом рассматривала изображение главного в государстве человека: седые волосы, зачёсанные наверх и набок, маленькие раскосые глазки, крупный пористый нос, ватные щёки и безвольную линию подбородка с косой ямкой. Домовой подлетел к портрету и поцокал языком.
– Хороший портной у этого президента.
– И лекарь тоже, – поддакнула Степанида, – но всё же таки наиглавнейший человек бражником быть не должен.
– Бражником? – повторил с удивлением Матузков.
– Именно, – мышь сбежала по длинной плети вьющегося цветка вниз и прыгнула на стол Матузкову, – квасником, лотрыгой, пьяницей. Этак он пропьёт не только денежки на ремонт кабинета следователя, а всё, что ни попадётся под руку. А рука его в государственном кармане.
Следователь засмеялся.
– От государства помощи ждать… пустое дело. Для того я тебя, Борода, и взял в Кольчугинский отдел, чтобы ты тут по-хозяйски осмотрелся, прикинул, что к чему, и порядок навёл. А борода твоя отрастёт. Это невеликая потеря. Наш царь-батюшка Пётр Великий тоже боярам бороды рубил, а дух русский не выветрился.
Степанида залезла на подоконник и стала обнюхивать чахлые растения, утратившие в людской памяти латинские названия. На горшках было написано: «Матвеев» и «Никоненко». Матузков полил их под корни из пластиковой бутылки, потом ярлычок «Матвеев» отлепил, приклеил другой: «Плотников».
– Это чаво? – спросила грамотная Степанида.
– Это мои висуны, ну то есть дела нерасследованные, а с Матвеевым я определился, скоро закрою, направлю на утверждение.
Степанида одобрительно кивнула. Этот хозяйственный подход ей очень понравился, как и сам следователь Матузков. И с нечистью он был знаком, но относился без панибратства, и её вредительницей-домушницей не обозвал, а пригласил в помощники. И китель на нём был ох какой пригодный. Во множестве хаотично пришитых карманов можно было найти все блага мира: сухпаёк, гребешок без двух зубьев, талисман таёжного шамана, осколок зеркала, трубку телефона, октябрятский значок и даже сберкнижку на предъявителя за 1985 год.
Потом Матузков посуровел, взглянул на часы и сказал, что зовёт его распрекрасная служба, надо отдавать долг родине и обществу. Вышел из кабинета и дверь запер, новая компания осталась осваиваться. До чего же домовому Бороде не понравилось новое место! Другого слова, кроме «мусорка», и не подобрать. Ни изба, ни терем, ни дом, ни мезонин, ни усадьба. Здание с колоннами и широченной лестницей, со множеством ходов и выходов, с подвалом и чердаком и даже потайными комнатами. Сарай, овин, баня – это не место для домового, это каждой нечисти известно. Но и общественные здания – не самое лучшее место, хотя и не запрещённое.
Борода кручинился: «Где б ни родился, а нигде не пригодился». Мышь Степанида, верная спутница изгнанника, ласково утешала: «Бородушка, любезный мой друг! Не печалься, оглядися. Беспорядок тут, а твоей кипучей натуре есть, где разгуляться, потешиться». Сама уже околесила соседние кабинеты, разжилась печеньем и сверкала сытыми глазёнками. Борода уселся на несгораемом шкафу, свесив широкие босые ступни.
– Приоделся бы, – подсказала мышь, – новое место означает новую службу, значит, и внешний вид подходящий надо иметь.
– Ни в жисть поганые погоны не надену, – недовольно и вместе с тем высокомерно ответил Борода, но сам повёл плечами и встряхнулся. Старая косоворотка его разлезлась и испарилась с глаз долой, а вместо неё появился мундир с латунными пуговицами и тёмные брюки с красными лампасами.
– И где это ты такую срамоту видел? Чисто городовой. Уж коли вид возжелал официяльный, мог бы и гусаром вырядиться иль каким-то гвардейцем! – возмутилась Степанида.
– Гляди, не поперхнись! – буркнул Борода, весьма довольный собой.
– У меня прям лапы чешутся! Так хоцца обежать все этажи. За неделю, поди, взором не окинешь! Эх, империя! Тебе, друг мой сердечный, такая территория досталась, а ты печалишься!
Борода оглядывался. Место ему не нравилось, но как человек служивый, должен был во всём разобраться и навести порядок. Понять бы какой? Прокуренный кабинет, облезлая мебель, портрет президента… Пожалуй, последнее было хорошо, Борода не чувствовал себя тут единственной нечистью.
– Пожалуй, ты права. Надо познакомиться с местными да известить, что прибыл хозяин.
Первым делом Борода двинулся в отдел материального обеспечения, справедливо полагая, что именно там нужнее всего хозяйская рука. Дверь отдела выглядела весомо, Борода с удовольствием произнёс: «Устойчивость к вскрытию и другим механическим посягательствам высокая». Он просочился в замочную скважину, а мышь юркнула под неплотно прибитый плинтус. Парочка была чрезвычайно довольна осмотром отдела: ряды упакованных сухпайков, ящики с тушёнкой, вода в канистрах, одеяла и шинели, палатки и спальники, и много всего такого, чему Степанида определения дать не могла.
– Сколько сырья и матерьялов… – ахнула мышь.
– Какая обильная ресурсная база! Тут всё есть, – подтвердил Борода.
– Есть, да не про вашу честь! – взвизгнул кто-то из-за штабелей с палатками.
Наружу вылезла лохматая, кривая на один глаз кикимора. Она упёрла руки в боки и окинула непрошеных гостей критическим взглядом.
– Здрастье, – скромно сказала Степанида, а Борода подбоченился.
– Имею честь представиться. Я – Борода, новый домовой Кольчугинского отдела.
– Борода? – неприлично захихикала кикимора,– это разве борода? Это ошмёток какой-то, тоже мне.
– Он пострадал из-за несправедливого суда Надмирной Инквизиции, – изрекла мышь голосом, полным достоинства и укоризной. Борода нахмурился и опустил голову.
– А, да, слыхала-слыхала, – подтвердила кикимора, – а я, стало быть, Хаврошка.
– Степанида я, – представилась мышь.
– Жена евонная?
– Суженая, – уточнила Степанида.
– В общем, сразу рассадим цветочки по кочкам, – нагло заявила Хаврошка, – я прежнему домовому не подчинялась, и этому не собираюсь. Прежний был ох какой сокол, не чета тебе, Борода, ты уж не серчай. Нахожусь я в подчинении начальника отдела материального обеспечения, а с ней даже сам начальник полиции Гургенов не связывается. Так что … Нету надо мной вашей власти. Тем более что ты, домовой, ненастоящий, а разжалованный. Так-то.
И указала на дверь. Пришлось Бороде и его подруге убираться несолоно хлебавши.
– Ах ты ж, зараза злокозненная. Я хоть и наказан гораздо, а всё ж Хозяин. Я тебе покажу, ты у меня ещё благословиться за молочком придёшь просить, а я тебя рожей в постную тюрю макну, – злился Борода и махал кулаками, как мельница лопастями.
Никогда Степанида не видала его в таком дурном расположении духа и закручинилась. Дорожка привела парочку в топочную, которая находилась в подвале. Там на подоконнике у большого чугунного котла сидел запечник в латаном зипуне. Завидев сурового домового и его спутницу, он спрыгнул, и, шаркнув ногой, обутой в лапоть, сказал: