Миланский вокзал

Рикардо встал и потянулся, разминая затекшую спину после долгого пребывания в скрюченном состоянии, затем сделал несколько шагов назад, чтобы иметь возможность видеть картину в целом. Несколько минут он оставался погруженным в созерцание, пытаясь очистить свой разум, а его глаза впитывали каждую деталь того, что было перед ним, не фильтруя ее через интерпретации или догадки.

Постепенно к нему пришло осознание того, что он совершил фундаментальную ошибку: до сих пор он смотрел на эти убийства своими глазами, а не глазами убийцы. Он позволил себе быть ослепленным их чудовищностью, убедив себя, что это ключ к их пониманию, и поместил их в раздел серийных убийств, потому что уже был с ними знаком. Однако он ошибался – для тех, кто убивал этих зверей, насилие было средством, а не целью. Причинение боли не доставляло изуверу особого удовлетворения; он делал это лишь в той степени, которая была необходима для достижения его целей. Но каких? Ответ, пусть и нечеткий, появился у него в тот самый момент, когда Рикардо задал себе этот вопрос. Потрошение, удаление сердца, увечья должны были быть частью ритуала. Животные были убиты во время некоей церемонии типа жертвоприношения или чего-то в этом роде. Да и наличие свечей указывало в этом направлении. Если все было так, Меццанотте шел по следу не начинающего серийного убийцы, а одного или нескольких последователей какой-то секты или культа. Что это могло быть? Сатанизм? Черная магия?

Рикардо не знал этого, так же как не знал, почему после жертвоприношения они не избавлялись от тел, а просто бросали их где-то на территории вокзала. Чтобы их нашли? Словно они хотели послать сообщение? Если да, то какое значение это могло иметь? Единственное, что он мог придумать: эти действия – предупреждение или угроза. Но кому?

Меццанотте почувствовал, как у него закружилась голова. Было слишком много вопросов и почти никаких ответов, миллион сомнений и очень мало фактов. Однако в одном он по-прежнему был уверен: адресат сообщений пока не получил их. А что вы делаете, если кто-то вас не слушает? Вы повышаете голос до тех пор, пока на вас не обратят внимание. Именно поэтому они убивают все более крупных животных. Может ли он исключить, что для того, чтобы их воспринимали всерьез, они пойдут на то, чтобы приносить в жертву людей? Ни в коем случае. Кто бы ни стоял за этим, он не шутит – и не остановится, пока не достигнет своей цели, чего бы ему это ни стоило. Не было ничего, на что он не был бы готов пойти ради достижения этой цели. Меццанотте чувствовал это, знал это.

Ему нужно было узнать больше, но своими силами он не смог бы продвинуться дальше. За время работы в Мобильном отделе Рикардо усвоил одну вещь: если в деле об убийстве и есть сундук с драгоценными следами и уликами, которые часто могут дать решающий толчок расследованию, то это тело жертвы. Однако в одиночку он никогда не смог бы заставить его раскрыть все свои секреты. Остается только одно, решил он, заставив замолчать тоненький голосок в своей голове, как только тот попытался открыть рот. Это был не самый надежный план, нехотя признал Меццанотте, но другого выхода не было. Если, конечно, он не смирится и не сложит руки, а он не собирался этого делать.

– Черулло, окажи мне услугу, – обратился Рикардо к стоявшему на пороге офицеру, который к этому времени был занят тем, что не давал пассажирам, которые снова начали толпиться на вокзале, пройти в зал. – Найди большой целлофановый пакет и принеси его мне, быстро. А еще скотч.

– Инспектор, но где мне их найти?

– Да откуда мне знать? Прояви творческий подход. Попробуй спросить в каком-нибудь магазине или баре… Давай, пошевеливайся, я не могу ждать тут целый день.

Прошло около двадцати минут, когда Меццанотте, оставив агента Черулло приводить в порядок зал ожидания перед возобновлением доступа, направился к офису «Полфера» с собакой, завернутой в целлофан, под мышкой, не обращая внимания на взгляды, которые бросали на него люди, когда он проходил мимо. Инспектор был полон решимости убедить комиссара Далмассо дать ему разрешение на вскрытие тела и проведение обширных лабораторных исследований. Тоненький голосок в его голове уныло вздохнул.

Меццанотте надеялся пробраться внутрь и устроить засаду у кабинета начальника, пока его никто не увидел, а затем дождаться подходящего момента, чтобы встретиться с комиссаром лицом к лицу. К сожалению, все сложилось иначе. Этот идиот Черулло, должно быть, позвонил по телефону, сообщая о его прибытии, потому что сразу за дверями секции его ждал «приветственный комитет» в составе Карбоне, Лупо, Тарантино и других офицеров.

– Эй, Меццанотте, что у тебя там за фигня? – воскликнул Карбоне с ухмылкой на своей мерзкой физиономии.

– Не твое собачье дело. Извини, я спешу.

Рикардо попытался проскользнуть в коридор, ведущий в комнату офицеров, но Карбоне стоял перед ним, преграждая ему путь, поддерживаемый своими прихлебателями, жевавшими, как обычно, жвачку. Тарантино, который был ниже ростом, с насмешкой надул пузырь, но сделал что-то не так, потому что тот лопнул, облепив жвачкой все его лицо.

– Да ты, я смотрю, ударился во все тяжкие, – насмешливо заметил Карбоне, вызвав одобрительные смешки присутствующих. – Чего, фоток тебе мало, натуры захотелось?

– Очень остроумно. Может, я пройду? – сказал Меццанотте, стараясь не потерять самообладание.

– Ну давай, скажи мне, я счас помру от любопытства. Ты с ними там, что… – Он осклабился.

Лупо, Тарантино и остальные с удовольствием хихикали, а Карбоне, самодовольный и злорадный, таращился на него. И снова его нос был в нескольких сантиметрах от Меццанотте. И, опять же, искушение втащить ему в рыло было практически непреодолимым. Но Рикардо овладел собой, просто оттолкнув его плечом, чтобы пройти мимо.

Застигнутый врасплох, Карбоне потерял равновесие и не упал только потому, что ударился спиной о стену.

– Куда пошел, извращенец? Я еще не закончил с тобой, – вопил он, преследуя Меццанотте по коридору.

Догнав Рикардо на пороге комнаты офицеров, он вцепился ногтями в его плечо, заставив обернуться. Тем временем, привлеченные суматохой, еще несколько полицейских появились у дверей кабинетов, чтобы поглазеть на это зрелище. Многие хихикали, предвкушая разборку между этими двумя, которая уже давно витала в воздухе. Уголком глаза Меццанотте заметил среди них Нину Спада. Однако она не улыбалась.

Карбоне схватил его за ворот куртки и притянул к себе.

– Я заставлю тебя засунуть твое гребаное высокомерие куда подальше, Меццанотте, – прошипел он, забрызгав слюной все лицо Рикардо. – Ты просто хренов дятел, и даже форму больше носить не имеешь права!

– Давай, придурок, – ответил Рикардо низким, смертельно спокойным голосом, глядя ему прямо в глаза. – Ну же, ударь меня первым, здесь, на глазах у всех. Тогда ничто не помешает мне уделать тебя.

Мануэль Карбоне, должно быть, увидел что-то в глубине его глаз, что-то, что испугало его, потому что он отпустил руки и сделал шаг назад, внезапно почувствовав себя неуверенно.

– Какого черта здесь происходит? Что за шумиха? – вдруг раздался голос.

При виде комиссара Далмассо, появившегося в конце коридора в шинели и с портфелем в руке, все разбежались, оставив наедине Меццанотте и Карбоне, по-прежнему стоящих лицом друг к другу.

Далмассо посмотрел сначала на одного, потом на другого, потемнев лицом; при этом он не упустил из виду завернутый пакет, который Рикардо все еще держал под мышкой.

– Суперинтендант Карбоне, разве вас не ждет работа? Убирайтесь. Что касается вас, инспектор Меццанотте, пройдемте со мной, – сказал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Пока комиссар с нарочитой медлительностью вешал шинель на вешалку и открывал портфель, доставая какие-то документы, Меццанотте, закрыв за собой дверь, нервно искал глазами место, куда можно было бы положить свой жуткий сверток. За неимением лучшего в конце концов положил его на стул напротив стола, оставаясь стоять в ожидании, пока руководитель решится что-то сказать.