Страница 4 из 20
На Хитровке можно было купить всё что угодно. В том числе – и любого человека для любой преступной деятельности. Можно было и продать всё, что этой деятельностью добывалось или предполагалось к добыче заранее. Даже за несколько месяцев вперёд, о чём какой-нибудь обыватель и не догадывался, считая имущество своим. Причём совершенно напрасно, так как оно уже было продано, или проиграно в карты, или заложено.
Вторым опасным местом являлась Трубная площадь. Там находился известный публике своей печальной славой трактир «Крым». В этом месте можно было найти любого специалиста преступного мира. Первый этаж был отведён под торговлю, второй и третий – под ресторан, где гуляли шулеры, деловые люди и прочие весёлые и свободные от дел и требований государства люди. Но мало кто из обывателей знал, что под трактиром «Крым» находились ещё два трактира – так называемый «Ад», занимавший часть подвального помещения, и «Преисподняя» – располагавшийся в остальной.
В трактире «Ад» публика была посерьёзнее, обычный обыватель туда не заглядывал. Попытка пройти без надлежащих оснований для обычного человека могла закончиться увечьями или смертью. Ещё сложнее было попасть в трактир «Преисподняя», туда допускались по особым словам, по знанию в лицо. Там собирались основные вожаки преступного сообщества, разрабатывались новые большие криминальные дела, шла игра в карты по-крупному. На кону могли быть деньги в десятки тысяч. В этом заведении сеть ходов и подвальных помещений позволяла уйти от любой полиции.
Евграф в этих криминальных местах бывал несколько раз, но только с облавой. Ради профилактики и наблюдения – ни разу. Дело было очень опасным и требовало личного разрешения Струкова. Прежде чем решиться на такое, нужно было создавать систему подстраховок.
Свои особенности имели Марьина роща и Грачёвка. Там процветали воровские порядки, находили прибежище воры всех мастей. Но Грачёвка была особой, там были самые дешёвые притоны, собрались почти все самые прожжённые женщины легкого поведения под охраной знающих жизнь и преступный мир «котов» – сутенёров. Те не только эксплуатировали их по женской натуре, но и через них выискивали клиентов для ограбления.
Основное количество преступлений происходило в праздничные дни. Как правило, местные деловые люди готовили наживу, выбирали богатых и неосторожных купцов, мещан, замышляли мошеннические схемы. Приезжие ухари-налётчики захватывали эту наживу и в дальнейшем, естественно, делились с местными.
Все эти места были самой большой головной болью сыскной части. Все знали, что ворованное имущество и всевозможный преступный люд надо искать именно там. Только проникнуть туда было сложно, да практически невозможно. Если и заводился какой агент, то жил он, как правило, недолго и умирал не своей смертью, а с чьей-то помощью. Нетрудно догадаться, с чьей!
Глава 2 Пожар на Императорском заводе
Николаю Никифоровичу Струкову было пятьдесят пять лет. Ранее он служил частным приставом одного из семнадцати районов Москвы. Первым начальником сыскной части был назначен недавно и ещё не привык к должности.
В штате сыскной части было всего тридцать восемь чиновников, надзирателей и помощников на всю восемьсот тысячную Москву, с жителями и приезжими.
Тулин и Струков были знакомы около трёх лет. После ухода с военной службы в звании штабс-капитана Евграф был принят в управление московского обер-полицмейстера на должность, предусматривавшую присвоение статского чина титулярного советника.
Через некоторое время его благополучно получил, что соответствовало его предыдущему армейскому званию. По долгу службы ему приходилось заниматься расследованиями уголовных преступлений. Часть города, которой руководил пристав Струков, была одной из самых криминальных и активных по части уголовных деяний, поэтому служебные встречи были нередкими.
Николай Никифорович родился в Малоярославце Калужской губернии. Карьеру свою сделал трудом и риском, самодурством и высокомерием не страдал. Струков имел статский чин коллежского советника, соответствовавший шестому классу согласно «Табели о рангах», в армейском звании – полковнику пехоты или гвардии, что требовало обращения: «Ваше высокоблагородие». Несмотря на то что чин самого Евграфа соответствовал всего лишь девятому классу и армейскому званию штабс-капитана, это не повлияло на человеческие отношения между ними, общались они без условностей.
Когда вновь образованное сыскное отделение возглавил Николай Никифорович Струков, он сразу завёл строгие порядки. Требовал от всех на службе и вне службы вести себя скромно и прилично. Быть уживчивым по отношению к товарищам, с публикой быть вежливым, предупредительным, готовым всегда помочь пострадавшим, в особенности – от действий злонамеренных лиц и всякого рода злодеев. Вознаграждения и подарки принимать от частных лиц, которым были оказаны помощь или содействие в достижении правоты, было запрещено. Бесплатно ходить в увеселительные учреждения, где обычно собиралась всякая праздная публика, если это не вызвано делами розыска, поиска преступников и всяких злонамеренных лиц, Струков тоже запретил. Бесплатно ездить на извозчиках можно было только на основе специальных служебных билетов и в целях служебной надобности. В отношении скромности, взаимоуважения, помощи попавшим в беду всё было понятно и предельно ясно. Однако в отношении вознаграждения и бесплатного посещения публичных мест, использования извозчиков всё было сложно. Уголовный сыск требовал растрат. Как посетить трактир с целью негласного наблюдения и не потратиться? Как быть на празднике в окружении публики с целью розыска преступника и представить билет в театр, приобретённый полицейским управлением? Как незаметно доехать до нужного тайного места, предъявив извозчику служебный билет? Никак!
Подобных поворотов казуистики было предостаточно. Поэтому все делали вид, что неуклонно соблюдают установленный порядок, но делали по-своему. Каждый крутился как мог.
Сам Струков ходил в форменной одежде, того же требовал от своих помощников по особым поручениям, за исключением работы по делам сыска, и с этим приходилось мириться. В остальном начальник был молодец, служащих от нападок прокурора оберегал и защищал, всячески заботился.
Пока Тулин придавался размышлениям, время прошло незаметно. Наконец-то дверь из кабинета начальника открылась, и из помещения вышел армейский полковник. Осмотрел строгим, надменным взглядом вставшего Евграфа, как бы оценивая на степень умелости и способности. С этой целью он даже остановился напротив него. Затем повернулся к Струкову, попрощался и ушёл.
– Заходи, Евграф Михайлович! Рад видеть! Я вначале вызвал тебя для отчета по поездке в Санкт-Петербург, но гость все планы перепутал и работы подкинул! Появился как снег на голову. Но, думаю, что за неделю управишься, – интригующее заявил он, пропуская Тулина перед собой в кабинет.
– Что за гость такой серьёзный и загадочный? На меня посмотрел, как купец на приказчика, – уточнил сыщик.
– Да, полковник из военного ведомства. С поручением от начальника главного оружейного управления. Вот поэтому и важный, на кривой козе не объедешь!
– Это и видно, штабной! – с сарказмом заметил Тулин.
– Сейчас расскажу. Давай чайку выпьем, недавно заварил свежего иван-чая. Сейчас модно говорить – копорского, для армейского гостя. А гость отказался! Ну и хорошо, сами выпьем!
Налив чаю обоим, Струков продолжил: «Так вот, дорогой Евграф Михайлович, в Туле большое происшествие! Дело какое-то тёмное, с большими последствиями. Что и как, гость не сказал. Скажу честно, обеспокоен лично начальник главного оружейного управления, и обер-полицмейстер в курсе событий. Скорее всего, через час или другой узнает и военный министр».
– Очень загадочно и интересно, – удивлённо заявил Тулин.
Отпив чаю, Николай Никифорович продолжил: «У них там произошёл вчера пожар в правлении завода. Ущерб малый, однако сам начальник Императорского завода генерал Василий Николаевич Бестужев вышел с ходатайством помочь ему в расследовании. Очень взволнован. И дело совсем не в пожаре, а в утере каких-то документов, имеющих весьма серьёзное значение для оружейного дела. Просит самого лучшего сыщика, непременно из Москвы. Кроме того, надёжного и порядочного, умеющего язык за зубами держать. Вот по этому вопросу полковник и приезжал. Распорядительную промеморию привёз за подписью начальника главного управления и обер-полицмейстера».