Страница 2 из 20
Когда он разговаривал со страдальцем, отвечая на его вопросы, на губах появлялась лицемерная улыбка сочувствия, невидимая в сумраке комнаты.
– Верю, Кормчий, верю, только невыносимо больно мне. А как там на заводе, никто не спохватился?
– Глупые они, грешники вечные, ничего не узнают. Головы у них мирские, без истинного учения и веры. Пойду я, а поздней ночью вернусь с доктором. Жди и не волнуйся, пусть с тобой останутся вера, моё благословение и дух общины. А где бумаги, Ванечка?
– Под столом, Кормчий, в корзинке, накрыты тряпьём, тебя ждут. Верю, жду и надеюсь! – с этими словами больной, не обращая внимания на гостя, впал в обессиленное состояние, а затем в болезненный сон, прерываемый всхлипами и стонами.
Мужчина впервые с некоторым сожалением посмотрел на него. Хотел накрыть вторым, лёгким одеялом, лежащим рядом, на табурете. Для этого он уже протянул руку, но затем отдёрнул и брезгливо отвернулся. Подошёл к образам-картинкам, постоял молча возле них, угрюмо взирая и беззвучно, одними губами, что-то произнёс несколько раз. Повернулся и прошёл к столу на кухне, заглянул под него и, откинув тряпьё, достал свёрток. Осторожно развернул большое холщовое полотенце, в которое что-то было завёрнуто. Посмотрел на содержимое – плотную пачку каких-то бумаг. Вновь завернул и осторожно забрал с собой.
«Как вовремя я приехал, этот дурень совсем обезумел. Ещё бы немного, и всё бы провалилось, вся задумка коту под хвост. Жаль его, конечно, но кто же ожидал такого. Надо срочно следы заметать, может, и в ночь сегодня. Ладно, не впервой концы в воду хоронить, и в этот раз всё будет как надо», – думал гость, следуя через избу к выходу.
Уходя, тщательно прикрыл входные двери деревянного дома, затворил калитку забора и вышел на улицу. Сел в экипаж и, внимательно посмотрев по сторонам, отдал приказ: «Трогай. Гони, но в осторожности».
Прошло некоторое время, Ванечка очнулся. Медленно встал, превозмогая боль во всём теле, осмотрел свои дрожащие руки и потное зябкое тело. Лицо передёрнула судорога страха и жалости к самому себе. Ковыляя, подошёл к переднему углу, где имелись образа.
«Как же больно! Все внутренности выворачиваются наизнанку. Кожа стала жёлтой, не стихает боль в животе. Невозможно глотать, болит горло. Всё болит, всё тело ломит. Нет ни одной части тела, чтобы не болела. Что же делать? Кормчий обещал, что всё будет хорошо, а на самом деле всё плохо. Нужен доктор, да где же его взять? Но он же обещал, что всё будет хорошо, и доктора обещал. Должен выполнить своё обещание, он же отец нам, он же тульский Кормчий», – подумал страдалец.
Затем Ванечка встал на колени и начал беседовать с картинками-образами, стоящими в углу. Он говорил вслух, по-своему молился, периодически корчась от боли. Так длилось некоторое время, но лучше от молений не становилось. Желание естественного испражнения организма заставило его отойти от красного угла, выйти из горницы и переместиться в дальний угол холодной прихожей. Там имелось отхожее ведро, предназначенное для этого случая. Дефекация не принесла облегчения. Страдалец развернулся и краем глаза посмотрел на результаты естественного процесса организма, на свои испражнения.
– Ой, ой! – закричал Ванечка от увиденного в ведре.
Лицо его передернулось от ужаса. Ведро дымилось, а сами испражнения светились в темноте.
«Как же больно. Где же учитель-Кормчий? Он обещал ночью приехать и помочь. Он сказал, что это дело нужно общине, что это не опасно. А что получилось? Я умираю! Нет, надо верить, Кормчий не обманет. Наступит ночь, и он приедет с доктором. Доктор поможет и избавит от болей. Но почему так пахнет чесноком? Я же не ел чеснок! Зачем я согласился на воровство? Вот моя расплата», – подумал Ванечка.
Внезапно он посмотрел на свои руки, на них образовались красные яркие язвы от запястий до плеч. Но это ещё не всё, язвы на руках светились в темноте слабым и неестественно бледным светом. Ванечку поразил страх, невыносимо заболел желудок, страшная боль пронзила голову и всё тело. Страдалец протяжно закричал и упал на пол с затуманенным сознанием.
Некоторое время в его голове, разрывающейся от боли, один за другим следовали образы, меняя друг друга. Вначале появились родители, взирающие на него из глубины небесных облаков, затем кресты на их могилах. Потом неизвестные люди в белых одеждах весело хороводили, веселились и пели. Затем хороводы людей сменились на бег по кругу волков и лисиц, противно и беспрестанно воющих и дерущихся между собой. Потом животные превратились в яркие огни, быстро кружащиеся вокруг человеческого тела, лежащего на полу в скорченном состоянии.
Сознание и душа окончательно покинули Ванечку.
Глава 1 Преступный мир Москвы
Молодой человек тридцати лет, чистил оружие, любовно протирая каждую деталь. Это был Евграф Михайлович Тулин, бывший офицер российской Императорской армии, а ныне чиновник по особым поручениям сыскной части московской полиции.
Револьверов было два. Первый, Смита и Вессона, шестизарядный с укороченным стволом. Это оружие сыщик предпочитал применять в местах, где было много обывателей и публики. Благодаря укороченному стволу уменьшалась случайность поражения невинного человека. Второй – французский, системы Шарль-Франсуа Галана, Tue Tuе. В переводе – «убить-убить».
Евграф Михайлович находился в хорошем настроении от предвкушения встречи с начальником недавно созданной сыскной части Николаем Никифоровичем Струковым, с которым он находился в приятельских отношениях.
Тулин прибыл из Санкт-Петербурга только вчера. После покушения на императора он был откомандирован из Москвы на три месяца в северную столицу для помощи в проведении обысков и облав в отношении членов движений «Народная воля» и «Чёрный передел». Обе организации преследовали цели свержения монархии, однако разными путями. В «Народной воле» собрались оголтелые террористы по своим жизненным убеждениям. В «Чёрный передел» вошли более умеренные революционеры, считавшие главной формой работы с народом агитацию и пропаганду. Тринадцатого марта 1881 года Александр Второй выехал из Зимнего дворца Санкт-Петербурга в Михайловский манеж, где собирался присутствовать на разводе войск по караулам. После развода он изменил планы и маршрут движения, однако это не помешало террористам реализовать свой план. Около пятнадцати часов дня под ноги лошадей, запряжённых в карету императора, была брошена бомба одним из революционеров. От взрыва было ранено из свиты, конвоя и полиции одиннадцать человек, в том числе пострадал мальчик четырнадцати лет, случайно находившийся на месте взрыва. Сам император не пострадал. Охрана уговаривала государя покинуть место взрыва, но природное благородство не позволило это сделать. Государь подошёл к раненым, чтобы помочь им. В этот момент судьба настигла его второй бомбой.
Правящий дом Романовых и возмущённое правительство выработали решение об увеличении полиции, расширении её полномочий. Были приняты гласные и негласные меры по укреплению гражданского мира и спокойствия. Шли разговоры, что, несмотря на противодействие либеральных кругов, к концу года будут приняты государственные решения, направленные на подавление возможных революционных выступлений. В них предполагалось дать особые властные полномочия губернаторам и командующим округами. Общество присмирело, оно начинало понимать, какое непростительное и преступное действие совершило.
Власти действовали решительно и энергично. За очень короткое время все террористические группы были выявлены. Более восьмидесяти активных членов были задержаны, а пять из них повешены на плацу Семеновского полка. Более пятидесяти отправлены на каторгу. Различные сроки уголовного наказания получили и остальные.
– Ваше благородие, господин Струков приглашает! – сказал вошедший надзиратель.
– Что так рано? Шеф, как правило, в это время обычно занимается изучением докладов и донесений за прошедшую ночь. Сводки читает по всяким преступлениям, грабежам и другим неправедным событиям, произошедшим в белокаменной, – шутливо ответил сыщик. – Я вот револьверы ещё не дочистил. Что-то изменилось, пока меня не было? Отвечай, друг мой!