Клад Белёвского Худеяра

Евграф Михайлович вместе с Кротовым немедля вернулись в дом и потребовали от княгини представить украшения, та вначале сопротивлялась, но затем представила, не ожидая подвоха. Как только это произошло, ввели заплаканную служанку и сравнили украшения. Они как две капли воды были похожи друг на друга. Впрочем, в суде дело развалилось, так как злой умысел доказать не удалось. Все, кто довёл князя до смерти, были связаны круговой порукой. Но княгиня Н. уступила наследнику – подпоручику М. значительную часть наследства без судебных дрязг. Все остались довольны, кроме покойного князя, любителя театров, молодых женщин и алюминия. Как говорится, где чёрт не справится, туда бабу пошлёт.

Глава 5 Год 1526. Суздаль

Белёвский боярин Тихон Тищенков не один раз воевал против Крымской орды и выполнял опасные наказы царя с риском для жизни. Поэтому ко всему он подходил очень ответственно, так как в воинском искусстве мелочей нет. Первым делом он прибыл на посад ко двору суздальского воеводы. Представил царскую грамоту и сам показался. Воевода его прибытию совсем не удивился, видимо, заранее был оповещён о прибытии царственной инокини с конвоем. Он, проявляя гостеприимство, немедля пригласил боярина Тищенкова поселиться у него вместе с женой. Тихон приглашение принял, поблагодарив за добрую встречу. Однако ему этот человек не понравился, хитёр больно и пронырлив казался, хотя и служба не простая – воеводская, за всеми глаз да глаз нужен. Но и выбора у него не было, сам был обязан надзирать за опальной царицей, а воевода надзирал за ним. Таково-то служить при сильных мира сего, сам себе не хозяин, каких бы званий и чинов ни имел.

Боевых холопов разместили в приказной избе. Лошадей, возки и скарб в возках оставили до утра на улице, приставив к ним сторожей из своих конвойных воинов-холопов. На следующий день воевода обещал выделить для них отдельную избу, уплотнив посадских. Своих людей боярин распределил на службу и на отдых, сразу назначив сторожевой разъезд – по два боевых холопа в ночь, со сменой в один раз. Приказ отдал смотреть во все глаза, вокруг монастыря и на посаде, чтобы покой великой монахини беречь надёжно.

«Мало ли что случиться может, – думал боярин. – Великий князь на плаху голову боярскую положит без раздумий. Хоть и опальная жена великая княгиня и бывшая царица, но жена. Да и мало ли как повернётся. Род Сабуровых, хоть и не самый многочисленный и богатый, но и не последний на Руси. Куда ни кинь, везде клин».

Поблагодарив воеводу, Тищенков распрощался с ним до утра. Постоял на улице, посмотрел на месяц, подышал морозным воздухом и пошёл к жене.

– Как расположился? Все ли приказы отдал? – спросила Марьюшка, надёжный спутник и любимая женщина.

– Посты разъездом отправил, возки под охрану взял. Воевода местный мне не нравится, услужлив на виду, а сам глазами так и ест. Помимо нас в Москву докладывать будет обо всём происходящем. Осторожнее с его женой будь, лишнего не говори. Завтра поутру на молитву ступай, помолись, дождись княгиню. Увидишь её, спроси, куда скарб отвезти? Поговори, окажи уважение и заботу. Может, пожеланья у неё какие будут? Да и грамоту царя мне отдать ей нужно. Перед отъездом сам мне вручил и наказал на месте представить. Как сама себя чувствуешь, не растрясла дитё?

– Нормально всё у меня, Тихон. Дорогу легко перенесла, да и плоду всего три месяца. Княгиню жалко, говорят, насильно постригли, – ответила Марьюшка, готовя постель.

– Дело не наше, царское, меньше говорить будем, дольше поживём. Давай спать, устали в дороге, утром разбираться будем, как жить и служить дальше.

Ночь прошла без происшествий. Жена боярина Тищенкова с заутренней молитвы пришла радостная. С порога объявила, что великая инокиня ждет боярина. Кроме того, сообщила, что Соломония, по новому обращению инокиня София, милостиво с ней поговорила и просила, чтобы чаще заходила, не чуралась. Справилась о здоровье, впервые заметила её состояние, поинтересовалась, на каком месяце ходит. Кого ждём и желаем, уточнила. Приказала, чтобы скарб её в монастырь отправили, все три возка на монастырский двор определили.

Боярин внимательно выслушал, немедля собрался и последовал в монастырь. Прибыв, был допущен без волокиты, видно, что ждали. Вошел в церковь, помолился, затем, выйдя из храма, увидел бывшую великую княгиню, гулявшую по монастырскому двору в сопровождении настоятельницы. Видимо, знакомилась с монастырём. Тищенков подошёл, низко поклонился, попросил выслушать. Получив разрешение, вручил грамоту Великого князя. Великая инокиня грамоту взяла, внимательно посмотрев на Тищенкова, прочла не торопясь.

– Откупился муж бывший, государь наш Василий Иоаннович. Сёла Вышеславское и Борисовское со всеми починками дарит, – обратилась она к настоятельнице, – о чём в этой грамоте писано.

– Где эти сёла, не знаешь, боярин? – спросила инокиня у Тищенкова.

– Неизвестно мне, государыня, – ответил Тищенков, уважительно кланяясь.

– Недалече здесь, матушка-государыня. Верстах в тринадцати от Суздаля село Вышеславское, а в двадцати верстах – Борисовское. Сёла хорошие! – ответила, обрадованная подарком, настоятельница.

Она справедливо полагала, что сёла, полученные от московского государя, принесут хороший доход монастырю, так как самой инокине деньги теперь были ни к чему.

– Не кланяйся более, боярин. Не государыня я тебе. Инокиня я, в постриге София. Жена у тебя умная, смотрю, язык за зубами умеет держать. Пусть чаще ко мне приходит, по нраву мне. Не против? – обратилась к боярину бывшая княгиня.

– Нет, госуд….. Нет, матушка. За честь почту! – ответил он и поклонился.

– Вот и хорошо. Завтра в это время запряги и подготовь возок свой, мы с ней поедем в село Вышеславское, если оно недалече. Сам сопроводишь конно, охраны много не бери. Если не против, конечно, – с этими словами она, перекрестив боярина, повернулась и пошла по дорожке вглубь монастыря в сопровождении настоятельницы.

Весь день прошёл в хлопотах. Тищенков снял две избы, заплатив хозяевам, которые с удовольствием согласились за хорошую плату съехать к родственникам. В одной, похуже, поселил боевых холопов. Во второй сам поселился с женой. Близкие отношения с воеводой решил пока не налаживать. Своим людям поставил задачу задерживать всех людишек, неважно, какого чина будут. Кто на Москву или Владимир вдруг соберётся или из Москвы и Владимира ехать или идти будет. В связи с этим он поставил три разъезда, все на дорогах в сторону Москвы и Владимира, чем вызвал недовольство воеводы, который не понимал, зачем такие опасения по поводу охраны инокини. Выслушав воеводу, ссориться с ним не стал, но и приказ не отменил, сославшись на государев указ головой отвечать за безопасность инокини, матушки Софии. На следующий день в установленное время боярин Тищенков выехал в село, сопровождая великую инокиню и свою супругу. С собой взял одного боевого холопа, не хотел снимать разъезды. Местечко действительно оказалось на расстоянии тринадцати верст от Суздаля. Только зимняя дорога была плохой, поэтому ехали дольше, чем было бы возможно. Через три часа добрались. Бывшая великая княгиня село осмотрела, отдала указания старосте по поставкам продуктов в монастырь. К вечеру вернулись в святую обитель, ещё засветло.

Отношения между инокиней и его женой складывались добрые, всё время, пока ехали в село и обратно, они живо о чём-то о бабьем разговаривали. Иногда даже весело посмеивались.

Прошло три месяца, наступила весна. Время в Суздале шло долго, после московского веселья в провинции было скучно. Но делать было нечего, отмены приказа государя о службе при монастыре не было. Дошли слухи о свадьбе Великого князя с Еленой Глинской, дочерью литовского князя Василия Глинского, по прозвищу – Тёмный. Сам Василий Глинский к этому времени уже умер, поэтому опекуном был дядя, князь Михаил Глинский. Они оба в своё время бежали в Москву после неудачного мятежа 1508 года против великого литовского князя Сигизмунда. Свои высокие места умудрились при московском дворе найти и занять. Михаил Глинский и раньше был на высоком положении при дворе государя, Великого московского князя Василия Иоанновича, а теперь и подавно стал самым близким другом.