Почувствуй это снова

Продолжаю громко ругаться.

Потом хватаю телефон, выбираю контакт Юлиной подружки Любы. За ней должок числится: я с ее бывшим поговорил по просьбе, попросил оставить девушку в покое.

– Матвей? Привет! – раздается Любин удивленный голос на втором же гудке.

Да, согласен, нечасто болтаем. Первый раз ей звоню.

– Привет! Тебе удобно говорить?

– Конечно! Что случилось?

– Люба, слушай. Без передачи только, лады?

– Да-да, разумеется.

– У Юли всё нормально? Ее этот ушлепок, которому я навалял, не беспокоит?

– Костя?

– Фиксик, ага.

Пауза. Сердце отбивает удар за ударом. Сейчас Люба скажет, что они вместе.

Вновь металлический привкус.

Глава 7

– Так и что? – повторяю вопрос.

– Да, прости, меня тут отвлекают… – быстро говорит Люба. – Насколько я знаю, нормально они общаются. Как обычно. Почему он должен беспокоить Юлю?

Действительно, почему?

– Разные бывают ситуации.

– Даже если и так, Матвей. Вы ведь вроде бы… расстались. И ничего не должны друг другу.

– Верно. Но не в моих правилах бросать дела незаконченными. Хочу убедиться, что из-за моего конфликта у Юли нет проблем в институте. Люди разные есть, в том числе мстительные. До меня добраться сложнее, она – как на ладони.

Со своими большими напуганными глазами.

Люба цокает языком.

– Не замечала, чтобы были какие-то конфликты.

– Ясно.

– В следующие выходные мы с потоком едем за город с ночевкой, может, там что-то произойдет. Я могу потом тебе позвонить и рассказать. Хотя и не очень понимаю зачем. Вы ведь всё. Разошлись.

– Да, разошлись. Значит, с ночевкой? И Юля едет? – Я даже не пытаюсь скрывать изумление.

Глаза начинают бегать.

– Ну да. Деньги сдала. В том году она из-за тебя не поехала, а в этом-то почему нет. Там всё цивильно: турбаза, домики, шашлыки.

Ага, еще бухло рекой.

Конфликт с Костей-Фиксиком был сложным, неприятным, и закончили мы тоже на неприятной ноте, так ничего не выяснив и точки не расставив.

– Люба, давай-ка я тоже поеду.

– Эм. Чего?

– Вы забронировали несколько коттеджей в лесу, я правильно понял?

– На Мане.

– Вот. Деньги сдам на комнату, на еду. Если вы потоком собрались, народу тьма будет. Никто меня не заметит.

– В качестве кого поедешь-то? Ты даже в нашем вузе не учишься.

Да, проблема. Юля решит, что я снова за ней бегаю. Морщусь при мысли об этом. Ну уж нет. Конфликт с Фиксиком меня беспокоит куда сильнее.

Усмехаюсь, придумав идею.

– В качестве твоего близкого друга.

– Близкого друга? Моего парня, что ли?

– За тобой должок, потерпишь.

– Да я-то потерплю, но вот Юля никогда не поверит.

– Поверит. Я вечером после работы заскочу к тебе на минуту. Напиши только адрес.

– Ты от меня Юлю сто раз забирал, – посмеивается Люба. – Я живу там же, не переехала.

– У Юли много подруг, сорри, забыл.

– Если сильно надо, вспомнишь. Мне пора. Пока, – неожиданно резковато отвечает Люба и кладет трубку.

Эм… и что это было? Окей, договорились: подумаю и вспомню.

Убираю телефон в карман.

Съезжу на сутки, подумаешь, что такого. Просто для успокоения совести. Нормальный такой план, пойдет.

Выжимаю педаль газа, «Мурано» рвется с места и устремляется вперед. Вскоре я выезжаю за пределы города и попадаю в промзону. Контраст поразительный: из сити в гетто. Вокруг серость и убогость. Словно из своего города перенесся в параллельную реальность.

Впрочем, здесь уже все знакомое.

Даже не знаю, почему то место, где трачу ежедневно три-четыре часа своей яркой молодой жизни, называется гордо – заводом. Всегда казалось, что завод – это нечто масштабное, огромное, крутое.

Три складских помещения, два цеха, человек тридцать работников, среди них два подмастерья – мы с Захаром. Как же нас сюда попасть угораздило?

В ту ночь, когда Юля «Черри» поцарапала, у нас с ее отцом интересный разговор получился. Наверное, первый нормальный с той знаковой рыбалки. Он взял вину на себя, обо всем договорился. Оформили доки в участке, после чего мы с ним поехали искать круглосуточную забегаловку, чтобы выпить кофе. Я к тому времени уже достаточно протрезвел, он – успокоился.

Виктор Арсеньевич без долгих прелюдий заявил, что моя попытка прикрыть Юлю – достойная и одновременно глупая, потому что родители, если они не конченые, разумеется, своего ребенка простят в любой ситуации. Простят, примут и помогут. И что если я хочу совершить подвиг, то выпендриваться нужно не перед ними. Я тогда ответил, что выпендриваться больше не буду совсем, и пообещал, что больше он меня на своем пороге не увидит. Виктор Арсеньевич кивнул и будто даже расстроился. Закончилась эпоха, многолетнее противостояние. Он победил: мы с Юлей расстались.

Потом я отправился домой успокаивать бабулю, но разговор этот в голове прокручивал снова и снова, пока не придумал план. У меня родителей нет, но у Захара-то есть. Следующим утром, протрезвев окончательно, я поехал к отцу Захара прямо домой, потому что так до сих пор и не понял, где он работает, какие-то спецподразделения.

Отец Захара меня принял, я объяснил ситуацию и спокойно попросил помощи.

Так, мол, и так. Выкупили в начале осени не слишком удачно битый кредитный «Мустанг», который лег мертвым грузом, никак не желая продаваться. Товарищ нас кинул, платить нечем ни за ремонт, ни за кредит. Машина-кабриолет – в зиму не продается за ту цену, что просим. Задарма отдавать невыгодно.

Если помощи не дождемся, то хотя бы совета.

Мужик сначала распсиховался, давай орать, что мы наркоманы, особенно Захар. Я ответил, что нет. Но он не поверил, потребовал кровь сдать на анализ. Я согласился охотно. Он после этого заметно присмирел, но продолжил спорить:

– С Захаром все понятно мне было уже пять лет назад. Толку не будет от него.

– Но это ведь неправда. Вы ошибаетесь, – спокойно ответил я. – Может быть, вы сможете одолжить денег, чтобы нам удалось остаться в универе. Иначе придется бросать, идти работать, а там… неизвестно что.

– Одолжить – нет. – Отец Захара глубоко задумался. – Но урок преподам. Если отработаете полгода на заводе моего друга в вечерние и ночные смены, то можете быть свободными. «Мустанг» я забираю, кстати. И это не обсуждается.

Я обрадовался пздц как!

– Конечно, – согласился сразу. – Видеть эту машину больше не хочу. Но тачка, честно, огонь, ногираздвигалка, подъехал – любая баба ваша… – начал на энтузиазме, но быстро оборвал себя: – Сорри, это я не в тему. Всё, ушел.

Паркую машину у цеха. Рядом бэха Захара, остальные тачки, что вокруг, сто́ят примерно раз в пять-десять меньше.

Помню, как мы с Захаром впервые приехали сюда и обалдели от того, что такие места еще существуют в наше время. Бардак, разруха, какие-то станки шумят, которым триста лет. Жутко подойти – взорвется и убьет на хрен.

Где-то крыша упала, где-то стена пробита.

Друг отца Захара, невысокий полный мужчина лет пятидесяти, лично представил нас своим ребятам. Те смотрели удивленно, как на клоунов. За четыре недели работы, впрочем, ничего особенно не изменилось.

Так как мы не сварщики, не слесари и вообще порядком всех бесим, то получаем, разумеется, самую стремную и бестолковую работу. И все же настроение отличное, потому что могло быть хуже.

– День добрый! – говорю я громко, заходя в первое помещение.

С лету пожимаю руку главному инженеру. Это у нас сухонький, едва живой дед лет ста двадцати пяти, который единственный в курсе, как эти допотопные станки фурычат.

Спорю, что на его силе воли они и держатся. В тот день, когда деда не станет, они просто… как в сказке развалятся на кучу трухи и мусора.

– Добрый-добрый, Матвей. Опаздываешь, – скрипит прокуренным голосом главный инженер. – Обещал в воскресенье двойную работу сделать.

В помещение с другой стороны заходит Захар с метлой и неизменно кислым выражением лица. Его рука до сих пор перебинтованная – везунчик мало того, что шил лицо после драки, так еще и неделю назад поранил кисть. Теперь вынужден просто мести.