Почувствуй это снова

Телефон периодически проверяю, хотя знаю: Матвей не позвонит. Он не звонил полтора месяца, с той страшной ссоры ночью у парковки травматологии.

И бегать за мной больше не станет.

Четкое и ясное понимание этого однажды стало открытием, я очень долго вокруг него кружила, продиралась на ощупь, ничего кроме своей боли не чувствуя. А потом, когда осознала, картинка сложилась и стала предельно понятной.

Мы разошлись навсегда.

И если помиримся, то все будет иначе. И я не представляю – как это с ним, когда иначе.

Не помнила себя фантазеркой ранее, сейчас же часами могу, забившись в угол какой-нибудь и закрыв глаза, в голове прокручивать наши с Матвеем общие моменты. Вспоминать и будто бы вновь испытывать то, что я тогда испытывала. Чувствовать то, что чувствовала. Снова и снова, как наркоманка на игле. По кругу. Раньше черпала эмоции и вдохновение в книгах, больше они мне не требуются.

Я как раз в мыслях своих на «Черри» ночью к травматологии подъезжаю и, выпрыгнув из машины, вместо того чтобы начать орать, несусь к Матвею и обнимаю его руками и ногами, когда дверь открывается.

Мама заглядывает в комнату и говорит радостно:

– Юля, пойдем ужинать? У нас все готово.

Счастливая-счастливая!

– Да, мам, сейчас. – Я присаживаюсь и тоже улыбаюсь.

Быстро расчесываюсь, убираю волосы за уши, после чего направляюсь за ней в кухню.

Сегодня в нашей семье небольшой, но важный праздник. Двадцать лет назад мамина лучшая подруга вышла замуж, и на ее свадьбе мои родители впервые увидели друг друга.

Мама была свидетельницей, а папа – обычным гостем. Он весь вечер «воровал» ее у свидетеля и выпрашивал танцы.

Забавный факт: я всю жизнь почему-то думала, что родилась через два года после знакомства родителей, что вполне пристойно. Пока Матвей не подметил, что познакомились-то они в декабре, а через январь родилась я. Год отношений в этот отрезок времени ну никак не втискивается. В моем мире тогда новые оттенки появились и впервые закралась мысль, что родители – живые люди, а не идеальные персонажи художественного фильма.

Мама, суетясь, накрывает на стол, отец разливает вино. Я беру бокал и говорю короткую душевную речь. Желаю счастья, долгих лет жизни. Безграничной любви.

Папа приобнимает маму одной рукой и широко улыбается. Эмоции наполняют меня и растягивают, как воздух – воздушный шарик. В последнее время этих эмоций так много, что едва справляюсь. Слезы на ровном месте на глаза наворачиваются.

– Я вас сильно люблю, – искренне заверяю. – Будьте очень-очень счастливы, мои хорошие. И простите меня, если что не так. Я честно стараюсь. – Сердце срывается в бешеное биение. – И очень хочу, чтобы вы мной гордились!

Замираю в ожидании отклика. Мы никогда не признаёмся друг другу в любви, как-то не принято. Оно и так понятно: я их дочь, к чему пафосные фразы? Но, если мама скажет сейчас, что любит меня всегда и любой, я окончательно расплачусь и во всем сознаюсь.

– Мы тобой гордимся, Юль, – говорит мама. Ее глаза смеются. – Не всегда в последнее время, что правда, то правда. Но уверена, поводы еще появятся.

– Иди к нам, – зовет отец, неожиданно растрогавшись.

Я делаю вид, что отпиваю вино, после чего слушаюсь, и мы крепко обнимаемся.

У меня должен был быть братик, но мама потеряла его на большом сроке. Потом была череда неудачных беременностей. Я была маленькой и период тот помню плохо. Лишь слезы. Как мама плакала, а отец ее жалел. Месяц за месяцем. Почему-то казалось, что это из-за меня, и я плакала тоже, обещая себе, что никогда не подведу родителей.

Так хотелось, чтобы им меня одной для счастья было достаточно! Казалось, если я постараюсь сильно, если стану идеальной, они больше не будут грустить.

Потом мы ужинаем, болтаем обо всем подряд. Смотрим концерт по телевизору.

– Юля, вино совсем не понравилось? – в какой-то момент спрашивает мама.

– Очень хорошее. Но я ж не люблю алкоголь, ты знаешь, – кривлю губы.

– Всё правильно. Испорченный виноградный сок, ничего полезного в нем нет, – добавляет отец, забирая мой бокал и переливая содержимое себе. Тянется за бутылкой с соком.

– Вить, ты так говоришь, будто я водку в Юлю силком вливаю, а не спрашиваю про хорошее сухое вино. Ты себя не помнишь в восемнадцать лет? Пусть лучше дома попробует качественное. Чтобы понимать разницу.

– Маленькая еще, успеет распробовать, – отрезает папа.

А я пожимаю плечами, радуясь тому, что отец по-прежнему считает меня ребенком. Его ждет сюрприз.

Что ж.

Оказавшись в своей комнате, я больше по привычке проверяю телефон. В чатах сотни сообщений, но меня они мало волнуют. Кровь и без допинга несется по венам. Некоторое время бесцельно хожу по комнате, потом снимаю блокировку с экрана и выбираю из списка Диану Романовну. Когда она отвечает, сразу перехожу к делу и выпаливаю на одном дыхании:

– Я бы хотела предложить вам выпить кофе вместе. Давно не виделись.

Диана Романовна – наша с Матвеем бывшая учительница химии, через нее мы и познакомились. Потом она вышла замуж за старшего брата Матвея и тем самым осталась в наших жизнях навсегда.

– С удовольствием, Юля! Почему бы тебе не приехать ко мне завтра утром, например, часикам к десяти? Мы с Петей как раз погуляем. Потом можно кофе выпить.

– Спасибо огромное! Спасибо от всей души!

Сама не знаю, за что так горячо благодарю ее. Наверное, потому что после всего случившегося Диана не стала относиться ко мне хуже или игнорировать, как часто бывает со стороны родственников бывшего парня.

Следующим утром я немного нервничаю. Слова не могу подобрать правильные. Как бы так аккуратно расспросить про Матвея, чтобы не показаться навязчивой? Этот кулон, что мы вместе выбрали, не дает покоя. До дня рождения не доживу, мне сейчас знать нужно: для меня он или нет.

Машину после той аварии отец не дает, поэтому еду на автобусе. Выхожу на остановке и пишу Диане:

«Буду через пять минут».

«Юля, я задерживаюсь. Паша с Петей гуляют на площадке, подожди с ними, пожалуйста».

«Никаких проблем, я никуда не спешу».

Хороший здесь район: дорожки от снега расчищены, красиво, чисто. Кругом пандусы, с коляской можно и в магазин, и в подъезд без проблем заехать.

Я подхожу к нужному дому и замечаю на детской площадке, у снежной горки, двухлетнего Петра Павловича в желтой, вырвиглаз, куртке. Рядом с ним спиной ко мне стоит Паша. Он подхватывает сына на руки, усаживает на самый верх, бережно подстраховывает. Петя с визгом счастья съезжает вниз. Я невольно тоже смеюсь. Обожаю этого ребенка! На радостях подхожу ближе.

Когда между нами остается меньше десяти метров, мой шаг сам собой замедляется. Бред какой-то. Чем ближе я, тем меньше Павел на себя похож становится.

Беспокойно вглядываюсь в лицо Пети: может, перепутала и ребенок не тот? Мы редко видимся, дети израстают.

Да нет, тот ребенок. А его отец рядом – будто нет.

Рост, комплекция Паши. Но движется он иначе. Правда, тоже подозрительно знакомо.

Петя вновь скатывается с горки и заливисто хохочет, смачно хрюкнув. Лже-Павел подхватывает его на руки и крутит, тоже смеясь.

– Это что у нас за булкин розовощекий! – выдает голосом своего младшего брата.

Потом оборачивается и опаливает меня недоуменным взглядом, окончательно и бесповоротно превратившись в Матвея.

Глава 4

Мою голову «светлую» озаряет на первый взгляд блестящая идея, я тут же ей и следую. Быстро разворачиваюсь и поспешно иду в противоположную сторону. Потому что не планировала видеть Матвея сегодня, не настраивалась, не готовилась к противостоянию! Я приехала поплакать у Дианы на плече.

Знакомый голос рубит наповал вопросительной интонацией:

– Юля?

Стыд-то какой! Уши гореть начинают. Я решаю стоять на своем и припускаю быстрее.

– Юля, это же ты! Стоять! – летит вслед обличительно.

Блин! Ну да, заметил-узнал. Я оглядываюсь и делаю вид, что искренне удивлена.