Становление Человека

Великан, положивший руки на рукояти клинков, до сих пор покоившихся в ножнах на поясе. Отсюда не было видно, но Армагеддон совершенно точно сжал ладони на металле до такой степени, что могучая плоть старого демона вполне могла порваться, словно лоскутное одеяло. Я не мог это увидеть, но совершенно точно об этом знал. Диана, присевшая за куском крепостной стены, излучала уверенность, в противовес нервничавшему Гене. Золотое свечение её брони невольно привлекало взгляд. И лишь скелет, синее пламя в глазницах которого оказалось едва различимо на таком расстоянии, стоял в абсолютно не напряжённой позе. Он смотрел в серый туман совершенно обычно, будто в трактир направлялся, и остановился, только чтобы поправить воротник.

Остальных, к сожалению, увидеть не довелось.

— Испытание вот-вот начнётся, — в один голос заявили две человеческие фигуры, ставшие похожими на восковые. За время нашего разговора они стали сливаться воедино, начиная с ладоней. Затем локти, предплечье, плечи… Сюрреалистично. — Фреска Вопросов способна на многое, Джон. Даже я, её создатель, не способен сказать точно, что она сотворит с твоей пока что целой душой.

— Но у меня их две, — напомнил я богу Жизни об очевидном.

— Это не поможет, — глухо рассмеялись король и королева бездны. — Хотя попытка, должен признать, вышла хорошей. Если ты умрёшь, я поблагодарю бывшую Хранительницу Гео за нахождение небольшой уязвимости моего творения.

— Чего? — взлетели вверх мои брови.

Однако вместо ответа я получил мёртвую тишину. По телу пробежали мурашки. Точнее, сперва так показалось. Лишь опустив взгляд, я разглядел сплошной ковёр голубых точек, покрывших и кожу, и одежду, что оставалась на мне. Ковёр неумолимо полз выше, принося с собой лёгкий холодок. Вероятно, таким образом артефакт меня изучал, по крайней мере, дальнейшая история это только подтверждает. В зеркале отразилась яркая вспышка — сражение с Ренегатами началось. Посмотрев на короля и королеву, я невольно сглотнул. Практически целая фигура, так и сидевшая в позе лотоса и всё ещё имевшая две головы, но только по паре рук и ног, медленно вздыхала, наблюдая за развернувшейся прямо перед ней битвой.

До меня, пусть и поздно, но всё-таки дошёл смысл разговора именно с их… с его, спинами. Таким образом невозможно было увидеть их глаза, то, куда направлен их взгляд, нельзя рассмотреть отражение, собственно, души. Не знаю, почему, но тогда мне показалось, что так правильно. Лучше не видеть глаз существа, жившего много тысяч лет ещё до появления Абаддона на свет. Мало ли, что они мне скажут.

Голубой ковёр достиг шеи, затем лица, подобрался к вискам. Сам артефакт, впрочем, оставался неизменным. Всё та же картина, с тремя Ренегатами, всё тот же ясный денёк. Моё сознание начало угасать, резко захотелось спать. Инстинктивно сопротивляясь навязываемому сну, я дёрнулся, пытаясь подняться и выйти из-за стола. Вместо этого получилось у меня только рухнуть на деревянный пол, поломав спинку стула, на котором сидел. Замерев в таком положении, я увидел, пусть и под жутко острым углом, изображение на зеркале.

Там было небо. Серое небо, сливавшееся с серым туманом, что стелился по земле. И в нём, прямо под облаками, огромный дракон сцепился с маленькой, едва заметной фигурой, сжимавшей широкий двуручный меч. Третий Ренегат, воин со смуглой кожей, который тоже был нарисован на фреске Вопросов. Тьма накрыла мой взор, выключая последнюю лампочку, каким-то неведомым образом до сих пор горевшую в сознании.

— Это будет длинная ночь… — задумчиво пробормотал бог Жизни, прежде чем артефакт сделал своё дело.

Едва я очнулся, как подумал, что это какая-то шутка. Руки были подвешены в кандалах над моей головой, правая нога вообще отказывалась двигаться, хотя ей и не надо было — я стоял на коленях, а где-то на груди огнём полыхала рана. Всё, что оставалось — это терпеть боль и смотреть на одинокий факел, воткнутый в паз за решёткой. Ах да, решётка. Ржавые, но толстые прутья. Многие уже погнуты, на каких можно заметить следы зубов, где-то ржавчина смешалась с кровью, что проливалась в этом помещении два на два едва ли не каждый день. Меня сюда поместили из обычной тюрьмы для тех, кто насолил правившим тогда владыкам. Король, которого я прикончил лично, и королева, чью голову я принёс в замок Армагеддона…

Это случилось больше десяти тысяч лет назад.

И я уже посещал этот осколок воспоминаний. Правда, смотрел я на себя со стороны. С совершенно другой стороны, если понимаете каламбур. Теперь же новые ощущения бурным потоком вливались в голову. Боль, страх, отчаянье. И разумеется, никакой магии. Даже не потому, что я стал смертным. В те далёкие времена для содержания особо опасных чародеев использовали кандалы с наложенным заклинанием антимагической области. Выражаясь простым языком, при всём желании творить волшебство у меня бы не вышло. И этим активно пользовались все, кто хотел.

Скрипнула дверь в камеру, и предо мной предстала женщина, увешанная драгоценностями, будто новогодняя ёлка на далёкой Земле. Фиолетовое платье в пол, издевательски-спокойный взгляд пустых чёрных глаз. Такой я запомнил королеву, бок о бок с супругом правившую Асцаин в те года, когда я только-только попал на Гео. Жестокую, мерзкую тварь хотелось прямо на месте удавить. Взять эту корону из тёмного золота, за запихнуть… В не особо приветствуемое литературой место. Но я выглядел, будто побитый пёс. Такой даже не то что кусаться — лаять не может.

Слабое, пропитанное различными ядами тело. Как на мне хоть что-то тогда заживало? Хоть кости относительно целые, и на этом спасибо. В голову внезапно полезли мысли, принадлежавшие не совсем настоящему мне. Страх и ненависть к личности, медленно осматривавшей помещение, боль не столько физическая, сколько душевная. Я не просто вспоминал, я заново проживал этот конкретный момент. И вот тогда мне стало действительно страшно. Потому что я прекрасно помнил, почему из всех мгновений моей долгой жизни Абаддон выбрал именно отдельную камеру, избитого, замученного Джона, и королеву, зашедшую к нему.

«Как вам новые покои, сэр?»

— Как вам новые покои, сэр?

Противный, будто скрежет по стеклу, голосок. Принадлежавший какой-нибудь уличной девушке лёгкого поведения, коей эта мадам, без сомнения, и являлась. Ехидство в нём сверкало дорогим бриллиантом, но оно было не единственным оттенком эмоций, что я уловил.

«Всё ли устраивает?»

— Всё ли устраивает?

Как будто слегка тронувшаяся умом бабушка, живущая на окраине села, потихоньку начавшая разговаривать не только с редкими прохожими и котами, но и со столом, стулом, скамейкой и кружкой. Да, хорошее сравнение. Со мной говорили не как с противным куском мяса, не как с презренным и ужасным монстром, «портящим репутацию Герою», но как с неодушевлённым предметом. Как с мебелью, которая не отвечает, которая молчит и молча же принимает удары, плевки и пощёчины.

Королева шагнула вперёд. Цокнули каблуки, и она оказалась рядом со мной. Тёплое дыхание на макушке, которую я не рискнул поднимать, заставило вздрогнуть — столь сильно оно контрастировало с прохладой, царившей в камере. Внутри всё сжалось, готовясь к удару. И он пришёл. Метко, чётко в край плеча, заставляя дёрнувшегося меня взвыть от боли, а левую руку — онеметь. Не передать словами, насколько сильно пришлось постараться, чтобы не сойти в тот миг от перемешавшихся чувств. Будем считать, что тогда во мне перемешались два Джона — тот, кто хотел выбраться из ловушки, в которую его поместила фреска Вопросов, и тот, кто просто хотел… Выжить.

И спалить этот несправедливый мир до тла. Отомстить всем, кто причинил ему боль, прогнившее общество, что молчит, глядя на издевательства со стороны Героя и его свиты из девиц-архимагов, правящую верхушку, с позволения которой всё это и делается. Людей, что терпели и будут терпеть, пока не умрут. Людей, что издеваются над другими, потому что родились в более богатой и знатной семье. Крестьян, горожан, купцов, воинов, портных, магов, учителей, актёров, музыкантов, ночных бабочек, шутов, трактирщиков, королей и королев.