Страница 21 из 27
Миром, покоем, святой тишиной повеяло на нас.
Церковь была маленькая, бедная. Тут не сверкали золотом и драгоценными камнями скромные ризы икон, тут не было нарядных ковров, серебряных паникадил… Но зато тут была масса воздуха, света.
Лучи солнца врывались через окна и заливали храм золотыми потоками.
– Ну, Кузя, приготовляй… – обратился к псаломщику батюшка.
Путилин посмотрел на часы.
– Да, теперь надо скоро ожидать.
– Мне-то недолго облачиться… Скажите, барышня, вы конечно, по доброй воле идете под венец? – вдруг обратился старенький священник ко мне.
Я, твердо памятуя приказание моего друга, молчал.
– Вы не удивляйтесь, батюшка, что невеста молчит… – Сами понимаете: волнение… тревога… утомление… А только Сметанина идет, безусловно, по доброй воле. Да, впрочем, кто же таким романтическим образом, уводом, венчается не по любви?…
– Это вы точно сказали, господин полковник… – мягко, тихо рассмеялся старый батюшка. – А вы, извините, как полагаете, почему я решился на такое венчание?
– Чрезвычайно добро и любезно с вашей стороны… хотя и рискованно… – пробормотал Путилин.
– Вы, может, полагаете, что я на деньги польстился? Нет, полковник, из-за денег я не пошел бы на это дело. А вот случай был со мной один в моей долгой священнической службе.
Лицо симпатичного иерея омрачилось.
– Какой же случай, батюшка?
– А такой, изволите видеть. Вот как бы теперь, к примеру сказать, обратился ко мне один молодой человек. «Повенчайте, – говорит, – ради Бога, нас батюшка, без бумаг невесты. Свадьба, – говорит, – уводом. Мы любим друг друга, а родители невесту мою за другого прочат». Я наотрез отказался. Ни за что, говорю, нипочем! Он аж в слезы. «Что ж, – говорит, – нам делать? Так взять ее жить – только ославишь, сраму предашь; ждать – за другого волоком потащат в церковь. С деньгами да с бумагами в порядке кто же не окрутит?» Так я и отказался. Ушел мой бедный молодой человек, а через неделю я в газете прочитал, что он застрелился. Поверите ли, оторопь, жуть, тоска взяла меня. Мой, думаю, ведь это грех. Повенчай я их, ничего бы этого не случилось. Долго мучился я и тогда же решил, что ежели ко мне когда кто иной еще обратится с такой же просьбой, уважить сию просьбу, обвенчать. И вот-с, спустя столько-то лет случай и выходит с вашими знакомыми. Я-с даже обрадовался: грех старый сниму с души. А денег мне не надо: нам со старухой моей, попадьей, жить немного осталось, хватит…
Путилин, человек чрезвычайно добрый, чувствительный, был растроган рассказом старого священника и с чувством пожал ему руку.
– Вот какие светлые личности попадаются среди духовенства, – бросил он мне. – Позвольте, я слышу топот лошадей. Кажется, едут.
– И то, и то!… – засуетился симпатичный батюшка. – Что ж, встречу бедокуров!
И с этими словами он засеменил старческими ногами к выходу из храма.
Глава VIII. Три невесты и… два жениха
Путилин, схватив меня за руку, потянул назад, шепнув: – Тут вот выступ притвора… Спрячемся здесь. Любопытно послушать их объяснение. Играть уж комедию – так до конца!
Не прошло нескольких секунд, как послышались шаги, звон шпор, раздались голоса:
– Ну, батюшка, вот и мы!
И вслед за этим веселым, звучным мужским голосом раздался трясущийся, вздрагивающий голос батюшки:
– Позвольте, а кто же эта вот девица в подвенечном уборе?
– Как кто? Моя невеста, батюшка! – удивленно воскликнул другой мужской голос.
– Как-с, ваша невеста? – заикнулся старый священник.
– Очень просто: моя невеста. Да что с вами, батюшка?
– Позвольте, сколько же невест-то всего? Три, значит? Голос священника дрожал. В нем слышались не только изумление, но и испуг.
– Как три? Откуда вы взяли третью? Вот моя невеста, вот невеста моего приятеля. Вы простите меня, батюшка, я вас не понимаю.
В голосе офицера звенело несказанное удивление.
– Нет-с, вы уж дозвольте мне вас не понять! – взволнованно проговорил престарелый иерей. – Я еще по милости Божией из ума не выжил и до трех считать не разучился, и трех невест на двух женихах повенчать никак не могу-с…
– Il est devenu fau! Он сошел с ума! – с отчаянием в голосе воскликнул по-французски один из прибывших.
– Эта невеста – раз, та невеста – два, а эта девица – уже три. Как ни считайте, выходит три.
– Да какая та невеста?… О ком вы говорите? – звякнули шпоры.
– Та-с, которая приехала сейчас с вашим приятелем. Ваша невеста.
– Что?! Что такое?! Моя невеста приехала с моим приятелем?! Да вы… вы, извините, с ума сошли, батюшка! Вот моя невеста, она стоит перед нами.
– Коля, ради Бога, что это значит? – послышался испуганный женский голос.
– Да, с вашим приятелем, Путилиным… Девица Сметанина… – продолжал батюшка.
– С Путилиным?! – послышались испуганные возгласы.
– Да-с.
. – С каким Путилиным?
– С полковником гусарским…
– Нет, батюшка, вы ошибаетесь: не с гусарским полковником, а с начальником с.-петербургской сыскной полиции! – громко проговорил Путилин, выходя из-за прикрытия.
Его внезапное появление было подобно неожиданному удару грома. Громкий крик испуга и изумления вырвался из четырех уст: двух офицеров гусарского полка и двух барышень в подвенечных нарядах.
– Ах! – прокатился и замер под высокими церковными сводами этот крик.
Барышни пошатнулись и, наверное бы, упали, если бы их не подхватили офицеры. Бедняжка священник остолбенел и замер.
Первым опомнился высокий, стройный офицер. Он сделал шаг по направлению к Путилину и гневно крикнул:
– Что это за мистификация, что это за маскарад? Кто вы, милостивый государь, и по какому праву одеты в этот мундир?
– Кто я – вы уже слышали: начальник сыскной полиции Путилин, а по какому праву я в мундире, я не обязан вам давать ответа. Я имею право наряжаться так, как мне угодно для пользы дела. А вот мне было бы интересно знать, по какому праву вы изволили облачиться в какой-то плащ, ворваться в церковь и похитить невесту… с усами? – отчеканил гениальный сыщик. Офицер растерялся, опешил.
– Так как вы предпочитаете невест с усами, господин Неведомский, то я и захватил для вас такую.
С этими словами Путилин вывел меня за руку и сорвал вуаль с моего лица, которое в эту трагическую минуту было, по всей вероятности, в высокой степени глупо.
– Рекомендую: девица Сметанина, ваша невеста с усами и даже с бородой!
Раздался новый крик испуга и изумления. Батюшка, взглянув на меня, затрясся.
– Свят, свят, свят! – дрожащим голосом вырвалось у него. Нет слов описать выражение лиц нашей странной группы, того
столбняка, который овладел всеми, за исключением меня и Путилина.
– Ну-с, господа, что же мы будем теперь делать? Как мне прикажете поступить со всеми вами? По закону я могу вас не арестовывать, – обратился Путилин к офицерам, – так как это – дело вашего военного начальства… Но ваших невест я обязан арестовать вследствие заявления их родителей.
Обе невесты плакали.
– И вы это сделаете? – вырвалось у обоих офицеров-женихов.
– Я обязан.
– Честное слово, мы этого не допустим!
– Вы окажете сопротивление? Но не забывайте, господа, что это уже явится тяжким преступлением, за которое вас по головке не погладят.
Взбешенные офицеры были белее полотна. И вдруг, к моему глубокому удивлению, Путилин громко и весело расхохотался.
– Вы еще смеетесь?! – рванулся один из женихов, Неведом с кий.
– Ну да! И знаете, почему? Потому что я нашел счастливый выход для всех вас.
– Какой?
– У вас шаферов нет?
– Вы продолжаете издеваться, господин Путилин?
– Я вас спрашиваю: у вас шаферов нет?
– Нет.
– Ну, так вот позвольте нам с доктором заменить их вам. Живо к аналою, господа, живо! Батюшка, пожалуйте!
– Как-с? Венчать?! – пролепетал не могущий все еще прийти в себя священник.
– Господин Путилин! Да неужто? Вы не шутите?! Правда? Оба офицера радостно бросились к Путилину и схватили его руки.