Страница 4 из 111
— Но Его Святейшество никогда не говорил об этом?
— Да, никогда. Слишком чувствительно. Даже для меня, а? Он, Наковальня. Я сказал вам?
— Вы сказали мне только одно: Сцилла назначила его Пролокьютором, по его словам.
— Он, хм, предложил мне…
Костлявая рука вернула на место убежавшую прядь, и майтера Мята увидела, как сильно эта рука дрожит.
— Он предложил вам…
— Должность. Пост. Он, — Прилипала сглотнул, — не хотел оскорбить. Насколько я могу судить, он не намеревался… э… унизить. Он сказал, чтобы я… я отказался, будьте уверены. Могу быть его, гм, протонотарием. Его… э… я… я… я…
Майтера Мята кивнула:
— Я понимаю.
— Мы были, э, компаньонами, майтера. Соучастниками… э… партнерами в установлении мира, а? Сын и дочь Хартии. Мы обсуждали дела, одно и то же… э… священное видение вдохновляло нас обоих. Я хорошо… э… помню нашу первую встречу. Вы, со сверкающими… э… глазами, доказывали, что, после того как вы… э… исполнили волю богов, ваше единственное желание — мир. Я подтвердил, а? Открыто заявил, что это и мое заветное желание. Мы сообща обсуждали дела с бригадиром Орланом и кальде. Вы были героем, хм, героиней, для простого народа. Как будто заговорила статуя, а? Слово от вас, ваша поддержка…
— Тихо, — сказала она ему. — У меня еще не было времени привыкнуть к мысли, что Аюнтамьенто состоит из хэмов, а теперь еще это.
— Если я, э…
— Молчать, я сказала! — Она глубоко вздохнула и пробежала пальцами по коротким коричневым волосам. — Начнем с того, что вы не должны называть меня «майтера». Ни наедине, ни в любое другое время. Если Его Святейшество освободит меня от сана, я вернусь к мирской жизни и, — еще один вздох, — возможно, выйду замуж. Посмотрим. Что касается вас… Если сама Сцилла назвала этого патеру Наковальня Пролокьютором, тогда он и есть Пролокьютор, независимо от всех соглашений, которые заключат между собой он и патера Квезаль. Я легко могу себе представить молодого, но очень набожного человека, сменяющего значительно более старшего. С некоторой точки зрения это акт самоотречения. Но это не изменяет сам факт. Он будет нашим Пролокьютором, хотя его еще так не называют. Поскольку он предложил, чтобы вы стали его протонотарием, значит, вы больше не можете быть коадъютором. И теперь им, без сомнения, является патера Квезаль, клянусь всем святым. Поэтому я буду называть вас «патера».
— Моя дорогая юная женщина!
Ее взгляд заставил его замолчать:
— Я не ваша дорогая юная женщина, и не кого-нибудь другого. Мне тридцать шесть лет, и, уверяю вас, в этом возрасте женщину больше не называют «юной». Называйте меня «генерал», или я сделаю вашу жизнь намного более неприятной, чем она была.
Дверь в дальней стене комнаты открылась, и кто-то зааплодировал:
— Браво, моя дорогая юная генерал. Просто чудесно. Вы должны выступать на сцене.
Он вразвалку подошел к ним, тучный человек с блестящими синими глазами, веселым круглым лицом и такими светлыми волосами, что они казались почти белыми.
— Однако вас не должна волновать мысль, что все Аюнтамьенто состоит из хэмов. Лично я не хэм, хотя, признаюсь, тот, кто стоит перед вами, имеет с ними кое-что общее.
Прилипала ахнул, узнав его.
— Этот авгур и я старые — я не могу сказать друзья. Знакомые. А вы, я уверен, знаменитая Мята, генерал мятежников. — Незнакомец хихикнул. — Предположительно, вы стремитесь к высшей власти, хотите стать правителем Мята. Мне это нравится! Я — советник Потто. Занавес. Хотите поговорить со мной?
На одно мимолетное мгновение, почти остановившее его сердце, Шелку показалось, что он видит Гиацинт среди приветствующих его пешеходов. Но не успел он крикнуть носильщикам, как женщина повернула голову и иллюзия рассеялась. Откинувшись обратно на подушки, он сообразил, что уже был готов спрыгнуть с носилок.
«Мне нужны мои очки, — подумал он. — Мои старые добрые очки, которые я никак не могу вернуть обратно. Или новые».
Орев порхнул на его плечо.
— Добр Шелк!
— Безумный Шелк, — сказал он птице. — Сошедший с ума, глупый Шелк. Я принял за нее другую женщину.
— Нет видеть.
— В точности моя мысль. Несколько раз мне снилось, что моя мать жива. Я тебе рассказывал об этом?
Орев свистнул.
— Я верил в это еще минуту или две после пробуждения, и был так счастлив. Нечто подобное и произошло сейчас. — Перегнувшись через правую сторону носилок, он обратился к главе носильщиков: — Не надо идти так быстро. Вы себя загоните.
Мужчина усмехнулся и покачал головой.
Шелк вернулся на место. Скорость только возросла. Нет сомнений, для носильщиков это вопрос чести — когда несешь кальде, надо бежать. Иначе обычные люди, не обладающие привилегией нести носилки кальде, могут подумать, что это самое обыкновенное поручение. Что, конечно, совсем не так; если бы поручение было обыкновенным, тогда и носильщики были бы обыкновенными.
— Я послал на ее поиски двадцать гвардейцев, — сказал он Ореву. — Это недостаточно, поскольку они не нашли ее, но это все, что мы смогли выделить, учитывая Четвертую бригаду, удерживающую северную часть города, и Аюнтамьенто в туннелях.
Услышав о туннелях, Орев несчастливо каркнул.
Несшиеся полным аллюром носилки закачались, вильнули и повернули с Солнечной улицы на Ламповую.
— Музыкальная улица, — сказал Шелк, высунувшись наружу. — Мне кажется, что я ясно выразился. Восточный квартал.
Голова главы носильщиков качнулась, как и раньше.
— Если ее не могут найти двадцать гвардейцев, Орев, то, безусловно, не могу и я; и прошлой ночью я не нашел. Мы не смогли, должен я сказать. Так что нам нужна помощь, и я могу придумать три места — нет, четыре, — где мы можем найти ее. Сегодня мы попытаемся посетить их все. Большая часть пожаров потушена, и на самом деле майтера Мята и Узик сражаются с ними лучше без меня; так что, хотя врач и говорит, что я должен лежать в кровати и мне нельзя уделить даже минуту своим личным делам, я собираюсь потратить на поиски столько часов, сколько необходимо.
Вильнув, как и раньше, носилки повернули на еще более узкую улицу, которую Шелк не узнал.
— Боюсь, что все это — дело рук богов. Я не доверяю им — даже Внешнему, который, кажется, доверяет мне, — но, похоже, сейчас они смеются над нами.
— Найти дев?
Шелку больше не хотелось говорить, но клокочущие эмоции вытолкнули слова наружу:
— Что он хочет от нее! — Пока он говорил, носилки пронеслись мимо лавки, в окне которой стояли цитра и пыльный фагот.
Но Шелк, кальде Вайрона, их не заметил.
— И это кухня? — Майтера Мята с удивлением огляделась. Таких больших она еще не видела.
— Есть и, э, другие, — рискнул сказать Прилипала. — Все еще целая, а? Точно так же, хм, неосвященная Саблезубой Сфингс.
— Мне она кажется уютной, — заявил Потто. — С одной стороны, здесь есть еда, хотя ваши войска, мой дорогой юный генерал, утащили почти все. Мне нравится еда, хотя я и не могу ее есть. С другой стороны, я хороший хозяин и стремлюсь создать уют для своих гостей, а эту кухню легко обогреть. Взгляните на эту благородную печь и наполненный до краев ящик с дровами. Я, к счастью, не боюсь сквозняков, но вам от них может не поздоровиться. И я решил позаботиться о вашем удобстве. Остальные комнаты прекрасны, но, увы, холодны. А здесь вам будет тепло; более того, я сделаю вам чай и даже суп. — Он хихикнул. — Все солидные добродетели старой няни. Кроме того, здесь много острых ножей, а это всегда воодушевляет меня.
— Вы не можете быть здесь один, — сказала майтера Мята.
Потто усмехнулся:
— А если бы я был, вы бы напали на меня?
— Конечно, нет.
— У вас есть знаменитый азот, данный вам Шелком. Но я не собираюсь обыскивать вас.
— Я оставила его полковнику Бизону. Если бы, после предложения мира, я пришла вооруженная, вы бы имели право убить меня.