Озеро Длинного Солнца

— У вас всех есть право услышать…

Похоже, его голос куда-то исчез. Язык и губы двигались, между ними проходил воздух, но ни один трубач не смог бы заглушить нестихающий шум.

Шелк поднял руки и опять поглядел на Священное Окно. Оно опять стало мерцающе-серым, опустело, как будто богиня никогда не говорила через него. Вчера, в желтом доме на Ламповой улице, она сказала ему, что скоро поговорит с ним, повторив: «скоро».

«Она сдержала слово», — подумал он.

Ему пришло в голову, как бы невзначай, что регистры за Священным Окном больше не пустые, не такие, какими он всегда видел их. Один должен показывать единицу; второй должен отобразить длину божественной теофании, в единицах, неведомых ныне живущим. Ему захотелось посмотреть на них, проверить реальность того, что он только что видел и слышал.

— У вас всех есть право услышать… — Голос прозвучал слабо и тонко, но, по меньшей мере, он его услышал.

«У вас всех есть право услышать собственный голос, даже когда вы сами не можете слышать себя, — подумал он. — У вас всех есть право знать, как вы себя чувствуете и что вы сказали богине, или хотели сказать, хотя большинство из нас никогда не хотели».

Суматоха стала утихать, спадать, как волна на озере. «Сильнее, — сказал себе Шелк, — говори диафрагмой». За это его хвалили в схоле.

— У вас всех есть право узнать, что сказала богиня и как ее зовут. Это была Киприда; это имя не из Девяти, как вы знаете. — Он не смог вовремя остановиться и добавил: — У вас также есть право узнать, что Киприда уже являлась мне и я получил частное откровение.

Она сказала ему не рассказывать об этом, а он только что это сделал; он почувствовал уверенность, что она никогда не простит его, как он никогда не простит себя.

— В Писаниях Киприда упомянута семь раз, и там говорится, что она заботится о… э… о молодых женщинах. Женщинах, достигших брачного возраста, но еще молодых. Нет сомнения, что она заботилась и об Элодее. Я чувствую, что она должна была.

Сейчас они все почти успокоились, многие внимательно слушали; но его сознание было все еще подавлено чудесным появлением богини, и ему не хватало связующих мыслей.

— Восхитительная Киприда, которая так благосклонно отнеслась к нам, семь раз упоминается в Хресмологических Писаниях. Мне кажется, я уже говорил это, хотя некоторые из вас могли не услышать. Ей жертвуют белых кроликов и белых голубей, вот почему сегодня у нас были голуби. Их принесла в дар ее мать — я имею в виду мать Элодеи, Орхидею.

К счастью, он еще кое-что вспомнил:

— В Писаниях сказано, что она удостоена чести быть самым любимым спутником Паса из всех младших богов.

Шелк на мгновение замолчал и сглотнул.

— Я сказал, что у вас всех есть право узнать, что сказала богиня. Так предписывает канон. К сожалению, я не могу придерживаться канона, как бы хотел. Часть сообщения богини предназначена только для той, кто горюет больше всех. Я должен сообщить его ей один на один, и я попытаюсь сделать это, как только церемония закончится.

Море лиц зашевелилось. Даже плакальщицы слушали с широко открытыми глазами и разинутыми ртами.

— Она — я имею в виду Восхитительную Киприду — сказала три фразы. Первая — личное послание, которое я должен передать. Она также сказала, что сделает предсказание, чтобы ей поверили. Не думаю, что кто-то здесь не поверил, не сейчас. Но, возможно, некоторые из нас могут начать задавать вопросы потом. Или, не исключено, она имела в виду весь город, всех нас в Вайроне.

И вот что гласит ее пророчество: здесь, в Вайроне, совершится великое преступление, удачное преступление. И она распростерла свою мантию над… над преступниками, и поэтому они пожнут его плоды.

Потрясенный и лихорадочно пытающийся собраться с мыслями, Шелк замолчал. Его спас человек, сидевший около Гагарки.

— Когда? Когда это будет? — крикнул он.

— Сегодня ночью. — Шелк прочистил горло. — Она сказала, что это будет сегодня ночью.

Челюсти мужчины со щелчком захлопнулись, и он огляделся вокруг.

— И третье: она придет в это Священное Окно, скоро. Я попросил ее об этом, некоторые из вас должны были слышать мои слова. Я умолял ее вернуться, и она сказала, что так и сделает, и скоро. Вот все, что я могу сказать вам сейчас.

Он увидел, как майтера Мрамор наклонила голову, и почувствовал, что она молится за него, молится, чтобы он каким-то образом получил силу и сохранил присутствие духа, которые ему так необходимы. Само знание об этом усилило его.

— А теперь я должен попросить, чтобы та, кто горюет больше всех, подошла ко мне. Орхидея, дочь моя, пожалуйста, подойди ко мне. Мы должны уйти… туда, где нас никто не услышит, и я передам тебе слова богини.

Он должен провести ее через боковую дверь в сад, и мысль о саде напомнила ему о телке и остальных жертвах.

— Все вы, пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Или уходите, если хотите, и дайте другим получить священное мясо. Это будет достойный поступок. Как только я передам послание богини, мы продолжим похороны Элодеи.

Трость с головой львицы стояла за Священным Окном; он взял ее, и только потом они спустились по ступенькам к боковой двери.

— Там, снаружи, есть беседка, в которой можно посидеть. И я должен снять с ноги эту штуку и ударить ее посильнее все равно обо что. Надеюсь, тебя это не смутит.

Орхидея не ответила.

Только выйдя в сад, Шелк осознал, насколько жарко было в мантейоне, около алтарного огня. Казалось, что все вокруг раскалилось докрасна; кролики, тяжело дыша, лежали на боку, травы майтеры Мрамор почти зримо увядали; но ему жаркий сухой ветер показался холодным, и он вообще не обратил внимания на горящий брусок полуденного солнца, который должен был ударить его как дубиной.

— Я должен что-нибудь выпить, — сказал он. — Воду, я имею в виду. Вода — все, что у нас есть. Без сомнения, ты тоже.

— Хорошо, — сказала Орхидея, и он привел ее в беседку, прихромал на кухню дома авгура, где стал качать и качать насос, пока не пошла вода, а потом сунул голову под хлынувший поток.

Опять выйдя наружу, он принес Орхидее кружку воды, сел и наполнил вторую для себя из графина, который принес с собой.

— По меньшей мере, она холодная. Извини, но я не могу предложить тебе вино. Через пару дней оно у меня будет, благодаря тебе; но сегодня утром у меня вообще не было времени.

— У меня болит голова, — сказала Орхидея. — Это именно то, что мне нужно. — И потом: — Она была прекрасна, не правда ли?

— Богиня? О да! Она была… она — восхитительна. Никакой художник…

— Я имею в виду Элодею. — Орхидея залпом выпила кружку и протянула ее Шелку, чтобы он опять наполнил ее; тот кивнул и наклонил графин.

— Как ты думаешь, это и есть причина, по которой богиня пришла? В любом случае я бы хотела так думать, патера. И это может быть правдой.

— Я передам тебе послание богини, — сказал Шелк, — я и так слишком долго ждал. Она сказала, что тот, кто любит кого-то еще, кроме себя, не может быть совсем плохим. Элодея какое-то время спасала тебя, но ты должна найти кого-то еще, кто тебя спасет. То есть ты должна найти новую любовь.

Орхидея сидела молча какое-то время, которое Шелку показалось очень долгим. Белая телка, лежавшая под умирающей смоковницей, передвинулась в более удобное положение и опять стала жевать жвачку. Люди, ждавшие на Солнечной улице, по другую сторону стены сада, громко и возбужденно переговаривались. Шелк не понимал, что они говорят, хотя и мог легко угадать.

— Неужели любовь действительно значит больше, чем жизнь, патера? — наконец прошептала она. — Более важна?

— Не знаю. Но, как мне кажется, может быть.

— Я бы не сказала, что много чего любила в своей жизни. — Ее рот исказила горькая усмешка. — Деньги, только для начала. Но я же дала сто карт на похороны, верно? Может быть, это показывает, что я не люблю их так, как я думала.

Шелк поискал нужные слова: