Озеро Длинного Солнца

Журавль кивнул:

— Я рассказал тебе все, в точности, как написал. А сейчас объясни мне, как ты узнал, что Гиацинт работает на меня? Это она тебе рассказала?

— Нет. Я осмотрел гравировку ее игломета. — Шелк вынул его из кармана. — Везде гиацинты, но вот здесь, наверху, высокая птица, вроде цапли, стоящая в пруду; и когда я сообразил, что это может быть не цапля, а журавль, я понял, что его подарил ей ты. — Он открыл магазин. — Надеюсь, что вода не повредила его.

— Дай ему просохнуть, прежде чем попытаешься стрелять. Сначала смажь маслом, и тогда все будет в порядке. Но то, что я подарил Ги роскошный игломет, не может быть единственной причиной, которая навела тебя на след. Любой старый дурак, по уши влюбившийся в красивую женщину, может дать ей что-нибудь вроде этого.

— Да, конечно. Но она хранила игломет вместе с азотом, в том же самом выдвижном ящике. Кстати, он все еще у тебя?

Журавль кивнул.

— И мне показалось вероятным, что их ей дал один и тот же человек, поскольку она бы не захотела, чтобы ты видел его, если бы его ей дал кто-то другой. Азот стоит несколько тысяч карт; таким образом, если его ей дал ты, значит ты — намного больше, чем кажешься. Более того, ты отдал его мне в то время, когда осматривал меня в присутствии Крови. Никогда не поверю, что человек, за которого ты пытаешься себя выдать, осмелился бы сделать такое.

Журавль опять хихикнул:

— Ты настолько проницателен, что я начинаю сомневаться в твоей невинности. Ты уверен, что ты не шпион?

— Ты путаешь невинность с невежеством, хотя, признаюсь, я действительно невежда во многих отношениях. Невинность — вопрос выбора, и ее выбирают по той же причине, по которой выбирают любую другую вещь — она кажется самой лучшей.

— Я подумаю об этом. В любом случае ты ошибаешься, думая, что я подарил Ги азот. Кто-то обыскал мою комнату за пару дней до этого. Они не нашли его, но я попросил Ги сохранить его для меня в безопасном месте.

— Когда ты сунул его мне за пояс…

— Я заметил, что, безусловно, в тебя влюбилась какая-то богиня. Она принесла его мне и сказала, что мы должны найти способ передать его тебе, поскольку она боялась, что Кровь собирается приказать Мускусу убить тебя. Она пришла ко мне, думая, что я все еще зашиваю тебя, но я уже закончил и отослал тебя к Крови. Пока мы с ней разговаривали, за мной пришел Мускус, так что я подмигнул ей и взял азот с собой, надеясь, что мне представится возможность отдать его тебе.

— Но она пришла к тебе и попросила сделать это?

— Да, верно, — ответил Журавль, — и я тебя не виню, если от этого ты почувствовал себя лучше. Если бы мне было столько же лет, сколько тебе, я бы от радости прыгал до потолка.

— Да, не отрицаю. — Шелк пожевал губу. — Как одолжение — очень большое одолжение — могу ли я взглянуть на азот, пожалуйста? Минуту-две? Я не собираюсь сделать тебе что-то плохое или даже выпускать клинок, и верну его по первому требованию. Просто хочется опять увидеть его и подержать в руках!

Журавль достал азот из-за пояса и протянул ему.

— Спасибо. Когда он был со мной, меня все время беспокоило, что на нем нет гиацинтов; теперь я понял почему. Этот демон — это кровавый камень, а?

— Совершенно верно. Азот должен был стать подарком для Крови. Рани дала мне очень симпатичную сумму на случай, если придется подкупать его, и одна из наших ханум добавила азот, как особый подарок, знак доброй воли. Кстати, у Крови есть два азота, но тогда мы еще не знали об этом.

— Спасибо. — Шелк покрутил азот. — Если бы я знал, что он принадлежит тебе, а не Гиацинт, я бы не вернулся за ним — вместе с Мамелтой — в эти ужасные туннели. Нас бы не застигли врасплох солдаты Лемура, и она бы не умерла.

— Даже если бы ты не вернулся за ним, тебя все равно бы схватили, — сказал ему Журавль. — Но этот азот не достался бы Лемуру и я бы не смог его убить. К этому времени мы оба были бы покойниками. И твоя женщина тоже, скорее всего.

— Да, возможно. — Шелк — в последний раз, как ему казалось — прижал губы к сверкающей рукоятке. — Я чувствую, что он приносит мне одни несчастья; тем не менее, если бы не он, талос убил бы меня. — С некоторой неохотой он вернул азот Журавлю.

Этой ночью, пока Шелк, шепча странному потолку, лежал на арендованной кровати, туннели вторглись во все его мысли; их мрачные, запутанные отростки петляли под землей, проникая повсюду. Что, если величественный зал, в котором спящие ждут в хрупких ячейках, находится прямо под ним? Это казалось вполне возможным, поскольку зал должен находиться недалеко от забитого пеплом туннеля, и пепел падал из мантейона, находившегося здесь, в Лимне. Нет сомнения, что и его мантейон на Солнечной улице стоит над таким же туннелем, как и намекал Кремень.

Какими ужасно тесными казались эти туннели, всегда готовые сомкнуться вокруг него и раздавить его! Их проложило не Аюнтамьенто — оно не могло проложить их. Туннели были намного старше, и рабочие, копавшие землю, чтобы соорудить новые фундаменты, раз за разом пробивали стены туннелей, после чего мудро заделывали случайно сделанные дыры.

Но кто проложил эти туннели, и, главное, для чего? Майтера Мрамор иногда вспоминала Короткое Солнце. Помнила ли она эти туннели, как их копали и с какой целью?

В их достаточно прохладной комнате внезапно стало тепло — нет, даже жарко, жарче, чем в его спальне в доме авгура, в которой всегда было слишком тепло, всегда парило, хотя оба окна, на Серебряную улицу и в сад, стояли открытыми настежь; их тонкие белые занавески хлопали под горячим ветром, который никак не мог охладить комнату. Все это время доктор Журавль ждал снаружи вместе с майтерой Мрамор, кидая коркамнем из туннеля через окно, чтобы сказать ему, что он должен вернуться за серебряным азотом Гиацинт.

Как дым, он встал и поднялся к окну. Там уже парил мертвый летун, последние пузыри его дыхания поднимались изо рта и носа. В конце концов, каждый испустит последний вздох, не зная, что он последний. Не это ли пытался сказать летун?

Дверь разлетелась на куски. Лемур. За ним ждало черное, красное и золотое лицо чудовищной рыбы, пожиравшей женщину, которая спала в стеклянной ячейке, той самой ячейке, в которой он сам сейчас спал рядом с Синель, которая была Кипридой, которая была Гиацинт, которая была Мамелтой, с черными волосами Гиацинт, которые были у рыбы и которую пожирала рыба; щелк, щелк, щелк, щелкали чудовищные челюсти…

Шелк сел. В комнате, широкой и темной, было тихо, ее теплый влажный воздух сохранил воспоминание о звуке, разбудившем его. На другой кровати зашевелился Журавль.

Звук раздался опять, слабое постукивание, похожее на быстрое тиканье маленьких часов в его комнате в доме авгура.

— Гвардеец. — Шелк не мог объяснить, как он узнал об этом.

— Возможно, служанка, которая хочет поменять белье на кроватях, — пробормотал Журавль.

— Еще темно. Середина ночи. — Шелк спустил ноги на пол.

Постукивание возобновилось. Гвардеец, в доспехах и с карабином, стоял посреди Доковой улицы, едва видимый в облаке мутного света. Увидев Шелка, подошедшего к окну, он махнул рукой, потом встал по стойке смирно и отдал честь.

— Это гвардия, — сказал Шелк. Усилием воли ему удалось сохранить небрежный тон. — Боюсь, они нашли нас.

Журавль сел.

— Гвардейцы так не стучатся.

— Один стоит снаружи и наблюдает за нашим окном. — Шелк откинул засов и распахнул дверь. Капитан в форме гражданской гвардии отдал честь, каблуки отполированных ботинок щелкнули по полу, как щелкали челюсти чудовищной рыбы. Стоявший за капитаном вооруженный трупер тоже отдал честь, вытянув руку вдоль ствола карабина.

— Пусть все боги благословят вас, — сказал Шелк, не зная, что еще сказать. Он отошел в сторону. — Не хотите ли войти внутрь?

— Благодарю вас, мой кальде.

Шелк мигнул.

Они перешагнули через порог, неотразимо элегантный капитан в сделанном на заказ мундире, и трупер, в безупречно начищенных зеленых доспехах.