Страница 70 из 71
— Я на минутку взгляну на нее? Я могу ударить сильнее, стоя.
Шелк передал ему повязку.
— Я слышал о таких и даже однажды видел, но ни разу не касался. За нее просят тридцать карт. — Гагарка ударил повязкой о стену и присел, чтобы помочь Шелку поставить ее на место; она стала настолько горячей, что дымилась.
Лестница, крутая и узкая, как сам дом, была покрыта изодранной и настолько поношенной настилкой, что местами стала скользкой; но, при помощи Гагарки и влекомый вперед любопытством, сжав зубы и перенося большую часть веса на львиноголовую трость Крови, Шелк взбирался по ней почти так же быстро, как и на здоровых ногах.
Дверь открылась в единственную голую комнату, занимавшую весь второй этаж; ее пол устилали изношенные парусиновые маты, на стенах висели мечи и сабли, многие виды которых Шелк никогда не видел или даже не слыхал о них, и длинные деревянные рапиры с корзинчатыми гардами.
— Ты хромой! — воскликнул Меченос. — Хромаешь! — Он танцевал вокруг них, атакуя и парируя.
— Я повредил щиколотку, — объяснил ему Шелк. — Через пару недель мне будет лучше.
Меченос сунул свою рапиру в руки Шелка:
— Но ты должен начать прямо сейчас! Начнем занятия с тобой сегодня вечером! Ты знаешь, как держать ее? Ты левша? Хорошо! Очень хорошо! Со временем я научу тебя драться и правой. Держишь трость в правой, а? Ты можешь парировать, но не ударять или резать ей. Понятно? Могу я тоже взять трость? Ты согласен, что это честно? Никаких возражений? Где… А, вот! — Потрясающий прыжок перенес его к ближайшей стене, с которой он схватил еще две рапиры и желтую трость, такую тонкую, что она скорее походила на палочку; как и рапиры, она была из отполированного бамбука.
— Сэр, я не смогу сражаться с вами с такой щиколоткой, да и Капитул неодобрительно смотрит на такие действия — и я никогда не был под стать вам или кому-нибудь вроде вас. Кроме того, у меня нет денег, чтобы платить за уроки.
— Ага! Гагарка — твой друг? Что с ним сделать, Гагарка? Просто научить его защищаться, верно?
Гагарка покачал головой.
— Он мой друг, а я — его. — Только сказав эти слова, Шелк осознал, что это правда. — И поэтому я не разрешу ему платить за меня, — добавил он.
Голос Меченоса упал до шепота:
— Ты сказал, что не можешь драться, из-за твоей одежды и покалеченной ноги. Но если на тебя нападут? Тогда тебе придется. Придется… И Гагарка, как твой друг, он тоже будет драться, верно? Драться за тебя? Ты сказал, что не хочешь, чтобы он платил. Разве он не чувствует то же самое?
Он бросил Гагарке рапиру.
— Ты не сделан из денег, а, Гагарка? Хороший вор, но бедный человек, разве не так говорят о тебе? Разве ты — разве вы оба не хотели бы сохранить все деньги Гагарки? Да! О да! Я знаю, что вы хотели бы.
Гагарка отстегнул свой тесак и положил его у стены.
— Если мы побьем его, он не возьмет мои деньги.
— Точно! — Меченос отпрыгнул. — Ты извинишь меня, патера, если я сниму штаны?
Он еще не закончил говорить, как они упали на пол; одна тонкая, как веретено, нога была черной и синтетической и сверкала, как сталь. Пальцы старика коснулись ее, и она тоже упала, оставив его качаться на одной естественной ноге, узловатой, покрытой синими венами.
— Что вы думаете о моей тайне? Пять я взял! — Он прыгнул к ним, ненадежно балансируя при помощи рапиры и желтой трости. — Пять я нашел!
Шелк, едва не опоздав, отбил широкий свистящий удар в голову.
— Слишком много частей? Едва хватило! — Еще один свистящий удар. — Не съеживайся!
Гагарка сделал выпад, старик парировал невероятно быстрым, незаметным для глаз движением; ответный удар его рапиры о череп Гагарки прозвучал громче, чем выстрел самого Гагарки в «Петухе». Гагарка растянулся на парусиновом мате.
— Патера! Защищайся!
За время короткой молитвы, которое показалось Шелку половиной ночи, он бешено отбивал удар за ударом, справа, слева, в голову, в шею, в руки, в плечи, в корпус. Времени думать не было, и вообще времени не было ни на что, кроме защиты. Почти против желания, он начал чувствовать определенный рисунок, ритм, который управлял атаками старика. Несмотря на щиколотку, он мог двигаться быстрее и поворачиваться быстрее, чем старик на одной ноге.
— Хорошо! Хорошо! За мной! Хорошо!
Меченос уже защищался, парируя смертоносные удары Шелка в голову и плечи.
— Используй кончик! Смотри! — Старик нанес удар, опираясь на тонкую трость как на отсутствующую ногу, кончик его рапиры ударил Шелка между ног, потом под левую руку. Шелк отчаянно ударил в ответ. Меченос неудачно отбил его удар, и Шелк, обратным движением, ударил его в голову.
— Где ты учился, парень?
Гагарка уже стоял на ногах, усмехаясь и потирая голову. Чувствуя, что его предали, Шелк отбивал и бил, бил и отбивал удары старика. Не было времени говорить, не было времени думать, не было времени ни на что, только на сражение. Он бросил трость с головой львицы, но это не имело значения — боль в щиколотке была далекой, как будто боль кого-то другого, какого-то другого тела, которое он почти не знал.
— Хорошо! О, замечательно.
«Бум, бум, бум» говорили рапиры — как будто бил барабан Сфингс, призывая людей на войну, как будто грохотали трещотки, играя танец, в котором каждое движение должно быть настолько быстрым, насколько возможно.
— Я беру его, Гагарка. Я научу его. Он мой!
Прыгая и едва не падая, помогая себе тонкой тростью, старик встречал каждую атаку с небрежной легкостью, в его безумных глазах горела радость.
Тоже отдавшись безумию, Шелк ударил по ним. Его бамбуковый меч полетел слишком широко, и трость ударила точно по запястью, парализуя руку. Рапира упала на мат, и конец оружия Меченоса ударил его в грудь.
— Ты мертв, патера.
Шелк уставился на него, потирая запястье, и наконец сплюнул под ногу старику.
— Ты смошенничал. Ты сказал, что я не могу бить тростью, но ударил меня своей.
— О, да! Я так и сделал. — Старик подбросил трость в воздух и отбил, пока она падала. — Но разве я не сожалею? Разве моя душа не страдает? Не переполнена раскаянием? О, да, да! Я рыдаю! Где ты хочешь быть похороненным?
— В бою нет никаких правил, патера, — тихо сказал Гагарка. — Кто-то выживает, кто-то умирает. Вот и все.
Шелк начал было говорить, но передумал, сглотнул и сказал:
— Я понял. Если бы я обдумал более серьезно то, что случилось после полудня, — а я должен был давно это сделать, — я бы понял быстрее. Вы, конечно, правы, сэр. Вы оба правы.
— Где ты учился? — спросил Меченос. — Кто твой предыдущий учитель?
— Никто, — честно ответил ему Шелк. — Иногда мы фехтовали планками, когда были мальчишками; но я никогда не держал в руках настоящую рапиру.
Меченос вздернул кустистые брови:
— Таким образом, а? Или, возможно, ты все еще сердишься, что я обманул тебя? — Он прыгнул к лежавшей на полу трости Крови, схватил ее (чуть не упав) и бросил Шелку. — Хочешь ударить меня? Наказать, за то, что я пытаюсь спасти тебя? Делай что хочешь!
— Конечно нет. Я скорее должен поблагодарить вас, Меченос, и я это делаю. — Шелк потер кровавый синяк, который Мускус оставил на его ребрах. — Это был урок, в котором я нуждался. Когда я могу прийти для следующего?
— Он будет тебе хорошим учителем, патера, — сказал Гагарка, пока старик думал. — Он мастер любого оружия, не только меча. Именно он продал мальчишке твои иглы, понимаешь?
— По утрам, после обеда или вечерами? — спросил Меченос. — Вечерами подходит? Хорошо! Тогда в гиераксдень, идет?
Шелк опять кивнул:
— Гиераксдень после тенеподъема, мастер Меченос.
Гагарка принес старику съемную ногу и поддерживал его, пока тот пристегивал ее к обрубку.
— Видишь, — спросил Меченос, касаясь обрубка рапирой, — как я заработал право делать то, что сделал? За то, что однажды обманул сам себя? Видишь, какую цену я заплатил, когда был молод и силен, как ты сегодня?