Страница 67 из 71
— А что с Элодеей? Она действительно дочь Орхидеи?
— Да, — сказал Шелк. — Я говорил об этом с Орхидеей, и она призналась. На самом деле практически похвасталась этим. Какой была Элодея?
— Красивой. — Гагарка заколебался. — Мне кажется, что рассказывать тебе обо всем этом неправильно, патера. Она могла быть очень забавной, потому что ее не волновало, что она делает или что другие думают об этом. Ты понимаешь, что я имею в виду? Она могла бы зарабатывать намного больше, если бы делала вид, что любит клиентов.
Шелк прожевал и сглотнул.
— Понял. Я хотел знать, потому что меня интересует ее личность — есть ли особый тип людей, которые более склонны быть одержимыми, чем другие, — и я никогда не видел Элодею живой. Я говорил с ее матерью; мы услышали крики, выскочили наружу и нашли ее лежащей на лестнице. Ее закололи кинжалом. Кто-то предположил, что она заколола себя сама. Ее лицо… Ты когда-нибудь видел одержимого человека?
Гагарка покачал головой.
— Я тоже; но прошлой ночью я видел, незадолго до того, как увидел тело Элодеи. — Шелк промокнул губы салфеткой. — В любом случае она была мертва; но даже в смерти казалось, что ее лицо было не совсем ее. И я, помнится, подумал, что в этом есть что-то ужасное и, вдобавок, очень много знакомого. Сначала знакомое — это совсем просто. Я подумал всего мгновение — глаза, форма носа, губы и все такое, — и я понял, что она выглядит как Орхидея, женщина, с которой я только что разговаривал. Потом я спросил ее об этом, и она рассказала, что Элодея действительно ее дочь, как я и сказал тебе.
— Могет быть, я сам должен был понять, — сказал Гагарка, — но не догадался. Элодея была намного моложе Орхидеи.
Шелк пожал плечами:
— Я уверен, что ты знаешь о женщинах намного больше меня. Возможно, я увидел так много именно потому, что знаю о них очень мало. Когда знаешь о предмете совсем мало, сводишь то, что видишь, если вообще что-нибудь видишь, к самым основным понятиям. Но я хочу сказать тебе совсем другое: ужасное в ее лице тоже было мне знакомо.
— Продолжай. — Гагарка вновь наполнил свой бокал. — Давай послушаем.
— Я колеблюсь, потому что уверен — ты мне не поверишь. Элодея напомнила мне кое-кого другого, с кем я недавно разговаривал — Мукор, сумасшедшую девочку на вилле Крови.
Гагарка отложил вилку, дымящийся бифштекс на ее зубцах остался нетронутым.
— Ты хочешь сказать, что одна и та же бесовка вселилась в них обеих, патера?
Шелк покачал головой:
— Я не знаю, но чувствую, что должен сказать тебе. Мне кажется, что Мукор последовала за мной в виде призрака. И я пришел к выводу, что она может каким-то образом вселяться в других, как делают бесы — и боги, кстати, — и, время от времени, так и поступает. Сегодня утром я почувствовал ее, абсолютно точно, когда взглянул на лицо честнейшего рабочего; и мне кажется, что она обладала Элодеей в то мгновение, когда Элодея умерла. Позже я узнал ее в еще одной женщине.
Если я прав, если она действительно в состоянии делать такие вещи и если она следует за мной, ты подвергаешься определенному риску, сидя со мной за одним столом. Я очень благодарен тебе за этот поистине замечательный ужин и еще более благодарен за твою помощь прошлой ночью. Более того, я надеюсь задать тебе несколько вопросов перед тем, как мы расстанемся; и из-за всего этого я в неоплатном долгу перед тобой. Я был слишком усталым — и, должен сознаться, слишком голодным — и не подумал об опасности, которой я подверг тебя, когда мы разговаривали в мантейоне. Но сейчас я чувствую, что должен предупредить: в тебя может вселиться злой дух, если ты останешься в моем обществе.
— Ты авгур, патера, — усмехнулся Гагарка. — Если она схватит меня, пока мы сидим здесь, разве ты не сможешь заставить ее сделать ноги?
— Я смогу попытаться; но у меня есть только одна угроза против нее, и я уже ее использовал. Ты остаешься?
— Конечно. Мне кажется, я должен взять еще клецки, может быть с этим соусом.
— Спасибо тебе. Я надеюсь, что ты не будешь об этом сожалеть. Ведь ты еще не прокомментировал мою корявую работу прошлой ночью. Если ты боишься, что я обижусь, уверяю тебя, что ты не сможешь быть более строгим ко мне, чем я уже был сам к себе.
— Хорошо, прокомментирую. — Гагарка пригубил вино. — Первым делом, я думаю, что, если ты смогешь поднять даже тысячу, тебе лучше быть уверенным, что Кровь перепишет мантейон на тебя, прежде чем ты выкашляешь из себя этих золотых мальчиков. Минуту назад ты сам говорил о гарантиях. Не думаю, что тебе стоит доверять любым гарантиям, за исключением документа, подписанного и засвидетельствованного парой толковых быков, которые не имеют с Кровью никаких дел.
— Ты прав, я уверен. Я думаю почти то же самое.
— Думай лучше. Не доверяй ему, даже если что-то из того, что он делает, заставит тебя подумать, что ему можно доверять.
— Я буду очень осторожным. — Отбивные Шелка были вымочены в пикантном, почти черном соусе, который показался ему невыразимо вкусным; он вытер немного с тарелки еще одним куском хлеба.
— И мне кажется, что ты нашел свое настоящее призвание. — Гагарка усмехнулся. — Не думаю, что я сам смог бы сделать лучше, и, скорее всего, только хуже. И это в самый первый раз! На десятый раз пригласи меня, чтобы просто понаблюдать за твоей работой.
Шелк вздохнул:
— Надеюсь, ради нас обоих, что десятого не будет.
— Еще как будет. Ты — настоящий сын Тартара. Просто раньше ты этого не знал. В третий или четвертый, или какой там будет, я бы хотел посмотреть, для чего умелому быку, вроде тебя, нужна помощь от меня. Ты хочешь вернуться сегодня вечером в дом Крови и забрать свой топорик?
Шелк с сожалением покачал головой:
— Я не в состоянии работать на крыше, пока не заживет щиколотка, и, в любом случае, топорик более чем наполовину прикончен. Ты помнишь, я тебе говорил об игломете Гиацинт?
— Конечно. И об азоте. Хороший азот могет принести пару тысяч карт, патера. Могет быть, больше. Если захочешь продать его, я могу найти того, кто даст тебе за него лилейную цену.
— Нет, не хочу, потому что он не мой. Я уверен, что Гиацинт дала его мне на время. Я уже говорил тебе, что занял и игломет и азот, и я пообещал ей, что верну их, когда они мне больше не будут нужны. Я уверен, что она не послала бы мне азот через доктора Журавля, если бы я не сказал ей об этом раньше.
Гагарка не ответил, и Шелк с сожалением продолжил:
— Две тысячи карт; если бы я действительно получил за него так много, это стало бы хорошей частью двадцати шести тысяч, которые нам требуются. На самом деле больше пяти процентов. Ты посмеешься надо мной…
— Я и не думаю смеяться, патера.
— Будешь. Вор, который не может убедить себя воровать! Но Гиацинт доверяла мне. Я не верю, что… что какой-нибудь бог хотел бы, чтобы я обманул доверие одинокой женщины.
— Если она действительно ссудила его тебе, я тоже не сумею продать его, — сказал ему Гагарка. — Начнем с того, что она живет в доме Крови, и, если ты обзавелся другом внутри, это не тот человек, с которым ты захочешь поссориться. Ты можешь себе вообразить, почему этот врач сделал нечто настолько рискованное ради нее?
— Возможно, он — ее любовник.
— Хм. Могет быть, но, готов поспорить, у него есть какой-то ключ от нее. Тебе стоит узнать, что это такое, и я бы с удовольствием послушал об этом, когда ты узнаешь. И я бы хотел поглядеть на азот, который ты получил от нее. Допустим, я буду поблизости завтра вечером. Ты разрешишь мне посмотреть на него?
— Можешь посмотреть на него сейчас, если хочешь. — Шелк вытащил азот из-под туники и протянул его через стол Гагарке. — Сегодня я взял его с собой в заведение Орхидеи — я боялся, что мне может потребоваться оружие.
Гагарка тихо присвистнул, потом поднял азот вверх, любуясь игрой света на его сверкающей рукоятке.
— Двадцать восемь сотен легко. Могут взять и за три штуки. Значит, тот, кто дал ей, заплатил за него штук пять-шесть.