Долины и взгорья

Потом про выпечку в хлебопекарне. Ну-ну. Галлюцинации, похоже. Я поднялся осторожно, прошёл в туалет. Результат слабенький, олигурия. Потею сильно, вот для почек жидкости и не хватает. Спустился на кухню, выпил большую кружку сладенькой водицы, что приготовила Вера Борисовна. Потом налил опять, доверху, взял с собой. Нет, пить особенно не хотелось. Но нужно.

Несу не расплескав, это хорошо. Значит, не так уж меня и пробрало. А галлюцинации, что галлюцинации, они весь институт у меня, галлюцинации. Или просто развитое воображение? Виктор Львович так и вообще считает, что у шахматистов мозги вывернуты, потому и в шахматы играют, нормальным же людям это и ни к чему, и не под силу. Кстати, мне скоро в Стамбул. А тут грипп. Нехорошо, некстати, но должен выздороветь. Грипп длится пять дней, много — семь. Успею.

Вернулся, а в телевизоре Андропов. Смотрит не мигая. Гипнотизирует.

— Садитесь, Михаил. Или ложитесь, как вам удобнее. Скажу сразу, что ангелом вас не считаю. Если там, — он тоже посмотрел вверх, — и есть некий творец, то, думаю, судьбами отдельных людей он вряд ли занимается. Это малыш берет в руки игрушку и водит её туда-сюда, Миша идёт кушать, Миша идёт гулять, Миша ложится спать. Творец создает вселенные, а дальше уж как получится. Но это я в сторону, для создания непринужденной обстановке, побуждающей к откровенности. Что, не очень получается? Так я и не оперативник, для оперативной работы у меня есть специалисты, которым всё выложишь от чистого сердца, а, главное, сам того не подозревая. Как лучшему другу. Да они и могут быть лучшими друзьями, и за тебя и в огонь, и в воду пойдут. На самом деле. Ладно, это опять в сторону.

Теперь к делу.

Сам понимаешь, всего я тебе сказать не могу. Сам еще многого не знаю. Но да, молодые и борзые не хотят ждать. Хотят ускорить события, пусть и такими вот методами. Имён не назову. Незачем тебе знать. На Леонида Ильича много покушений было, даже в прямом эфире, в шестьдесят девятом, помнишь? Тебе тогда сколько было, пятнадцать? Значит, помнишь. Передачу прервали, но люди не дураки, поняли. Ну, и заграничные радиостанции не молчали, этих молчать не заставишь. И на самого Леонида Ильича давят, и на его окружение. Галину подпаивают, Буряце подсунули, там много чего… И в меня метят, я тоже из стариков. И в мое окружение тоже, Стельбова год назад хотели убрать, ты тому свидетель. И тебе может достаться, рикошетом. А в Ливии сговорились с египетскими террористами. Втемную, египтяне думали, что сами по себе действуют. Те еще вояки египтяне, конечно, но своего бы добились, при таком превосходстве. Если бы не чертик из табакерки.

Автандил Вахтангович? Мы даже не знаем, причастен ли он, или его специально подготовили, на роль козлика отпущения. Но выяснили точно: на вас, Михаил, он имел большой зуб. Нино Гулия, которая обиделась на вас в Дортмунде, его племянница, двоюродная, и он просто хотел устроить вам пакость. Органы провели расследование, и выяснили, что в Шереметьеве действует преступное сообщество, похищающее ценный груз у пассажиров. Вскрывают чемоданы и крадут то, что к вывозу запрещено: драгоценности, иконы, редкие книги и тому подобное, в расчете, что никто не заявит о пропаже. Поди, заяви, что хотел вывезти икону восемнадцатого века! Ладно, с этим мы разберемся и накажем крепко, как в былые времена. Он, Автандил, главарю этого сообщества, тоже родственник. В Грузии все друг другу родственники. Вот и сплавил твой чемодан. Но у вас, Михаил, украли не икону и не редкую книгу. Украли всё. Украли и продали. Мы по цепи продаж прошлись, но вещи сбывали с рук, случайным людям, так что, Михаил, вещей обратно ты не получишь. Приемник «Грюндиг», и костюм продали через комиссионный магазин, но кому — неизвестно, продавали в Москве, но покупатели могли быть отовсюду. Удалось отыскать лишь фотоаппарат «ФЭД», поскольку из-за гравировки его не стали сдавать в магазин, и он остался у преступников. По окончании следственных действий фотоаппарат вам вернут, а с остальными вещами сами понимаете. Вы, разумеется, вправе подать иск на возмещение ущерба, и преступники будут возмещать вам его, но… Утешайтесь тем, что наказание они получат по самой верхней планке, — с этими словами Андропов исчез, не прощаясь. Только что был — и только что нет.

— В Ленинграде завершился сорок пятый чемпионат Советского Союза по шахматам, — продолжила программу милая дикторша. — В отсутствие многократного чемпиона страны Михаила Чижика первое место занял Ефим Геллер, второе место у Льва Полугаевского, третье и четвертое места разделили молодые мастера Иосиф Дорфман и Нордибек Нигматов.

Это хорошо, это радует. Конечно, я не учил шахматам Геллера, он сам кого хочешь может учить, но вот методы эффективного мышления пошли на пользу и Ефиму Петровичу, и Нордибеку.

Молодцы.

— И о погоде: в Москве ожидается снег, температура ночью минус десять, днем до минус четырех.

А у меня сколько?

Тридцать девять и восемь. Кипит возмущенный организм, и готов идти на бой с вирусами гриппа.

И я готов.

Я выключил телевизор. Хватит.

И ползвонные колокола сменил Благовест.

Бом!

Бом!

Бом!

И настойчивый стук в окно:

— Чижик, открой! Чижик, впусти! Чижик, давай поговорим!

Васин пришёл. Васину скучно. Томит Колю пребывание между мирами.

Но не пущу.

А поговорить — поговорю. Что мне ещё остаётся?

Глава 23

31 декабря 1977 года, суббота

О подарках и наградах

— Мышка за печкою спит, месяц в окошко глядит, — выводили мы а капелла. Ми и Фа уснули на третьей строфе.

Мы вышли из детской, прикрыли дверь, и перешли в гостиную. Перевести дух.

Мы сегодня а) катались на санках, б) водили хороводы, в) танцевали под музыку «Блютнера» и «Фестиваля», г) собирали пирамидки, д) строили из кубиков домики, е) и вообще веселились за весь год.

Отчего бы и не повеселиться?

В ночь со среды на четверг я сражался с гриппом. Битва шла нешуточная, противник насылал на меня чары и мороки, я то беседовал с умершими, то плутал в подземных лабиринтах в поисках неведомо чего, то отстреливался из пистолета от преследователей, злобного вида дикарей с духовыми трубками, осыпающих меня маленькими, с половину карандаша, стрелами, но стрелами отравленными. После полуночи ко мне пришло подкрепление: Лиса и Пантера решили всё-таки посмотреть, как у меня дела и примчались в Сосновку. Дела у меня были так себе: температура за сорок, пульс за сто, и я всё требовал патронов, и побольше, побольше.

Девочки взяли меня в оборот: амидопирин внутримышечно и обертывание мокрой простыней. К утру температура не упала, а рухнула, я пришёл в себя, выпил литр медовой водички, закусил ремантадином, после чего уснул сном праведным, исцеляющим, с советскими позитивными сновидениями и спал до полудня четверга. Проснулся же с чувством просветления и умиления, подкрепился бульоном и стал осваивать ходьбу на задних ногах. В пятницу перемещался уже уверенно, а сегодня консилиум решил, что я практически здоров, и будь я на больничном, его бы в поликлинике закрыли. Токарю, слесарю или шахтеру продлили, а врачу или научному сотруднику — закрыли б. Они ж ничего не делают, только думают! Ну, пишут ещё, так авторучка лёгкая, это не отбойный молоток.

А я ничего не пишу, и даже не думаю, во всяком случае, сверх необходимого.

Постановили, что Ми и Фа можно привозить, что и было сделано.

Веселится и ликует весь народ!

Сейчас же наступило время ликования спокойного, тихого. Я всё-таки утомился, да. Астенический синдром после гриппа длится неопределенное время, от нескольких дней до нескольких месяцев. Научный факт. Что с того? У меня впереди матч с Корчным, а у доярки коровы не доены, у хирурга операции плановые, у водителя автобуса пассажиры. И каждый делает свое дело, астения, или не астения. Нужно!

И, буду честным с собой, коровы — они важнее деревянных фигурок. Но никто вокруг доярки не прыгает, не спрашивает, как, Матрена Ивановна, не желаете ли в санаторий, или, может, лекарства какие нужны, или ещё что? Нет, ей просто говорят, давай, Матрена, наверстывай, что пропустила, дома сидючи. А то и вовсе на ногах перенесла грипп доярка, потому что в колхозах докторов нету, а ехать за тридцать километров в районную больницу и некогда, и не на чем, и начальство не пускает.