Долины и взгорья

— А с чего же он живёт?

— Мать ему присылает деньги. Ну, и что сможет выпросить у знакомых. Вот как к вам, пристанет, ему и дают кто рубль, кто три… Иногда и по физии дают тоже. Потому мы его гоняем.

— Печально, — сказал я.

— Печально, — согласился милиционер. — И что делать — непонятно. Дождётся, что выселят его на сто первый километр, там и пропадёт…

Глава 6

6 августа 1977 года суббота

Тень в тёмном саду

Гроссмейстер сыграл b2 — b3

Публика вдохнула.

Матч начался!

Этим ходом, который классические дебютные руководства считают неправильным, Ларсен начал партию против Спасского семь лет назад, когда в Матче Века сборная Советского Союза играла против сборной Остального Мира. Оба они, Ларсен и Спасский, возглавляли свои команды. Белые демонстративно отказались от борьбы за центр, и пытались наносить фланговые удары. Обычно до добра это не доводит, и тогда не довело: Спасский играл как завещал великий Стейниц, как учит советская шахматная школа: вперёд идёт королевская пешка, её поддерживают легкие фигуры, затем рокировка, а там играть по позиции. Главное — гармоничное развитие!

И к десятому ходу позиция Ларсена стала безнадежной — тогда, в семидесятом году. С этой партией знакомы все серьёзные шахматисты, я сам разбирал её для Школы «Ч» — и публиковал анализ.

Ларсен это, конечно, знает. И я знаю, что он знает. И он знает, что я знаю, что он знает.

Значит, приготовил новинку.

Но не поднять перчатку я не мог, и, вслед за Борисом Васильевичем, тоже двинул вперед королевскую пешку на поле е пять.

Публика выдохнула.

Первые пять ходов партия повторяла ту, семидесятого года. На шестом Ларсен решил не менять коней, а усилить давление на мой королевский фланг, переведя коня на эф пять.

Умно!

Но не страшно.

Потерянные темпы не вернёшь. И моему королю угрозы не страшны. Отобьюсь. Можно и о контратаке подумать, но…

Но добирались мы до Стокгольма долго. Казалось бы, что там добираться, «ТУ-154» нужно полтора часа от взлета до посадки.

Но в Стокгольм пришел туман. Аэропорт Арланда никого не принимал. И нас не принимал. Мы ждали, ждали и ждали. Тринадцать часов ждали. Не то, чтобы я сильно уж нервничал, и я не суеверен, но ждать погоды и у моря не очень-то приятно, а уж в аэропорту…

И когда мы оказались на шведской земле, всё пришлось делать бегом-бегом-бегом.

А служение муз не терпит суеты. И сейчас у меня в голове тоже туман. Не такой густой, как в Стокгольме, но я решил не рисковать. Буду играть от обороны.

А Ларсен наседал и наседал, бросая войска в атаку. То одна угроза, то другая. Игра острая, как кавказский суп. Публика рада — болеют явно за Ларсена.

Наши сомневались, стоит ли играть в Стокгольме. Ларсен датчанин, то есть скандинав, а Швеция — скандинавская страна. Рядышком всё. Из Копенгагена в Стокгольм самолеты не нужны. Ларсен преспокойно доехал, устроился, выспался, а теперь атакует.

А я обороняюсь.

Ну да, Скандинавия. А Бельгия, тоже претендовавшая на проведение полуфинала — и вовсе НАТО. Третья страна, Венесуэла, слишком уж далеко, да и призовые в Венесуэле поменьше. Вот потому наши и согласились на Стокгольм.

Мне же особой разницы нет. Болеют за Ларсена? Ну и пусть. На моей игре это никак не скажется. Не должно. И не будет.

Ларсен отправил на штурм остатки своей армии. Штурм с виду грозный, но меня не пугает. Моя армия хоть и поредела, но стоит незыблемо.

Зрители трепещут: идет обмен ударами, и будет ли среди них нокаутирующий — они не видят.

А мы видим. Я и Ларсен. Ничья неизбежна, но отчего бы и не поиграть?

И вот мы доигрались до эндшпиля, король и пешка против короля и пешки. Гонки во ферзи, как и полагается в приличном боевике. Кто раньше?

Оба позже. И, после размена новоявленных ферзей на сцене остались голые короли. Ничья ввиду отсутствия материала.

Зрители расходились довольные. Такая игра! Столько атак! Столько комбинаций! Это вам не мир на пятнадцатом ходу при полной доске фигур. За свои деньги люди получили массу впечатлений.

А нам только этого и нужно. Нет, мы не сговаривались: на гроссмейстерском уровне понимание не нуждается в словах.

Что ж, Ларсен теперь уже точно не повторит результат матча с Фишером, матча, который он проиграл ноль — шесть. Половинка очка у него уже есть.

Я тоже не в претензии. Я вовсе не собираюсь идти на рекорды и брать встречные обязательства выполнить пятилетку в два года. Матч выиграет тот, кто первым наберёт восемь очков. При равенстве, восемь — восемь будут две дополнительные партии. Ничьи? Тогда ещё две. А там уж жребий.

До жребия доводить не собираюсь, но вот счёт восемь — шесть меня вполне бы устроил. В мою пользу если.

Руководство намекало, что неплохо бы и мне показать фишеровский результат. Разгромить Ларсена под ноль. Ага, разбежался и прыгнул. Нашим людям парашют не нужен, наши люди и без парашюта согласны!

После игры состоялась пятнадцатиминутная пресс-конференция. И я, и Ларсен отвечали в унисон: мы старались, господа журналисты, видит Каисса, старались. А впредь будем стараться ещё старательнее. Приходите посмотреть.

Наша команда уселась в микроавтобус, да и поехала в отель. Дружным коллективом.

Отель так себе. Недорогой. Со всеми вытекающими. Да, я избалован. Мне нужно четыре звезды, а лучше все пять. Как в Лас-Вегасе. Но после военных сборов и нынешний отельчик кажется раем. В общем-то всё, что нужно, есть. Главное — тишина. Отельчик расположен в исторической части города, улочки узкие, движение редкое. Красота!

Размещение показывает, кто есть кто. Себя Миколчук заселил в номер получше. Меня — ну, в почти такой же, только окнами во двор. В двухместном номере оказались Антон и Ефим Петрович, в другом двухместном Фролов и Нигматов. Такая вот расстановка фигур.

Миколчук своим присутствием давал понять: этот матч особенный. Ещё бы не особенный, для него он, похоже, вопрос мундира, звания и пенсии. И второе — он лично будет следить за чистотою наших помыслов. Чтобы никто сдуру не попросился в буржуинское царство. Если я проиграю матч, будет нехорошо, но если кто-нибудь станет невозвращенцем — будет катастрофа. Если невозвращенцем стану я… Нет, об этом лучше и не думать.

Полагаю, никто и не думает. Я, да в невозвращенцы? С чего бы вдруг? У меня есть всё, о чем только может мечтать умственно здоровый человек. Есть большая квартира. Роскошная по любым меркам. Есть большая дача. Есть автомобиль. Есть доступ к «Березке». Есть уверенность в завтрашнем дне, что выражается в чеках на десять тысяч березовых рублей ежегодно аж до две тысячи сорок второго года — ну, если вдруг коммунизм задержится, и деньги не отменят раньше. Есть сберкнижки. Спортивная стипендия, зарплата в «Поиске», отчисления за оперу. Не успеваю тратить. Теперь, с Ми и Фа будет с тратами полегче, но всё равно не успеваю. Это что касается уз материальных. У меня в Союзе остались родители, остались Ми и Фа, остались Лиса и Пантера — это узы крови. И, наконец, узы социальные: передо мной открыты все пути. Уже предлагают аспирантуру, предлагают ординатуру, всё предлагают. И не намекают, а говорят всерьёз, что я буду выдвинут в Верховный Совет СССР десятого созыва на следующих выборах, то есть в семьдесят девятом. Если стану чемпионом. Невозвращенцем в данных обстоятельствах может стать только безумец.

Тем не менее, со мной (как, полагаю, и со всеми остальными) провели инструктаж: что делать, если я замечу у кого-либо из нашей делегации склонность к принятию неверного решения.

Сообщить Миколчуку, вот что!

Меня прямо спросили, могу ли я гарантировать, что Антон Кудрявцев и Ефим Геллер не встанут на путь измены. Я прямо же ответил, что Кудрявцева не знаю, мой тренер — Антон Кудряшов. А насчет измен — понятия не имею. В сердцах читать не обучен. Может, им лучше остаться в СССР, а мы вам подберем надёжных и трижды проверенных? Тогда, ответил я, мне лучше отправиться на матч одному. Уж точно никто не сбежит — некому-с. А я и один справлюсь, не барин. Секундантами попрошу стать товарищей из местных коммунистов. Многие коммунисты играют в шахматы, это я точно знаю.