Долины и взгорья

Ну, а осенние полевые работы вызывали нервный смех у всех. И да, жизнь в колхозе радовала мало. Половина сельских школ и больниц не имела канализации.

И сейчас не имеет.

Глава 5

3 августа 1977 года, среда

Между Олимпом и Тартаром

Позиция белых на первый взгляд безнадежна: слон и пешка против слона и трёх пешек черных. Но слоны разноцветные, а пешки черных расположены так, что есть, есть этюдное спасение. Если белым удастся его найти в оставшиеся минуты: игра идет на флажке.

И белые находят. Сначала разменивают центральные пешки, затем отдают слона за другую центральную пешку. У противника в итоге король, слон и пешка против одинокого короля, но пешка черных крайняя, а поле превращения не в цвет слона.

Трясти флаг чёрные не стали, согласились на ничью. Благородно.

В итоге москвичи победили, общий счет матча четырнадцать — восемнадцать в их пользу, но для чернозёмцев это не позор, отнюдь. У москвичей в составе восемь кандидатов в мастера, остальные перворазрядники с баллами, у нас же только два перворазрядника, остальные, как пишут в прессе, «шахматисты массовых разрядов». И в последней партии против московского кандидата играл каборановский третьеразрядник. Успех? Успех! Зимой наши проиграли четыре — двенадцать, тогда играли на восьми досках. Проиграли, сделали выводы, и в этот раз вышло куда лучше.

Антон просто сиял. Он — руководитель нашей команды. Ответственный за всё.

Команда — шестнадцать основных и четверо запасных участников. С Антоном ещё один тренер, и трое родителей — из родительского комитета. Все наши участники — из школы «Ч», отобрались на матч весной, на каникулах. И, по договоренности, приехали в Москву. Шестнадцать досок, два тура.

Играли в Московском Университете, что на Ленинских горах. И москвичи, и наши — потенциальные абитуриенты, на будущий год окончат школу, и, как знать, может, кто-то поступит в МГУ.

Приехали, заселились в общежитие МГУ, и сразу на обзорную экскурсию. Потом — дневной спектакль в театре Гоголя. Обед, и — вторая экскурсия, по ВДНХ. На второй день — игра и экскурсия по МГУ. Сегодня вторая игра, потом экскурсия в Третьяковку и Палеонтологический музей, а вечером — на поезд, домой. Образовательно-познавательный тур.

Я? Моя роль минимальна. Сейчас скажу заключительное слово и приглашу москвичей на зимние каникулы к нам, в Чернозёмск. На матч-реванш. На этом всё.

Наметил — выполнил.

И отправился в Спорткомитет.

Москва — не Чернозёмск, это всякий скажет. В Чернозёмске всё близко, особенно на «ЗИМе». От дома в Сосновке до института — двадцать минут. От института до редакции «Поиска» — шесть минут. До областной больницы, самой дальней клинической базы — двенадцать минут. И всё чинно, благородно, неспешно. Милиция узнаёт, честь отдаёт! «ЗИМ» по нынешнему времени нечасто увидишь, а дедушкин, тёмно-вишнёвого цвета, и вовсе один на область. Во всяком случае, из активных. Ну, а мой портрет украшает Стену Славы динамовского стадиона: четырехкратный чемпион СССР, гроссмейстер, а с недавних пор орденоносец. Орден я получил за то, что задержал опасного преступника. Ну, так считается. И не просто задержал, а сказал перед телекамерой на весь Советский Союз, что бесстрашие, мужество и патриотизм обретаю в спортобществе «Динамо».

И плакат, где Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев вручает мне орден Красной Звезды, растиражирован в сотнях экземплярах. Вместе с моим перлом о спортобществе. Потому милиционеры знают меня не только по автомобилю, но и в лицо. И да, четыре раза отдали честь. Один уж точно.

Однако это в Чернозёмске.

В Москве же милиционеры тоже узнают, но неточно. Видят, знакомая физиономия, начинают гадать: может, в ориентировках засветился? Мошенник на доверии? Фарцовщик? Смотрят и сомневаются. Трижды останавливали, проверяли документы. Увидев фамилию вспоминали, улыбались и тоже отдавали честь. Но потом. После проверки.

Автомобиль я пока не купил. Ни «Волгу», ни «троечку». Для одного «Троечка» в самый раз, и для трех человек хороша, а вот для пятерых — не очень. То ли дело «ЗИМ», в него и коляска помещается. Простор. Но «ЗИМ» не хочет в Москву. Ему и в Чернозёмске хорошо.

Да никто в Москву пока и не рвется. Институт заканчивать лучше у нас, в Чернозёмске. Куда как лучше.

А там поглядим.

В Спорткомитет я пришел к назначенному часу.

Товарищ Миколчук, Николай Фролов, Ефим Геллер и Нордибек Нигматов уже ждали.

Сам товарищ Павлов будет проводить инструктаж, объяснять, как нам одолеть Бента Ларсена. Для этого и собрал.

Товарищ Павлов опоздал на сорок две минуты.

— Был в Совмине, — сказал он после приветствия. То есть приветствовал товарищ Миколчук, а мы изображали почтительное внимание.

— Был в Совмине, — после короткой паузы повторил Павлов, и оглядел нас: прониклись ли?

Прониклись.

— Утрата страной чемпионского статуса рассматривается как серьезное упущение в нашей работе, — сказал Павлов, и опять посмотрел на нас, теперь укоризненно, мол, как же вы до такого довели?

Нордибек Нигматов даже покраснел от чувства вины. Геллер крякнул. Фролов, и тот поджал губы. Миколчук покосился на нас: поняли? осознали? готовы искупить?

— Я заверил руководство страны, что корона вернется в Советский Союз! — продолжил Павлов. — Не может не вернуться! Мы должны делом ответить на всемерную заботу партии, правительства, народа!

Нордибек энергично кивнул. Конечно, иначе и быть не может.

И Геллер кивнул, и Фролов, и Миколчук.

— А вы, Чижик, как считаете? — прямо спросил Павлов. Спросил и посмотрел сурово: с кем ты, гроссмейстер?

— Я?

— Да, вы!

— Сама она не вернётся, корона. Только на голове чемпиона. Будет чемпион, будет и корона. По-моему, так.

Павлов поморщился: мой ответ прозвучал нескромно. Да он и был нескромным, вместо того, чтобы благодарить за оказанное доверие, заверять, что жизни не пожалею, и трепетать, я недвусмысленно заявляю, что всё зависит от меня и только меня. От моей головы. Как такое стерпеть?

И Павлов не стерпел.

— У вас хорошая репутация, Чижик, её трудно заслужить. А вот потерять очень легко!

— И в самом деле, товарищ Павлов. Легче лёгкого, — согласился я. — И не такие люди теряют.

Накануне сообщили об аресте директора главного московского гастронома, Соколова. Не в «Правде», конечно, а по вражьим голосам. А товарищ Павлов был хорошим знакомым Соколова. Почти другом. Многие хотели дружить с Соколовым. Прежде. А теперь не хотят.

Тут Павлов, видно, вспомнил о том, что Чижик залетал и на дачу к Андропову, и тут же сменил галс:

— Это я к тому, что совершенно уверен: вы станете чемпионом! Непременно станете, и мы окажем вам на пути к короне всяческую поддержку!

— Да я и сам не прочь, товарищ Павлов, стать чемпионом. И, конечно, ценю поддержку полною мерой. Кстати, кое-что можно сделать уже сейчас, но… — я посмотрел на остальных — я думаю, товарищам это неинтересно.

Товарищам было очень интересно, но Павлов их отпустил:

— Идите, товарищи, готовьтесь. Завтра в путь!

Пришлось товарищам идти.

— Так что вам нужно для победы? — спросил Павлов, сразу ставя меня в позицию просителя.

— Не обо мне речь, Сергей Павлович. Не обо мне.

— А о ком?

— О вас. Скажите, вы ведь похудели? Килограммов шесть потеряли, семь?

— Какое это имеет отношение… — начал он и осекся. Потом севшим голосом продолжил:

— На семь.

— А рыбалкой по-прежнему увлекаетесь? На севере, часом, весной не рыбачили?

— Да, в мае, на Печоре. В Нарьян-Маре.

— А в июне начали худеть. Почитали справочники, и решили, что у вас рак. Не так ли? К врачам обращаться боитесь: вылечить не вылечат, а на инвалидность отправят. Ну, не врачи отправят, а Кто Следует. Так?

— Допустим, — к Павлову на глазах возвращалось самообладание. — И что с этого?