Страница 2 из 3
Психолог. В своё время этот непрошенный гад лез к ней в каждую свободную щель, и если бы кто-то ей тогда сказал, что она сама к нему придёт, она бы лишь покрутила у виска. Зачем ей психолог? У неё же всё в порядке! Ни бьёт, ни пьёт, ни гуляет, прекрасные отношения, полная гармония, а разница в возрасте – так это двадцать первый век! Ну и что, что «десять лет»… А ему «двадцать», всё по согласию! До неё вообще стала доходить суть происходящего годам к четырнадцати, но это неважно.
Почему-то сейчас в голову начали лезть сеансы психотерапии. Надо признать, первые визиты давались ей очень тяжело не потому, что ей задавали наводящие и прямые вопросы, а потому, что чем дольше она ходила к врачу, тем чётче вырисовывалась картинка и страшнее становилось от осознания. Такой просто и тупой вопрос, который выбил из Нади все мысли минуты на полторы. Она даже не знала, что может так встать в ступор, когда психолог спросила: «Кто такой Максим?»
Этот вопрос вбили в голову настоящим колом, потому что, прожив с этим человеком столько времени, она не могла вспомнить, когда она его увидела в первый раз. Именно тогда они с психологом и проработали этапы.
Надежда была молодой женщиной двадцати шести лет, с высшим образованием, начинающей карьерой юриста и имела пусть и не баснословный, но вполне себе заработок, которым могла тянуть себя и любимого пятилетнего сынишку Ванюшку. Но так было не всегда, да и чего греха таить, стало относительно недавно.
Вообще родилась она не в том месте, не в то время и не в той семье. Родители пьющие, на аборт денег не было, а потому пришлось рожать. Наверное, ей не стоило появляться на свет в принципе, но так сложилось, что самый милый ангелочек родился в аду, и дабы это как-то компенсировать, вскоре жизнь свела её с самим «дьяволом».
Четыре года
Это самое первое её осознанное воспоминание, полное ужаса, но уверенности, что всё будет хорошо. Она стояла босиком, заплаканная, в грязной одежде прямо на кафеле кухни. В воздухе витает запах гари, какой-то вони и спирта. Она точно не помнила времени суток, но хорошо помнила блеск ножа и серых глаз, что свирепо смотрели на её отца. Папа забился в угол, его язык заплетался, он просил его успокоиться, но тот лишь размахивал ножом и кричал, что прирежет папу к чертям собачьим. Страшно. Не от происходящего, а от осознания, что она на стороне вовсе не папы.
Макс. Она знает, что его зовут Макс, ему четырнадцать лет, и он на десять лет её старше. У него короткие чёрные волосы и серые глаза, его одежда такая же пошарпанная и грязная, а ещё папа до смерти его боится, а потому, когда он приходит, папа особо не буянит. Папа не любит Макса, а Макс не любит папу, поэтому Макс приходит домой, чтобы проверить Надю.
Детская психика гибкая, она имеет свойство воспринимать мир таким, какой он есть, поэтому она не помнила момента, когда она впервые увидела Максима. Ей казалось, что он всегда здесь был, да и до довольно внушительного возраста, она была уверена, что это брат. Он приходил к ним в дом, когда хотел, а если папа запирал двери, то либо влезал через окно либо выносил с ноги. Этот раз не стал исключением, правда, вошёл он спокойно, под недовольные взгляды собутыльников. Что-то они не поделили, и один из алкашей то ли ударил Надю, то ли что-то закричал, сложно сказать.
Маленькая Конфетка. Любая. Обычно это были дешёвые краденые леденцы, но иногда Макс приносил «рафаэлки» и «коровку». Где он их доставал и какими методами, детский мозг не вникал, радуясь очередной лакомке. Она бежала к нему со счастливыми воплями и просила конфетку, а он давал угощение и немного гаденько говорил, что она скоро сама как конфетка станет… Его Маленькая Конфетка. Так он её называл.
Семь лет
На тот момент Максиму было семнадцать, а Надежда пошла в первый класс. Мама умерла, от чего, она уже не помнила, но оказавшись в другой социальной среде, дети начали задавать вопросы, и это был первый раз, когда Надя осознала, что понятия не имеет, с кем общалась всё это время.
Он вёл её за руку в сторону дома, под немного неоднозначные взгляды прохожих, уж очень колоритно они смотрелись. Она была в белом сарафанчике и чёрных туфельках с розовым рюкзаком, а он был в рваных джинсах, тяжёлых ботинках, косухе, волосы отросли до плеч, а взгляд серых глаз смотрел на всех свысока.
В тот день она шла и пристально глядела в лицо брюнета, что-то анализируя у себя в голове.
– Макс, – тихо позвала девочка.
– Да, Конфетка, – безразлично ответил подросток.
– А почему ты не живёшь с нами?
– Ну, мы с твоим папой точно друг друга поубиваем, – усмехнулся парень и посмотрел на первоклашку. – Я напротив тебя живу, в соседней квартире.
– А почему ты к нам приходишь?
– Как «почему»?! – почти с возмущением выдал подросток, сел на корточки перед Наденькой, осторожно взял её за затылок и почти с умилением прошептал прямо в эти огромные карие глазки: – Ты же моя Маленькая Конфетка.
На тот момент для неё это было совершенно нормальным объяснением, которое не вызывало никаких вопросов. Сложно даже подумать о том, сколько бы ещё времени это ни вызывало никаких вопросов, если бы…
Десять лет
Это не её квартира, тут не сильно чище, но в разы тише, потому что, кроме неё и Макса, в доме больше никого нет. Что это было, подростковый бунт или что-то, но Надя смотрела в дверной проём довольно уверено. Максиму на тот момент было уже двадцать, волосы отросли до лопаток, на столе были выложены ватки, бинты, запах спирта витал в кухне, но не тот, к которому она привыкла, а какой-то другой.
Она не спрашивает, откуда у него столько ран, а в барсетке куча денег. Она вообще заметила, что чем старше становится, тем больше вопросов у неё появляется, но она всё меньше и меньше их задаёт. Однако этот вопрос она не могла не задать.
– Макс.
– Мелкая, я немного занят, – перетягивая руку бинтом, устало выдохнул брюнет. – Ты что-то хотела?
– Я сегодня шла в школу… Дядю Гришу убили.
– О как! – наигранно удивился парень. – Район неспокойный, кого хочешь встретить можно. Я вон тоже пару тройку придурков по дороге встретил. «Поцарапали», сволочи.
– Макс.
– Надя, я очень устал. Если ты…
– Зачем ты его убил? – со свойственной только ребёнку виноватой интонацией выдала девочка, украдкой отведя глаза в сторону.
Повисла тишина, парень медленно развернулся, с пару секунд таращился, наскоро перебинтовал руку, подошёл вплотную, присел на корточки и даже с каким-то укором посмотрел в это «провинившееся личико».
– С чего ты взяла, что его убил я?
– Я тебе ябедничала.
– И что?
– Там лежал нож, Макс… Твой нож.
Мужчина ничего не ответил, а лишь с пару секунд не мигая глядел в огромные карие глаза, после чего по лицу медленно расползлась слабенькая, но от этого не менее гадкая ухмылка. Осторожно приподняв перебинтованные руки, парень взял ребёнка за голову, притянул к себе вплотную и выдохнул буквально в лицо:
– Ты кому-нибудь об этом говорила?
– Нет! – в панике затараторила школьница. – Я никому не скажу! Обещаю!
– Молодец, – шепнул мужчина и поцеловал девочку в щёчку. – Моя Маленькая Конфетка.
– Макс.
– Что?
– Зачем ты его убил?
– Потому что он был плохим… Он обижал мою Маленькую Конфетку.
– Это потому, что я тебе наябедничала?
– Поверь, я бы узнал. – И столько любви было в этих серых глазах, пока большой палец осторожно прогладил кругленькую скулу. – Этот кретин отважился тронуть мою девочку, а потому мне не интересно, какие выводы он сделает… Их сделал я.
– Макс, но ты же…
– Ты – моя Маленькая Конфетка, – перебил парень, разжёвывая эти слова едва ли не по слогам. – Моя и больше ничья… Никому тебя не отдам.