Страница 46 из 60
— Он и так был кудрявый раньше. Видишь, у него остатки волос на голове кучерявятся? Значит, и на макушке будут такие же кудрявые. Интересно, с твоей помощью, как быстро у него волосы отрастут? Раны ведь быстро заживают, прямо на глазах…
— Я попробую. Но снова повторюсь: Не обещаю, что всё получится так, как ты думаешь. Сейчас я соберусь. Ты пока его подготовь, а потом я снова тебя подвину.
— Без проблем…
***
— Вадим! Выслушай меня! — стараюсь предать голосу максимум серьёзности, хотя иногда пробивает на хи-хи. — Ты хочешь, чтобы снова на твоей голове были волосы, как в молодости?
— Ты смеёшься? Хочу, конечно, но увы…
— У тебя есть фотография, где ты молодой и с волосами?
— Можно поискать, у меня и на паспортной фотографии они ещё есть, но она маленькая.
— Показывай!
Он достал паспорт. Фотка была маленькая, но лысины на неё ещё не было.
— Тогда у меня только на затылке стала проявляться плешь. И на фото это не было заметно.
— А побольше есть фото?
Нашлось фото и побольше. Как в песне у Аллегровой «Фотография девять на двенадцать». Кудрявый молодой человек с серьёзным взглядом.
— Инга! Такой образец пойдёт?
— Вполне. Ещё бы вид сзади иметь.
— Так не фотографируют даже в тюрьме. Там только фас и профиль.
За неимением гербовой придётся снова рисовать на туалетной. В первый раз, что ли? Нам не привыкать.
— Вадим! Садись на диван и расслабься!
— Что? Опять чудеса будешь творить?
— Во-первых: Я только постараюсь. А во-вторых: Ты что, против?
— Я не против. Просто думаю, что на этот раз у тебя ничего не получится.
— А вот теперь послушай меня! Натан верил, что я ему помогу. И у нас всё получилось. Я не знаю, получилось бы у меня помочь ему, если бы он не хотел вылечиться. Так что или ты мне помогаешь своим желанием, либо будешь и дальше переживать по поводу своего облысения. Ну, как? Будешь мне помогать?
— Буду! — настойчивость в его глазах могла прожечь дырку в стене. Но капельки недоверия всё ещё были видны мне. Пора начинать…
— Инга! Начинай!
Меня снова отодвигают вглубь на место стороннего наблюдателя, а голос Инги зазвучал уверенно и властно:
— Садись! Устраивайся поудобнее! Вот так. Расслабься! Закрой глаза! Слушай меня! Слушай внимательно! Отвечай только «да» или «нет». Ты меня понял?
— Да!
— Ты хочешь, чтобы у тебя на голове снова были волосы, как в молодости?
— Да! — голос дрогнул, но это уже не важно.
— Ты веришь мне?
— Да! — на этот раз голос был твёрже.
— Слушай только меня! Вспоминай, что было в молодости! Что тебя радовало… Что тебя беспокоило… О чём ты мечтал…
На лице подопытного Вадика появилась лёгкая улыбка. Видимо вспомнил что-то хорошее…
— Тебе хорошо?
— Да…
— А сейчас тебе надо поспать. У тебя был трудный день. Ты устал! Ты уже засыпаешь… Спи!
Ничего не изменилось. Но я видел, что доктор реально провалился в сон. Руки Инги приблизились к его вискам.
Снова зелёные волны с лёгкими искрами стали вырываться из её пальцев. А потом руки стали совершать круговые движения вокруг его головы. Казалось, что она моет ему голову, не хватало только пены. Но вот и пена появилась.
Нет. Не пена. Это лёгкий пушок на месте гладкой кожи. Такие волосы обычно бывают у младенцев. Легкие как пух и мягкие, как тот же пух. И этот пух под пальцами целительницы кружился. Темнел и увеличивался в размерах.
Я вдруг перестал видеть. Инга закрыла глаза. Наверное ей было тяжело. Я чувствовал это напряжение всем телом. Хотя самого тела я в этот момент не чувствовал.
Вдруг стало светло. Даже сквозь прикрытые веки этот свет слепил глаза… Голову пронзила внезапная боль, насквозь, от затылка к глазам.
Вспышка!
И я чувствую, что теряю сознание.
Инга теряет сознание.
Мы теряем сознание.
Пытаюсь перехватить управление телом. Не удаётся. Последнее, что я чувствую это то, что мы падаем со стула, на котором сидели, прямо на пол.
Удар всем телом об пол…
Тьма!
Глава восьмая
Чё так мокро?
Бр-р-р. Лицо мокрое, всё в воде. Одежда на мне мокрая. Кто-то льёт на меня воду.
— Натан перестань! Хватит уже…
Я открываю глаза. Охренеть… Это что такое за чудовище надо мною склонилось?
Бонни М какой-то… Только…
Только не негр, а… Вадим.
Твою же маму… Богу в душу…
— Вадик! Что у тебя на голове?
— А ты сама попробуй, догадайся с трёх раз? Опять как всегда будешь говорить: Я больше не буду! Я больше не буду…
— Не… Так я больше не буду. Кажется, что я слегка перестаралась…
— Ни хрена себе слегка?… Перестаралась она… Ага. Уже с полчаса в отключке валяешься. Слава богу, Натан догадался и меня разбудил. Я уже и нашатыря тебе давал нюхать, и водой поливал…
— Я чуть не захлебнулась… Вон вся мокрая лежу, как в детстве…
— Ну а теперь смотри, полюбуйся, что ты со мной наделала! Куда мне теперь с такой шевелюрой идти?
— В парикмахерскую, конечно… И Натана с собой прихвати. А то мне с вами скоро стыдно будет на улицу выходить. Заросшие оба, как папуасы. Особенно ты, Вадик. Та-акой смешной…
— Ты ещё и издеваешься, мелочь пузатая?
— Ну во-первых… Не такая уж и мелочь… А во-вторых… Не такая уж и пузатая… Сам дурак! Связался с ведьмой, теперь не жалуйся, что рожки на лбу выросли…
— Где? — Вадим стал судорожно ощупывать свой лоб, а Натан даже упал на диван и бился от смеха, держась за живот.
— Несносный ребёнок! — возмущённо проговорил ветеринар.
— Не благодари! — отмахнулся я.
Вадим потрогал рукой свою вновь обретённую шевелюру и проникновенно сказал:
— Спасибо тебе, девочка! Я до конца не верил в то, что так всё будет. Думал, что ты…
— Не стоит… Вадик, понимаешь, я сама не верила, что у меня всё получится. Поэтому, наверное, и переусердствовала так. Но теперь тебе надо срочно постричься. С таким афро на голове…
— С чем?
— Такой кудрявый шарик на голове называется афро. Так негры в Америке носят. Скоро такая причёска очень модной станет. Очереди будут стоять в парикмахерскую, чтобы сделать такую химическую завивку. Но, чуть попозже… Вот, когда в конце этого года арестуют Анжелу Дэвис в Америке, и весь мир увидит эту причёску. Вот тут все как с ума сойдут оптом и в розницу. Не поверишь, весь Советский союз в едином порыве будет скандировать: «Свободу Анжеле Дэвис!», а пионеры будут писать ей письма в тюрьму.
— Серьёзно что ли?
— Серьёзней некуда. Сам потом увидишь. А нам надо теперь серьёзно подумать, в чём завтра идти в «Берёзку»? Одеты мы должны быть так, как будто периодически посещаем этот магазин. А пока что мы все трое выглядим, как голимые нищеброды…
— Нет такого слова в русском языке. Что это вообще за слово такое? Нищеброды…
— Скоро будет и такое слово, и много других разных. Не о том думаешь, доктор. Давай сейчас ты подберёшь себе одежду поприличнее… Что-нибудь импортное найдётся?
— Поищем.
— А мы с Натаном поедем к нему на квартиру, и там переоденемся. Завтра за тобой заезжаем с утра, и сразу в парикмахерскую. Хотя, нет… Давай сделаем так… Ты, Вадим сам с утра сходишь, где-нибудь здесь поблизости от дома. А мы там, возле дома Натана. А то будет как-то слишком приметно, когда одна девочка приведёт стричься двух дяденек…
На этом и разбежались в этот день. Мы к себе поехали, а Вадика оставили дома, собираться…
***
Вернувшись, я перерыл все женские вещи в доме у Натана. Видел, конечно, что у хозяина квартиры всё это вызывает горечь и грусть… Он сидел на стуле и делал вид, что смотрит телевизор, но это его мало отвлекало. Боковым зрением, а может даже нейронами спинного мозга он следил за моими примерками. И извлечение мною какой-либо очередной вещицы, снова кидало его в пучину воспоминаний. Но что мне делать? Я подошёл к Натану со спины и положил ему руки на плечи.