Страница 28 из 60
Я собираюсь жить долго… Но не здесь…
Или здесь?…
Да что не так-то?
Почему я такой разбитый? Может я заболел?
Вот доктор сейчас вернётся, у него и спрошу.
Чёрт возьми… Надо же ему ещё и рассказать что-то. Я обещал вчера в лесу… А обещание надо держать.
Чтобы ему такого соврать, чтобы и не соврать совсем, но и не рассказывать ему всего…
Как же надоело врать людям, которые тебя считают другом. Разве можно врать друзьям?
И рука чешется под бинтами. Всё не слава богу…
Шум смываемого унитаза, шум воды, льющейся в раковину. Сейчас доктор выйдет из ванны и мне надо будет что-то ему сказать…
Что-то сказать…
***
Почему-то вспомнился старый анекдот, как двое сильно выпивших мужчин после бара делятся друг с другом проблемами. Один жалуется собутыльнику:
— Не представляю, что я скажу жене, когда приду домой в таком пьяном виде…
Но у друга есть свой рецепт разговора:
— Не понимаю тебя… У меня всё без проблем…
— Это как?
— А я, когда прихожу домой, обычно говорю жене: «Здравствуй, милая!»
— Ну а дальше?
— А всё остальное мне скажет жена…
***
Кстати, неплохой способ вести диалог. Закидываешь мяч на сторону собеседника и передаёшь игру в его руки.
Вадим в отличие от меня с утра выглядел бодрым и свежим.
— Чай будешь? — спросил я его.
— Буду. — он был лаконичен, как никогда.
Вообще-то обычно он и шутил, и балагурил, излучая вокруг себя ауру жизнерадостности. Но после того разговора в яме, ничего такого в нём не чувствуется.
Я залил кипятком заварку в маленьком фарфоровом чайничке, и в ожидании того, как мелкие обрезки чайных листьев заварятся, сидел без дела…
— Поговорим? — начал Вадим.
— Может не сейчас. Я не очень хорошо себя чувствую. В голове, как с похмелья пусто и одиноко.
— Ты знаешь, что такое похмелье?
— Увы… Там, где я жила последние несколько лет, многие дети даже знают, что такое запой.
— У тебя что-то болит? — включил он режим «доктора».
— Рука чешется, сильно, там… под бинтами… А состояние, будто я всю ночь разгружала вагоны с углем.
— Ты и вагоны с углем умеешь разгружать? — уже шутливым тоном начал говорить Айболит.
— А чего там уметь? Хватаешь лопату. «Бери больше! Кидай дальше! Отдыхай, пока летит…»
— Ясно. Снимай рубашку. Сейчас посмотрим твою рану.
Он ушёл в комнату. Вернулся уже более одетый, чем со сна. В руках у него бинты, ножницы и кое-что ещё. Не важно… Я уже снял рубашку, обнажив бинты на плече и шрамы на теле.
— Мне кажется, что твои шрамы на животе как-то посветлели. — сказал Вадим, разматывая бинты на плече.
Я посмотрел на свой живот. Действительно. Раньше оттенок был ближе к багровому, и швы выглядели более рельефно. А теперь кожа посветлела, а швы казались старыми. Кожа разгладилась как бы… Как будто этим шрамам и швам не год, а все лет десять.
Сняв последний оборот бинта с плеча, доктор молча смотрела на рану, которую он зашивал всего лишь дня три-четыре назад…
— А это ты мне сможешь хоть как-то объяснить?
— Что объяснить? — моё недоумение было неподдельным. Я реально не понимал, что ещё мне надо ему объяснять…
— Вот это… — указал он мне на моё плечо.
Скосив глаза, я попытался получше рассмотреть шрам от пули, с двумя ниточками швов. Сзади мне рассмотреть не удастся. Но спереди, там, где пуля входила в бицепс, мне было всё видно… Нитки, да… Торчали из кожи… А вот на месте ранения было всего лишь более светлое пятнышко и всё… Если бы не знать, что на этом месте совсем недавно была рана и если бы убрать нитки, всё ещё торчащие памятником абсолютной бесполезности, то никто бы и не догадался, что кожу в этом месте прострелили из пистолета ещё не так давно.
Повернув мою руки и осмотрев сзади, Вадим мне сообщил, что там вообще следа не осталось от разреза, через который он доставал пулю… Я подвигал рукою, поднял повернул, крутанул… Никаких затруднений. Как будто это и не моя, а новая рука…
Ну и что я ему скажу? Откуда я могу знать, почему свежая рана исчезла за ночь… А то, что она исчезла именно за ночь, я не сомневался. Так как при последней перевязке вчера, всё было на месте, и рана, и шрамы…
Доктор, подрезав ножницами швы, выдернул нитки из тела. Остались лишь красноватые точки на месте, где были нитки.
— Одевайся! Но я жду объяснений…
— У меня их нет, доктор. — проговорил я, натягивая на себя рубашку, — Я сама в шоке. Произошло что-то, о чём лично я понятия никакого не имею. Я постараюсь разобраться в этом. Когда пойму, откуда растут ноги у этого чуда, вырву их на фиг.
Доктор посмотрел на меня изучающе, пристально и в упор, а потом сказал:
— Лучше мне потом расскажешь, когда узнаешь. Я чувствую, что ты сейчас действительно не в курсе того, что происходит с твоим организмом.
— Честно. Не в курсе.
— Верю. Но остальное…
— Обязательно расскажу. Но чуть позже. Дай хоть в себя придти после такого шока.
— Сам в шоке. Понимаю тебя? Давай чай пить. Он уже заварился.
— Натана разбудим?
— А я не сплю. — донёсся голос из комнаты. Плавно перемещаясь в сторону туалета. — Чай тоже буду.
На столе появилась третья чашка. Все чашки были разные. Видимо хозяин квартиры не заморачивался в собирании коллекций фарфора, как это принято в «приличных» домах мещанской Москвы. Но это никого из присутствующих не раздражало. Хоть из жестяных, хоть из глиняных кружек, но горячий чай с утра — это ЧАЙ! Бодрит и пробуждает.
К чаю у нас было юбилейное печенье, хотя я бы не отказался и от бутерброда с маслом или с колбасой. У Вадима с этим были проблемы. Холодильника в доме не было…
Вот дела! Сапожник без сапог. И с этим человеком мы ещё вчера раскурочили целый работоспособный холодильник, чтобы выкинуть потом его где-то в Московской области.
Наш человек! Уважаю! Но холодильник ему надо подарить обязательно.
Например, на день рождения…
— Вадим! А когда у тебя день рождения?
— Хорошо, что спросила… Главное вовремя… Двадцать пятого…
— А какого месяца?
— Двадцать пятого мая…
— То есть позавчера… Было… И ты молчал?
— Дык… Я в это время в ванной со скальпелем развлекался… Прости меня, но там мне не с кем было об этом поговорить…
— И ты молчал? Не мог сказать…
— А что бы это изменило?
— Ну… Я не знаю.
— Вот. Вот поэтому и молчал. И кстати, Инга, я тебе одну очень интересную вещь скажу… — Вадим перешёл на заговорщицкий шепот. — У Натана день рожденья тоже двадцать пятого мая.
— Вы чего прикалываетесь надо мной?
— Нет. — Натан посмотрел на меня с иронической улыбкой. — А чего было говорить. Столько всяких дел, а тут… Мы что, накрыли бы стол и стали праздновать там, рядом с этим…
— Не продолжай! — Вадим тронул друга за руку: — Получилось даже лучше.
— Чем лучше? — повёлся Натан на провокационный вопрос.
— ТАКОГО дня рождения у меня никогда не было и дай бог никогда больше не будет. Я думаю, что и у тебя тоже?
— Да, ребята. Ну вы даёте… И что же в один день и в один год? Вы прямо как братья.
— Нет. Толя меня на год старше. Мне тридцать три исполнилось, а ему уже тридцать четыре.
— А учились вместе? В одном классе?
— Так получилось, — вздохнул Натан. — Я один год пропустил из-за болезни.
— Мы из-за этого и подружились тогда. Ещё во втором классе, когда нас учительница в один день поздравила.
— Ну, тогда с меня подарки вам обоим! — провозгласил я.
— Да там полная комната подарков. У меня столько подарков никогда не было.
— А неплохо бы покопаться в наших трофеях и разобраться, что к чему.
Мы, дружно топая, переместились в комнату. Но начать разбор ценных трофеев нам не дал пронзительный звонок в дверь.
Это было очень неожиданно…
Гостей мы, кажется, не ждали. Я быстро пробежал глазами по комнате… Вроде бы нигде и ничего такого… Мои бинты уже в мусорном ведре. Ведро под мойкой. Не видно.