Страница 7 из 24
Он оглядел нас с головы до ног.
– …должны перестать быть такими стеснительными.
Мы обе рассмеялись.
– Ладно, – сказал Тинкер. – Теперь ваша очередь.
Ив не заставила себя ждать.
– А вам в новом году хорошо бы выбраться из проторенной колеи!
Она даже бровь приподняла и чуть прищурилась, словно бросая ему вызов. На мгновение Тинкер оторопел. Ив явно задела в его душе некую чувствительную струну. Потом он медленно кивнул, улыбнулся и сказал:
– Какое чудесное пожелание! Но, пожалуй, для кого-то другого, а не для себя самого.
Близилась полночь, с улицы все более отчетливо доносился шум веселящейся толпы и гудки автомобилей, и мы решили присоединиться к общему веселью. Тинкер щедро расплатился новенькими купюрами[21]. Ив схватила его шарф и повязала им себе голову как тюрбаном. Затем, слегка спотыкаясь, мы пробрались между столиками и вышли в ночь.
Снаружи все еще шел снег.
Ив и я заняли позицию по обе стороны от Тинкера, взяли его под руки и прислонились к его плечам, словно прячась от холода. Мы повели его по Уэверли в сторону парка Вашингтон-сквер, откуда доносился веселый шум. Когда мы проходили мимо какого-то стильного ресторана, оттуда вышли две пары средних лет и уселись в поджидавший их автомобиль. Когда они уехали, швейцар, заметив Тинкера, сказал:
– Еще раз спасибо вам, мистер Грей.
Вот, оказывается, где был источник нашего шампанского, полученного благодаря щедрым чаевым!
– Вам спасибо, Пол, – откликнулся Тинкер.
– Счастливого Нового года, Пол, – сказала Ив.
– И вам того же, мэм.
Припудренные снежком, улицы вокруг Вашингтон-сквер выглядели совершенно волшебно. В белые одежды нарядились деревья и ворота в парк. Некогда фешенебельные особняки из песчаника, которые летом обычно несколько утрачивали свой лоск, сейчас ненадолго приободрились, словно окутанные флером сентиментальных воспоминаний. В доме № 25 занавески на втором этаже были раздвинуты, и оттуда словно выглядывал с застенчивой завистью призрак Эдит Уортон[22]. Милая, проницательная, бесполая, она наблюдала и за нашей идущей мимо ее окон троицей, думая о том, когда же любовь, которую она так искусно воображала, наберется храбрости и постучится в ее дверь. Когда она явится к ней в неурочный час и станет требовать, чтобы ее впустили, а потом, протолкнувшись мимо дворецкого, ринется вверх по пуританской лестнице, настойчиво зовя ее, Эдит, по имени.
Боюсь, что никогда.
Чем ближе мы подходили к центральной части парка, тем более конкретные формы начинало приобретать столпотворение у фонтана. Собственно, это была толпа студентов университета, собравшаяся, чтобы как можно громче отметить наступление Нового года. Дешевый оркестрик наяривал регтайм. Почти все молодые люди были во фраках, с галстуком-бабочкой, и только четыре новичка-первокурсника были в коричневых свитерах, украшенных греческими буквами[23], и выполняли функции официантов, пробираясь сквозь толпу и наполняя бокалы. Какая-то молодая женщина, на которой было явно маловато одежды, старательно изображала дирижера оркестра, но музыканты то ли по неопытности, то ли из полного безразличия все время исполняли одну и ту же мелодию, повторяя ее снова и снова.
Внезапно музыка смолкла, подчинившись взмаху руки какого-то молодого человека, вскочившего на садовую скамью с мегафоном в руках. Держался он на редкость самоуверенно и был похож то ли на старшину шлюпки, то ли на инспектора манежа в цирке для аристократов.
– Дамы и господа, – провозгласил он, – очередной годовой цикл вот-вот завершится!
Взмахнув рукой, он подал знак кому-то из своей когорты, и на скамье рядом с ним появился пожилой мужчина в серой робе, с мощной искусственной бородой из ваты и с картонной косой в руках. Он был похож на Моисея в спектакле Школы драматического искусства. Но на ногах держался уже, пожалуй, не слишком уверенно.
Бодрый молодой человек, похожий на инспектора манежа, достал длиннющий свиток, конец которого доставал до земли, развернул его и начал строго перечислять старцу в серой робе его проступки и достижения, имевшие место в 1937 году: рецессия… Гинденбург…[24] тоннель Линкольна![25]Затем, вновь воздев свой мегафон, он стал призывать 1938 год скорее явить себя. Откуда-то из-за кустов появился еще один грузный член студенческого братства, облаченный всего лишь в подгузник, взобрался на скамью и, веселя толпу, попытался продемонстрировать мускулы. В этот момент у старика в серой робе начала отваливаться борода; сперва она повисла на одном ухе, и стало видно, какое у «старого года» худое, мрачное и плохо выбритое лицо. Это, должно быть, был какой-то пьяный бездельник или безработный, которого студенты извлекли из дальней аллеи, пообещав денег или вина. Соблазн был велик, однако реальная действительность страшила больше, и бедолага вдруг начал озираться с таким видом, с каким озирается бродяга, попавший в руки охранников порядка.
С энтузиазмом торговца «инспектор манежа» начал, указывая на разные части обнаженного тела «Нового года», всячески рекламировать его достоинства: гибкость, устойчивость, предприимчивость, активность.
– Идемте тоже туда! – воскликнула Ив и со смехом устремилась вперед.
Но Тинкер, похоже, не имел особого желания присоединяться к общему веселью. Как и я.
Мне захотелось курить, и я вытащила из кармана пальто пачку сигарет.
Тинкер тут же извлек свою зажигалку и подошел ближе, заслоняя меня от ветра.
С наслаждением выдохнув струю дыма, я глянула на Тинкера: он смотрел куда-то вверх, любуясь снежными хлопьями, медленно кружившими в свете уличных фонарей. Потом снова посмотрел в сторону шумной толпы веселившихся студентов; вид у него при этом стал совершенно похоронный, и я не выдержала:
– Никак не могу определить, – сказала я, – кого вам больше жаль, старый год или новый.
Он сдержанно улыбнулся.
– А что, этим мой выбор и ограничивается?
Внезапно одному из участников веселья, стоявшему на краю толпы, кто-то угодил в спину снежком. А когда он и еще два его приятеля обернулись, одному из них снежок угодил прямо за шиворот и исчез в складках рубахи.
Мы тоже попытались разглядеть стрелка и обнаружили, что это какой-то мальчишка лет десяти. Укрывшись за садовой скамейкой, он в своих четырех слоях зимней одежды выглядел так, как обычно выглядит самый толстый мальчик в классе. «Снарядами» он, видимо, запасся заранее: справа и слева от него высились целые пирамиды снежков высотой по пояс. Должно быть, так готовились к атаке и те, что получили известие о наступлении английских солдат непосредственно от Пола Ревира[26].
Застигнутые врасплох, трое студентов застыли с раскрытыми ртами. А мальчишка, воспользовавшись их растерянностью, один за другим выпустил точно в цель еще три снаряда.
– Пора прикончить этого щенка, – мрачно заметил один из троих без малейшего намека на шутку.
Они принялись соскребать снег прямо у себя под ногами, лепить снежки и метать их в юного агрессора.
Я снова закурила и приготовилась насладиться этим боем, но тут мое внимание привлекли некие неожиданные события, происходившие среди праздновавших Новый год студентов. Взобравшись на скамью, тот одетый в подгузник парень, изображавший Новый, 1938 год, вдруг запел Auld Lang Syne, «Старую дружбу». Голос его, безупречный фальцет, звучал так чисто и сердечно и в то же время был столь бесплотным, точно это жалоба гобоя плыла над тихими водами озера. Его пение придало новогодней ночи какую-то волшебную красоту, и, хотя предполагалось, что эту песню непременно будут петь с ним вместе хотя бы несколько человек, все же больше никто не осмелился поддержать его хотя бы одной нотой, так заворожила всех неземная красота его голоса.
21
Тема «новеньких купюр», неоднократно возникающая в романе, всегда связана с Анной Гранден – это ее деньги появляются в руках Тинкера (гл. 1), Ив (гл. 9), Анны (гл. 19), Хэнка (гл. 24). Вообще деньги здесь часто передают из рук в руки: например, те 50 десятидолларовых банкнот, которые отец присылает Ив, Ив отсылает отцу обратно, а тот передает их Кейти, которая в итоге тратит их на свой день рождения. (Прим. авт.)
22
Эдит Уортон (1862–1937) – американская писательница и дизайнер; за роман «Эпоха невинности», в котором описаны нравы американского «позолоченного» века и нью-йоркской аристократии, получила Пулитцеровскую премию.
23
Студенческие братства в университетах и колледжах США обычно имеют свою символику из трех греческих букв. (Прим. авт.)
24
Жесткий дирижабль «Гинденбург», названный в честь президента Германии Пауля фон Гинденбурга, потерпел аварию в 1937 г. на авиабазе в Нью-Джерси; катастрофа унесла 36 жизней.
25
Тоннель Линкольна построен под рекой Гудзон между «мидтауном» Манхэттена и г. Вихокен в штате Нью-Джерси.
26
Пол Ревир (1735–1818) – американский предприниматель, серебряных дел мастер во втором поколении, один из самых прославленных героев американской революции, ярый федералист; знаменит также тем, что делал пушки.