Опоздать на казнь

Глава 7

— Сережа, Сереженька, ну почему ты, почему? — заламывала руки Ирина Галковская. — Сейчас, подождите, я «новопассит» выпью — нервы.

Она ушла на кухню, шелестя юбкой.

Вот уже около получаса Лена пыталась вывести разговор с Ириной Галковской, аспиранткой и, по совместительству, любовницей покойного Дублинского в нужное русло. Все было бесполезно. Та рыдала, кидалась к окну, истерически завывала, потом замолкала, прикуривала и тушила сигарету за сигаретой…

Лена терпеливо наблюдала за ней. Было видно, что Ирина по-настоящему любила Дублинского, ей не нужно было от него никаких материальных благ — иначе бы она как-нибудь исхитрилась и развела его с женой.

«Пусть выговорится, — думала Лена, наблюдая за Галковской. — У нее, наверное, и подруг нет, раз она готова рыдать на плече даже у совершенно постороннего человека, даже у работника прокуратуры».

Квартирка Галковской, уютная, но обставленная строго, без излишеств, находилась в одном из самых зеленых районов города — на Крестовском острове. Солнце врывалось в открытое оно, освещало толстый англо-русский словарь специальных терминов у изголовья кровати. На компьютере плавала заставка. Присмотревшись, Лена поняла, что это фотография, сделанная таким же солнечным летним днем где-то в центре города. С фотографии улыбались двое — мужчина и женщина. В женщине Лена тут же признала хозяйку дома — здесь она улыбалась и была так счастлива, что казалась куда моложе своих лет. Мужчина — это определенно Дублинский. А он был эффектен. Странно. Лена совсем не так себе представляла знаменитых ученых. У них должны быть всклокоченные седые волосы, очки со сломанной дужкой, непременно склеенные скотчем, глаза безумные, мятая рубашка и дешевые брюки, отвисшие на заду пузырем. О качестве и отвислости брюк судить было нельзя — на фотографии влюбленные были изображены только по пояс, Сергей же имел на ней вид представительный, элегантный. Трубка в зубах, ласковый прищур — ну-ка, дети, кто это? Товарищ Сталин. Брр… Лена помотала головой. В этом сумасшедшем доме она сама начинала тихо сходить с ума.

Ирина на кухне уронила тарелку. Выругалась совсем не в академических выражениях. Запахло паленым. Через несколько минут Галковская вернулась, везя за собой столик на колесиках, уставленный всевозможными восточными сладостями. В центре высился фарфоровый заварочный чайник, увитый фарфоровым плющом.

— Вы какой чай предпочитаете?

— Да мне как-то все равно, — пожала плечами Лена. Откровенно говоря, в такую погоду более уместным был бы стакан ледяной минеральной воды, но, может быть, у этих научных работников так принято — неторопливо беседовать за чашкой чая? Пускай. Пусть дает показания в привычной для нее обстановке.

— Надеюсь, не зеленый? — уточнила Ирина.

— Да все равно, — повторила Лена. — Зеленый так зеленый.

— Не нужно так говорить. — лицо Ирины Галковской просветлело, очевидно, она любила поговорить о сортах и свойствах чая. — Питие зеленого чая — это особый ритуал. Просто так, из граненого стакана в подстаканнике, украденном в поезде, он не только не принесет пользы, но даже может и навредить.

— Да что вы говорите! — раздраженно ответила Лена. Жалости к любовнице убитого уже не было. Вот сейчас они будут сидеть и обсуждать чайные ритуалы! Этого еще не хватало.

— Ах да, простите, о чем это я… — сникла Галковская. — Ну так вот. Что ж, все знали о наших с Сережей отношениях. Глупо отпираться. Вы не находите? Глупо. Аспирантка и профессор — такой избитый сюжет. Впору снимать мелодраму. Вы любите мелодрамы? Я — терпеть не могу.

— Все знали о ваших отношениях, — напомнила Лена.

— Да. Поверить не могу, что нет Сереженьки… — Галковская разливала чай. — Не может такого быть. Не может. Сердце мое заледенело, но продолжает биться. Почему оно не остановилось в то самое мгновение, когда его убили? А?

— Почему вы так уверены, что его убили? — подняла брови Лена. — Следствие пока не располагает достаточными данными для того, чтобы это утверждать.

— Да ну, бросьте… Человека находят в лесу, сожженного. Он же не мог сам полезть на костер, он же не Жанна д’Арк…

— Кстати, Жанна д’Арк тоже не сама на костер взошла, — машинально заметила Лена.

— Тем более, — упрямо мотнула головой Галковская. — И потом, зачем бы вам тогда приезжать из Москвы и меня допрашивать? Если бы это был несчастный случай, или сердце не выдержало, вы бы обратились к медикам, а не к любовнице, верно? Но он был здоров, совершенно здоров и полон новых идей. В тот день, когда он вернулся со своего симпозиума…

Лена насторожилась. Кажется, Ирине надоело болтать просто так и она наконец заговорила по делу.

— В тот роковой для него день. Черт, нет, избитая фраза. Просто — в тот день, когда он был здесь… Ах, это я во всем виновата! Моя вина! — вдруг воскликнула она. Глядя на Галковскую, Лена Бирюкова наконец поняла буквальный смысл выражения «слезы брызнули из глаз».

— Ирина, не надо… — как можно более твердо произнесла Лена.

— Да, да… — Галковская быстро успокоилась и, промокнув глаза бумажной салфеткой, повторила:

— Это я… Я во всем виновата.

Лена подалась вперед, машинально отодвигая чашку с чаем в сторону. Вот теперь-то, видимо, и начинается настоящий разговор.

— В чем именно заключается ваша вина?

— В тот день, когда… Ну, вы знаете… В тот день он позвонил мне из аэропорта и сказал: «Ирка, я прилетел! Жди меня с обедом!» У Сережи всегда был отличный аппетит. — Ирина всхлипнула, закурила сигарету, выпустила тонкую струйку дыма. Провела рукой по глазам. — Я так обрадовалась! Достала из шкафа новое платье, я под него весь месяц худела, такое воздушное, романтическое, совсем не для меня, а для какой-нибудь беззаботной девочки сшитое. Но я его все-таки купила специально для него. Оно такое розовое, открытое, с коротким рука…

— Он позвонил вам и сказал, что приедет. Когда? — снова перебила Галковскую Лена. Вести разговоры о фасонах платьев в ее планы не входило.

— Ах, да. Он не уточнял времени. Просто сказал — жди с обедом. Я поехала на рынок. У нас тут поблизости нет рынка, а Сережа не любит магазинное мясо. Приготовила все, стол сервировала. Вино мне один студент презентовал. Ну, знаете, как это бывает. Грузинский строгий папа сказал перед началом сессии: получишь хоть одну четверку — зарэжу! А парнишка никак даже на четверку не тянул. Ну вот сразу у него не заладилось с моим предметом, а он же у них не профилирующий. Поставила я ему пятерку, пожалела парня — вдруг отец и вправду зарежет, а мальчик не забыл, принес мне через неделю бутылку вина, поклонился, руку поцеловал. Такой галантный, симпатичный. Нос орлиный, глаза так и горят! Но не мне, конечно, о таких думать, — вздохнула она. — Молодые, они знаете ли, все как-то к молодым тянутся.

— Вы приготовили обед и ждали Дублинского, — терпеливо напомнила Лена.

— Да… Обед был шикарный. Сереженька вбежал ко мне на пятый этаж как мальчишка, поцеловал, подарил букет. Вон, видите, в углу стоит. Необыкновенные цветы. Видите эти штучки? Это такой специальный декоративный сорт капусты. Представляете? Букет с капустой!

— Он был весел и беззаботен, я правильно поняла?

— Да, совершенно беззаботен. Я так обрадовалась — думала, он останется у меня ночевать. Мы сидели, держались за руки. Он рассказывал мне о исследовательской лаборатории в Кёльне, в которой ему довелось побывать. Мы решили кое-что у них перенять.

— Вы что, за романтическим ужином разговариваете о работе? — опешила Лена.

— Это был романтический обед, — поправила Галковская. — А потом, если вы, например, обедаете со своим коллегой, который вам не только коллега, но и… Я говорю, допустим, вы с ним обедаете. Неужели вы станете обсуждать посторонние вопросы? Мы с Сережей были преданы одной и той же идее. Потому, наверное, он и полюбил меня. Ведь его жена тоже раньше защищалась на нашей кафедре. Но потом — дом, заботы, муж — всемирно известный ученый. Словом, она отошла от науки.