Мужчина из моего прошлого

Глава 56.

Влад засыпает, а я еще лежу с ним рядом какое-то время. Когда решаю все-таки выйти из комнаты сына, сталкиваюсь в коридоре с Соболевым.

— Уснул? — тихо спрашивает.

— Да, — так же тихо отвечаю.

— Можно посмотрю на него?

Просьба немного удивляет, но согласно киваю.

Дима осторожно опускает дверную ручку и заглядывает в спальню. Владик в пижаме с рисунком «Человека-паука» спит на спине, укрытый по пояс легким покрывалом. Дима бесшумно шагает к дивану и присаживается на корточки рядом. Глядит на ребенка с такой любовью, что у меня сердце сжимается.

— Он похож на тебя, — шепчу.

Губ Димы касается грустная улыбка.

— А мне кажется, что на тебя, — тоже шепчет.

Мне всегда очень приятно, когда кто-то говорит о нашем с Владом сходстве. Но сама я его в упор не вижу. Мне кажется, ребенок — копия Соболева.

Дима аккуратно тянется к Владу и едва ощутимо целует его в щеку. Сын слегка дергается, но не просыпается. Меня заполняют тоска и грусть от того, что Дима потерял столько лет по глупому стечению обстоятельств. Я отказалась выходить замуж, он больше не позвонил, Олеся солгала… И ведь мы могли никогда больше не встретиться, если бы не случай.

Никогда не думала, что скажу это, но спасибо тем клоунам за то, что похитили именно меня. И пускай в итоге моя семья с Игорем оказалась разрушена, все, что ни делается, — к лучшему. Дима имел право знать про Влада, и я зря поначалу скрывала от Соболева ребенка, а потом препятствовала их общению.

Дима заботливо попроправляет сыну покрывало и тихо выходит. Когда дверь в комнату бесшумно закрывается, мы с Соболевым остаемся в коридоре лицом к лицу.

— Ты хочешь спать? — спрашивает.

— Не очень.

— Тогда, может, чаю?

— Давай.

Спускаемся на кухню. Я сажусь на стул, а Дима ставит чайник и достает из шкафчика кружки.

— Как ты узнал про Влада? — задаю давно интересующий меня вопрос.

— С тех пор, как увидел твоего сына, не мог перестать о нем думать. В итоге полез в социальные сети и увидел на странице твоей подруги Ульяны множество фотографий ребенка в том числе в младенчестве. Размещенные снимки младенца датировались не четырьмя годами ранее, а шестью. Так и понял, что ты меня обманула.

Вот же блин! Конспиролог из меня никудышный. Решила скрыть от Димы ребенка и не учла, что в соцсетях полно фотографий грудного Владика.

— А я уж было подумала, что ты взломал базу данных загса и увидел настоящую дату рождения, — иронизирую.

— Нет, я больше таким не занимаюсь. У меня и компьютера-то нет.

— Почему? — удивляюсь, вспоминая, какой мощный хакерский ноутбук был у Димы в школе. Он его тоже сам собирал специально под себя.

Дима наливает в кружки кипяток, ставит их на стол и садится напротив меня.

— Я не хочу связывать свою жизнь с этим. Слишком опасно.

— Опаснее, чем быть снайпером в спецназе? — выгибаю бровь, делая маленький глоток горячего напитка. — Опаснее, чем воевать в Сирии?

Хмыкает.

— Хороший вопрос. Не знаю… В конце школы у меня появилось отторжение к компьютерам. Были причины. И, знаешь, мне не очень нравится, что у Влада такая склонность к этому. Но тут ничего не поделаешь.

— Гены взяли свое, — парирую.

— Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Но не надо ограничивать Влада в технике, прятать от него компьютер. Лучше пускай он сейчас наиграется, а когда вырастет, переключится на что-нибудь другое.

— Думаешь, переключится?

— Ну я же переключился.

Мы погружаемся в молчание. Как по мне, так армия куда опаснее работы айтишником. Но Диме виднее. Раз он так резко в конце школы изменил планы на жизнь, значит, были причины.

— Как так получилось, что ты вышла замуж, только родив ребенка? — тишину разрезает вопрос Соболева.

Я знала, что он однажды спросит.

— Я вышла замуж за своего лечащего врача, — говорю правду и замечаю удивление на лице Димы. — Он очень много сделал для того, чтобы я выносила и родила здорового ребенка после аварии. Я лежала в больнице до самых родов, и мы подружились.

Соболев изучающе глядит на меня. В темноте кухни, освещаемой только светом с веранды, его глаза кажутся чернее ночи.

— То есть, ты влюбилась в него, пока лежала в больнице?

Вопрос звучит немного неожиданно, я даже на мгновение теряюсь. В интонации Димы мне послышались нотки не то обвинения, не то обиды.

«Влюбилась».

— Нет, я не была в него влюблена, — снова отвечаю честно.

— Тогда не понимаю. Зачем ты вышла замуж?

— У меня были очень плохие отношения с мамой. В какой-то момент я собрала вещи и ушла с ребенком из дома. Владу тогда был всего лишь месяц. Игорь помог мне и предложил выйти за него замуж. Я согласилась.

Дима снова молчит. Переваривает услышанное. Ему явно не нравится то, что я рассказала, не нравится, что вышла замуж, дала Владу другого отца. А может, Соболева задевает тот факт, что за него я не вышла, а за кого-то другого вышла.

— Не надо думать, что это было легкое решение, — прерываю тишину. — И не надо думать, что я быстро тебя забыла и сразу полюбила другого. Это не так.

Вообще, мне бы не очень хотелось говорить с Димой о моих чувствах к нему. Сейчас еще спросит что-то типа: «И когда же ты меня забыла?». А правда такова, что этот момент так никогда и не настал. Я просто смирилась с тем, что Дима «мертв» и жила дальше. Игорь был хорошим отцом и мужем, Влад был счастлив в нашей семье. Ну а если счастлив мой сын, то и я счастлива.

И да, в какой-то момент я захотела общего ребенка с Игорем. Но не от большой и великой любви к нему, а от того, что мы жили, как настоящая семья, и мне казалось, что будет правильно, если у нас с мужем будет общий малыш. Я же не предполагала, что Соболев может быть жив.

Я не собиралась разводиться с Игорем, искать себе какую-то новую любовь. Я научилась быть счастливой в тех условиях и обстоятельствах, в которых оказалась. И семьи разными бывают. Не думаю, что все люди в мире женятся по большой и великой любви. Кто-то, как я, создает семью с другом и человеком, которого уважает. И еще вопрос, какие семьи оказываются крепче: те, что строились на страстной любви, или те, что строились на взаимном уважении.

Я знаю много примеров, когда люди женились по великой любви, а потом разводились со скандалами, упреками, судами и разделом имущества.

Мы допиваем чай в тишине. Я встаю со стула и подхожу к раковине.

— Оставь, я помою кружки, — Дима тут же возникает рядом со своей пустой.

— Не надо, я помою.

Опускаю свою кружку в раковину и забираю кружку у Димы, но случайно соприкасаюсь с его ладонью. Этот физический контакт становится слишком неожиданным и для меня, и для него, поэтому в ту же секунду кружка летит на пол и со звоном разбивается о кафель.

— Ох, черт, извини! — произношу с досадой и хочу опуститься на корточки, чтобы собрать осколки, но Дима не дает мне это сделать.

— Соня, спокойнее, ничего страшного не произошло, — касается ладонью моей щеки и поднимает лицо на себя.

— Я разбила твою кружку. Давай я приберу. Где веник?

— Да наплевать на это кружку.

Резким движением Дима вжимает меня в кухонную столешницу. Я даже не успеваю сообразить, что происходит. Его руки на моей талии, наши лица критически близко. Чувствую тепло его тела на своем даже сквозь одежду.