Страница 64 из 131
Глава 42.
Я продолжаю сидеть на полу в осколках и растерянно глядеть на ребенка. Силы подняться появляются, только когда Владик начинает хныкать.
— Сыночек, не плачь, — испуганно прошу и пытаюсь встать на ноги.
По неосторожности, я опираюсь ладонями на пол, из-за чего тут же загоняю в кожу новые частички стекла.
— Ай, — не сдерживаюсь, чувствуя острую боль. А потом я становлюсь на осколки и ступнями.
Это так больно, что из глаз брызжут новые слезы. Владик в свою очередь начинает хныкать еще громче. Один маленький шаг, второй, я еле дохожу до сына. Стекла вонзились в ноги, я почти не могу идти.
— Зайчик, не плачь, — прошу Влада, прижимая к себе, а сама реву белугой. — Пойдем.
Разворачиваю ребенка и вывожу из комнаты. Я могу ступать только на носочках, иначе от каждого шага ступни разрывает. Закрываю в зал дверь, чтобы ребенок не видел разбитую мебель.
— Ма… ма… — заикается в слезах. — У… тебя.. кровь…
Оглядываю себя. Ладони все в крови, я оставила следы даже на футболке Влада. Белые носки на ногах тоже покрылись багровыми пятнами. Доковыляв до зеркала в прихожей, смотрю на свое отражение и немею от ужаса. На лице и шее ссадины, из которых тоже сочится кровь. Она смешалась со слезами и вместе с тушью размазалась по всей физиономии.
О Боже, Владик точно не должен видеть меня такой. Бросаюсь в ванную, загоняя осколки еще больше в ступни. Открываю холодную воду, пытаюсь смыть с рук кровь, а она продолжает идти. Смотрю на ладони, стекла глубоко под кожей.
Их надо как-то достать. Плач Влада в прихожей становится громче, наспех умываю лицо, впрочем, не сильно смывая с него кровь с тушью, и аккуратно на носочках, игнорируя боль, выхожу обратно к ребенку.
— Мальчик мой, ну не плачь, с мамой все хорошо.
Но Влад только еще громче ревет, что повергает меня в новую панику. Сын обычно никогда не плачет. Ну может похныкать, если упадет и больно ударится, но вот так, чтобы реветь в голос — крайне редко.
Мне надо как-то успокоить сына, а я не знаю, как. Прижимаю его к себе, стараясь не надавливать на ладони, шепчу ласковые слова. Пальцы ног уже затекли, и, не выдержав, я резко опускаюсь на ступни, от чего сама едва не вою.
Мне надо в больницу, в травмпункт, вытащить осколки. Но я в такой растерянности, что не знаю, что делать, за что хвататься. Вызвать скорую? Они меня увезут, а Влада не с кем оставить. Или можно будет взять его с собой? Но как тогда успокаивать перепуганного ребенка?
Мысли пчелиным роем жужжат в голове. Понимаю, что первым делом нужно успокоить Влада.
— Тише, сынок, тише, все хорошо, — приговариваю ему на ухо, но не помогает.
И тогда меня осеняет.
— Владик, хочешь дам тебе компьютер?
Плач сына сходит на нет за считанные секунды. Ребенок отрывает заплаканное личико от моего плеча и смотрит с недоверием.
— Правда?
— Да, конечно. Мой ноутбук.
Выпрямляюсь, беру ребенка за руку и на носочках веду в нашу с Игорем комнату, где лежит мой компьютер. В спальне привычный идеальный порядок, он сильно контрастирует с тем, что произошло в зале. Здесь, в этой комнате, в каждом сантиметре наше тихое семейное счастье, которое удалось выстроить и которое я разрушила.
— Вот, бери, — поднимаю крышку и включаю, нажав на кнопку.
Я всегда прятала от Владика наши с Игорем компьютеры. Сейчас даже не могу ответить, почему. Что плохого в компьютере? Сначала я думала, что маленькому ребенку не надо глядеть в экран и портить зрение, потом считала, что от компьютера ребенок отупеет. Но правда такова, что я делала это из-за Димы. Почему-то я не хотела, чтобы Влад становился таким же компьютерным гением, как Соболев. Почему-то я боялась этого.
Ребенок завороженно глядит в экран и тыкает на кнопки. Больше не плачет, но шмыгает носом и растирает по раскравневшемуся лицу слезы. Я судорожно соображаю, что делать дальше. Мне срочно надо в больницу, иначе я останусь без ног. Но как быть с Владиком? Он перестал реветь, отвлекшись на ноутбук, но его все равно нельзя оставлять дома одного. Вдруг он зайдет в зал, где Игорь перебил стекла?
Обычно когда мне куда-то надо, я прошу посидеть с ребенком свекровь. Но сейчас по понятным причинам я не могу обратиться к ней с этой просьбой. Да и у нее до сих пор нога в гипсе. Позвонить маме?
Только от одной мысли, что мне о чем-то надо просить мать, меня передергивает. Остаются Ульяна и Лиля, но у подруг своя жизнь, они могут быть сейчас заняты. Все равно ковыляю на кухню за телефоном, оставляя на светлом ламинате следы крови. Звоню Уле. Гудки идут долго, а потом сброс.
«Я на свиданке с офигенным парнем, что-то срочное?», приходит следом смс.
«Нет»
Так я и думала, что Ульяна будет занята.
Звоню Лиле. Хотя оставлять с ней Влада — не лучшая идея. Она его совсем не знает, да и Влад ее вряд ли помнит.
Лиля не берет трубку. Ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего. В мессенджеры последний раз заходила утром. Но на всякий случай все равно пишу ей:
«Ты сейчас сильно занята? Можешь говорить?»
Минуты идут, Лиля не открывает мое сообщение и не перезванивает. У меня еще есть несколько подруг: одна соседка и две родительницы с детского сада Владика. Но они совсем чужие, предстать перед ними в таком виде я не могу.
Новые слезы подступают к горлу и в прямом смысле душат. Мне больше не к кому обратиться, чтобы попросить посидеть с сыном. Только к маме. Но я так не хочу о чем-то ее просить, и я так не хочу, чтобы она знала о произошедшем между мной и Игорем, что скорее оставлю Влада одного в квартире, чем позвоню ей.
Я реву на кухне в окровавленную ладонь, когда вдруг вспоминаю о Соболеве. Звонить ему хочется еще меньше, чем маме, но он по-настоящему сможет отвлечь Влада от увиденного. Покажет ему что-нибудь на ноутбуке, может, разберет и соберет компьютер.
Я еще долго не решаюсь позвонить Диме. Беру в руки телефон, только когда пальцы ног совсем немеют, и я снова падаю на пятки, пронзая их новой порцией острой боли.
И в отличие от всех моих подруг, Дима берет трубку сразу.
— Соня?
— Привет, — выдавливаю сквозь скованное горло, стараясь не выдать слез. Но безуспешно, Дима все равно улавливает мое настроение.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает.
— Ты сейчас занят? Можно попросить тебя посидеть с Владом? Мне надо в больницу, ребенка не с кем оставить.
— Да, конечно, — его голос становится еще серьезнее. — Ты сейчас где? Куда мне приехать?
— Приезжай, пожалуйста, ко мне домой. Я дам тебе ключи и адрес своей квартиры. Отвези туда Влада и посиди с ним, пока я не вернусь. Покажи ему что-нибудь на компьютере, его надо как-то отвлечь.
По запыхавшемуся дыханию Соболева и звуку автомобильной сигнализации я понимаю, что Дима уже садится в машину.
— Я в Подмосковье живу, — говорит. — Мне к тебе минут сорок ехать. Ты сможешь подождать?
— Да, я жду тебя.
Мне кажется, Дима хочет сказать что-то еще, наверняка спросить, почему я плачу и что произошло. Но все-таки не спрашивает, и я кладу трубку.
Возможно, звонить в такой ситуации Диме — не лучшая идея, и мне следовало бы все-таки попросить о помощи маму. Но я очень не хочу вопросов из серии «что случилось и кто с тобой это сделал». Соболев наверняка тоже будет их задавать, но если его я могу послать на три буквы и не отвечать, то маму я послать не могу, какие бы отношения у меня с ней ни были.