Страница 61 из 131
— Хорошо, – напряженно выдавливает. – Если это для тебя так важно, давай я поговорю с твоим мужем?
От такого предложения я аж теряюсь. Дима это серьезно?
— Нет, — испуганно отвечаю. — Не надо. Это лишнее.
Мне даже страшно представить, как может пройти встреча Игоря и Димы. Лучше бы ей никогда не бывать.
— Как хочешь, — безразлично жмёт плечами. — Я не лезу в твою семью, Сонь. Я просто хочу общаться со своим ребенком. Я никогда не бросал ни тебя, ни его. Инициатором нашего расставания была ты, а что касается Влада, то я просто о нем не знал. Теперь я о нем знаю и хочу присутствовать в его жизни.
Слова о том, что инициатором расставания была я, заставляют меня встрепенуться и ощетиниться. Возмущение вспыхивает в груди.
— Вообще-то, это ты тогда безразлично ушел, а потом вовсе исчез, — обвинительно бросаю, повысив тон.
— После того, как ты сказала, что мы не можем быть вместе из-за твоего папы и отказалась выходить за меня замуж, — напоминает. — Снова опустимся до взаимных обид и упреков или все-таки попробуем решить вопрос? — выгибает бровь.
Шумно выпускаю воздух из лёгких. Дима прав. Хватит упрекать друг друга. Надо уже проехать эти обиды раз и навсегда.
Мы снова погружаемся в молчание. Я облокачиваюсь затылком на подголовник и просто рассматриваю Диму. Опять чувствую себя ужасно виноватой за то, что пожелала ему смерти. Человек, которого я любила больше всех на свете, оказался жив. Разве это не чудо? Я ведь радоваться должна, что с Димой все хорошо.
Но почему-то его воскрешение не принесло мне радости. Странно. Сказал бы мне кто-нибудь семь лет назад в больнице, что Дима на самом деле жив, я была бы самой счастливой на свете.
А что я испытываю сейчас?
Не знаю…
С одной стороны, дикое желание прижаться к Диме всем телом, почувствовать его тепло, вдохнуть запах. А с другой стороны, ненавижу Соболева. Уже даже не понимаю, за что конкретно.
Дима ощущает на себе мой взгляд и поворачивает голову. Тоже опускается затылком на подголовник и смотрит. В салоне автомобиля гробовая тишина, где-то на заднем фоне слышны громкие веселые голоса и детский смех. Вдруг вспоминаю, что, когда мы расставались, в том парке тоже кто-то смеялся, и мне казалось, что это смех на похоронах.
— Прости меня, Дима, — едва слышно произношу.
— За что? — так же тихо уточняет.
— За то, что сказала, что лучше бы ты действительно умер. На самом деле я так не считаю.
— Я знаю… Ты тоже прости меня за то… — он на секунду запинается. — За то, что произошло в твоей квартире. Я был не прав.
Дима извиняется за секс, который я хотела так сильно, что еле стояла на ногах? У нас обоих тогда произошло помешательство рассудка.
Мы снова молчим, разглядывая друг друга. Дима вроде бы такой же, как семь лет назад, но в то же время совсем другой. Стал жестче, грубее, мужественнее. Я помню его не таким. Я помню его нежным, любящим и ласковым. Хотя задатки дерзости и жесткости в Соболеве были уже тогда.
Как же тяжело и сложно… А самое главное — я снова стою перед выбором, от которого зависит вся дальнейшая жизнь. И теперь уже не только моя, но и сына.
Опять в уши врезается громкий смех из парка. Он отбрасывает меня на семь лет назад, заставляет шкурой почувствовать всю неправильность того выбора.
— Что было бы с нами, если бы я в тот день согласилась выйти за тебя замуж? — вопрос вырывается против моей воли.
Дима задумчиво молчит, не сводя с меня взора.
— Думаю, нам было бы очень тяжело, — отвечает через долгую паузу. — Мы бы столкнулись с кучей проблем, нехваткой денег, лишениями. Я к этому привык с детства, а вот ты нет. Я бы работал на двух или даже на трёх работах, чтобы снимать квартиру, обеспечивать твоё обучение, содержать маленького ребенка. Урывками между работой старался бы учиться. Нам было бы очень сложно. Возможно, ты бы стала говорить о разводе и о желании вернуться к родителям. Но, знаешь, я думаю, мы бы в итоге справились. У нас была бы наша любовь и наш сын. Проблемы бы рано или поздно закончились, а наша семья бы осталась. По крайней мере мне хочется в это верить.
От такого ответа у меня ком в горле образовывается. Дима настолько честно описал нашу возможную жизнь, что даже нечего добавить. Да, именно такой бы она и была: без прикрас, без розовых очков и единорогов, к которым я привыкла. Смогла бы я справиться с теми испытаниями, что нас ждали? Не знаю… И уже никогда не узнаю. А сейчас я стою перед новым выбором., от которого зависит дальнейшее будущее.
Глаза начинает щипать, я отвожу взор от Димы к крыше салона авто. Сжимаю дрожащие пальцы в кулаки, чувствуя, как вспотели ладони.
Как же это трудно…
— Знаешь… — произношу с дрожью и испуганно замолкаю. Но уже через секунду заставляю себя продолжить: — Владик… он к компьютерам очень тянется. Это ему от тебя досталось, — нервно улыбаюсь, продолжая глядеть в бежевую обивку. — Может, ты бы мог с ним компьютерами заниматься? Ну, как репетитор. Учить его там чему-нибудь… Не знаю, чему, тебе виднее. И так бы вы с ним стали общаться? А потом… — глубоко вдыхаю. — А потом видно будет, как сказать ему правду.
Замолкаю и испуганно зажмуриваюсь. Сердце больно о рёбра колотится. Так громко, что, наверное, Дима тоже его слышит. Тёплая ладонь накрывает мой холодный дрожащий кулак. Дергаюсь и распахиваю глаза, в ужасе поворачивая к Диме лицо.
— Спасибо, Соня, — шепчет.