Мужчина из моего прошлого

Глава 35.

Дима Соболев

Наши дни

Вылетаю из подъезда Сони и сгибаюсь пополам. Я бежал с десятого этажа пешком, легкие горят, в висках стучит. Все, что произошло в ее квартире, мелькает перед глазами, как кино.

Доползаю до машины и падаю на водительское сиденье. В таком состоянии нельзя ехать, поэтому просто сижу. Пальцы подрагивают, в ноздрях до сих пор Сонин запах, на губах ее вкус. За семь лет ничего не изменилось, держа Соню в своих руках, я чувствовал ровно то же, что и тогда, в восемнадцать лет.

«Вали, куда хочешь. Ты не приблизишься к моему ребенку».

«Не боишься, что я дам судье взятку? У меня остались связи от папы».

«Поверить не могу, что когда-то любила тебя. Мой муж в миллиард раз лучше тебя».

Словно на репите, эти фразы крутятся в голове. Они пулями вонзаются в сердце. Со всей дури бью кулаком по клаксону, рассекая воздух громким сигналом авто. Злость кипит в венах, разливается по всему телу. Падаю лбом на руль, глубоко вдыхая воздух. А его все мало и мало.

Я думал, что вырвал Соню из сердца. Думал, что забыл. Думал, что она мне теперь безразлична.

Но тот вихрь чувств, который я испытываю сейчас по отношению к ней, — совершенно точно не безразличие.

Впрочем, и не любовь тоже.

Это что-то пограничное между ненавистью, обожанием и безумием.

Ненавижу за то, что всегда выбирала кого угодно, но только не меня: Свиридова, своих гнилых родителей, теперь вот вообще какого-то левого мужика, за которого вышла замуж. У нее всегда был кто-то важнее меня.

Обожаю просто за то, что она это она. Девушка, которая родила моего ребенка. Девушка, которая для меня всегда будет отличаться от всех остальных. Девушка, к ногам которой я был готов положить весь мир. Даже несмотря на то, что ее взяточник-отец оправдал убийц моего отца. Мне было наплевать на это.

А безумие — потому что только рядом с Соней меня так накрывает, так сносит крышу, что не могу себя контролировать.

То, как я взял Соню, — безумие. После всего, что она наговорила, после того, как я узнал, что скрывает от меня моего ребенка, все равно до исступления хотел ее. И она ведь тоже меня хотела. Текла, стонала и кончала, несмотря на наличие мужа, который в миллиард раз лучше меня.

Но больше такое не должно повториться. Больше я не должен к ней прикасаться. Я просто хочу общаться со своим ребенком, со своим сыном. Разве я так много прошу?

Надо как-то поговорить с Соней нормально. Отключить эмоции, отключить чувства. Просто спокойно с ней поговорить. Возможно, изначально следовало обуздать свои эмоции и попытаться выйти с Соней на конструктив, но не смог. Накрыло сразу, как подошел к ее дому, хотя до этого держался.

Минут через десять мне удается унять шарашащий по венам адреналин, и я решаю еще раз подняться в квартиру Сони. Наверное, это не самая лучшая идея, но меньше всего мне хочется караулить и вылавливать Белоснежку где-то на улице.

Набираю код домофона, поднимаюсь на лифте на десятый этаж и на секунду замираю у двери. Решаю не звонить в звонок, а просто опускаю ручку. Соня не закрылась после моего ухода, и я делаю шаг в квартиру.

Белоснежка сидит на полу на том же месте и рыдает себе в колени. Хлопок входной двери заставляет ее поднять красное заплаканное лицо.

— Опять ты? — произносит севшим от слез голосом. Ее глаза стали глубокого темно-синего цвета и смотрят на меня с такой лютой ненавистью, что до костей пробирает.

— Мы можем поговорить спокойно? Просто поговорить.

Подскакивает на ноги, как хищная львица.

— Убирайся вон! — горланит на всю квартиру.

Делаю несколько шагов к Соне, становясь вплотную.

— Почему ты, черт возьми, не хочешь просто поговорить? — напряженно спрашиваю, изо всех сил, стараясь не поддаться вновь нахлынувшему вихрю чувств.

— Пошел вон!!! — принимается колотит меня кулаками в грудь. — Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!! Ты разрушил мою семью!!!

Соня неадекватна, она бьется в истерическом припадке, продолжая обрушивать на меня удары. Я спокойно их терплю, пока не понимаю, что это пора останавливать. Резко беру Соню в кольцо своих рук и прижимаю к груди. Она еще дергается, кричит, вырывается, но постепенно ее тело обмякает, становится послушным, как у тряпичной куклы, и Соня просто падает лицом мне в грудь.

Я чувствую ее слезы кожей, они моментально пропитали футболку. Сжимаю ее хрупкое тельце, вновь и вновь испытывая три проклятых чувства: ненависть, обожание, безумие.

— Ты разрушил мою семью… — приговаривает сквозь рыдания. — Я ненавижу тебя, Соболев. Как же я тебя ненавижу…

— И я тоже ненавижу тебя, Белоснежка, — выдавливаю, чувствуя, как горло перетянуло колючей проволокой.

Не знаю, услышала ли Соня мои слова. Она слишком громко плачет, а я слишком тихо их произнес.

Обессилев, опускаюсь носом в ее макушку. Вдыхаю любимый запах из прошлого. Как мы до этого докатились? Мы ведь так сильно любили друг друга, как мы дошли до того, что произносим слова ненависти?

— Послушай меня, пожалуйста, — говорю ей на ухо, когда рыдания чуть стихают. — Я всего лишь хочу общаться со своим сыном. Разве это так много? Ты ненавидишь меня за то, что не звонил тебе из армии. Я ненавижу тебя за то, что ты всегда выбирала не меня. Но ведь есть ребенок, который ни в чем не виноват. Я не бросал его. Соня, если бы я знал, что ты беременна, то пришел бы к тебе из армии пешком и был с тобой. Но я не знал.

— Нет, — отрывает красное опухшее лицо от моей груди. — У Влада есть отец. У него не может быть второго.

Соня тяжело дышит, глотает ртом воздух. Она бы сказала мне больше, но ей тяжело говорить.

— Я хочу общаться со своим сыном, — настойчиво повторяю. Из последних сил держусь, чтобы не потерять контроль. — Я имею на это право.

— Нет у тебя никаких прав. Тебя не было рядом, когда ты был нам нужен.

Шумно выдыхаю через нос, сжимая челюсть до хруста.

— Хочешь опуститься до взаимных обвинений? Не думаю, что это будет конструктивный диалог.

— Иди к черту, Соболев.

Она не пробиваема. Обида застилает Соне глаза, она даже не собирается меня услышать.

— Лучше бы ты и правда умер, — говорит это, глядя мне ровно в лицо, а через секунду снова начинает плакать. Сейчас без истерики и криков, а просто тихо скулит, опустившись лбом мне на грудь.

— Наверное, да, — задумчиво отвечаю. — Наверное, было бы лучше, если бы в Сирии убили не моего лучшего друга, а меня.

Соня больше не отвечает, продолжая тихо плакать мне в футболку. В какой-то момент я чувствую, что ее тело становится совсем слабым, ноги подкашиваются. Подхватываю Белоснежку на руки и несу в первую попавшуюся комнату. Кажется, это гостиная.

Опускаю Соню на диван и сажусь рядом на пол. Она глядит на меня из-под полуопущенных век, шумно дыша через рот.

Как мне до нее достучаться? Как мне ее уговорить? Но если потребуется, я и в суд пойду. Буду доказывать свое отцовство и буду требовать встреч с ребенком. Просто не хотелось бы доводить ситуацию до края. Я пережил с Соней лучшие мгновения в своей жизни, суд — это точно не то место, где я хочу с ней встречаться.

Соня засыпает. Ее веки смыкаются, дыхание становится ровным. Я зачем-то еще продолжаю сидеть возле Белоснежки и смотреть на нее спящую. Соня до сих пор носит мой кулон. Для чего? У нее ведь есть муж, который в миллиард раз лучше меня.