Мужчина из моего прошлого

Глава 28.

Вернувшись из Иерусалима, нас встречает страшная новость: свекровь сломала ногу. Оказывается, Антонина Павловна сломала ее еще, когда мы были в Израиле, но решила не портить нам отпуск, поэтому сказала, только когда мы приземлились. Бросив чемоданы в квартире, тут же втроем мчимся к ней.

Антонина Павловна дома с гипсом, ей помогает по хозяйству сестра.

— Мама, давай в больницу! — настаивает Игорь.

— Я что, инвалид? — возмущается. — Зачем мне больница? Езжайте к себе, вы устали с дороги.

— Мама, надо посмотреть, как срастается кость!

— Мне делали рентген. Все там нормально, — отмахивается.

Попытки мужа уговорить свекровь лечь в стационар не увенчиваются успехом, и мы уезжаем. Разбирать чемоданы нет сил, поэтому я откладываю это на завтра.

Утро понедельника начинается, как всегда. Поднимаю Игоря и Владика, готовлю завтрак, провожаю их, мою посуду. Сейчас разберу чемоданы и поеду к Антонине Павловне.

Мы решили переезжать в Израиль, Игорь дал клинике положительный ответ. На работу он выйдет с начала сентября. К этому времени нам нужно подготовиться к переезду, найти в Иерусалиме жилье, устроить Владика в школу. В самое ближайшее время найму сыну репетитора по английскому и буду заниматься с ним сама. Что касается моей учебы, то поступлю в Москве на заочное и буду ездить на сессию.

Впереди тяжелые и суетные три месяца. Боюсь, что этого времени будет недостаточно для того, чтобы Влад заговорил по-английски. Надо было отдавать его в английский садик. Я хотела, но поблизости к дому такого не оказалось. А сын и так еле-еле встает по утрам в сад, который у дома, поднимать Влада еще раньше было бы слишком тяжело.

Из мыслей меня вырывает звонок мобильного. Бросаю разбор чемодана и тянусь к тумбочке за телефоном. Но тут же каменею, видя на экране имя Соболева.

Сердце пускается в галоп, пока я оторопело пялюсь на экран. Мне звонит Дима. Зачем?

Дрожащим пальцем провожу по экрану и принимаю вызов.

— Алло, — произношу, испытывая животный страх.

— Привет, ты сейчас где? — его голос уверенный, дерзкий. Ни капли смятения или стеснения.

— Дома…

— Я стою у твоего подъезда. Открой и скажи, куда подниматься?

Я теряю дар речи. Сижу на полу у чемодана, вцепившись ладонью в трубку, и чувствую, как ужас сковал горло.

— Чего молчишь? Я у твоего подъезда. Открой дверь и скажи, на какой этаж подниматься.

Дима как будто бы очень торопится. Улавливаю через динамик его тяжелое дыхание. Что с ним? Зачем пришел? Почему-то мне кажется, что он зол.

— Сонь, если ты сейчас же не впустишь меня в подъезд и не назовешь этаж с номером квартиры, то я взломаю базу данных МВД и посмотрю, где ты прописана. А потом приду и нахрен выбью дверь в твою квартиру ногой. Ты этого хочешь? Или все-таки откроешь мне сама?

Я не прописана в квартире Игоря, но все же угроза Соболева мне не нравится.

— Эээ… — обретаю голос. — Да, конечно. Ты сейчас у подъезда?

— Да.

— Тогда открываю.

Подскакиваю на ноги и бегу к домофону. Нажимаю кнопку.

— Этаж и номер квартиры?

Надо полагать, Соболев вошел в подъезд.

— Десятый этаж, квартира 705.

Короткие гудки.

Я так и остаюсь стоять у домофона с мобильником в руке. Через минуту отмираю, понимая, что на мне шелковая комбинация, в которой я спала. Проводив Игоря и Владика, я даже не переоделась. Но не встречать же мне так Диму.

В два шага преодолеваю расстояние до чемодана, хватаю из него первый попавшийся сарафан и тороплюсь напялить на себя. Застегнув молнию, понимаю, что не надела лифчик. Но уже поздно, потому что раздается настойчивый звонок в дверь.

Вздрагиваю. Дима снова звонит, хотя не прошло еще и десяти секунд с первого звонка. Набрав в грудь побольше воздуха и кое-как уняв дрожь в теле, открываю.

— Привет, — Соболев бесцеремонно отодвигает меня в сторону и проходит в квартиру. — Ты одна или буду сейчас знакомиться с твоим мужем?

— Одна…

— Отлично.

Дима сам захлопывает дверь и поворачивает замок. Я испуганно пячусь назад, пока не упираюсь в стену. Соболев в футболке, джинсах и кроссовках проходит вглубь прихожей и оглядывает квартиру. Не разувается. А я терпеть не могу, когда по квартире ходят обутыми. Но сейчас мне настолько страшно, что не решаюсь попросить Диму снять кроссовки.

Соболев опускает взгляд на фотографию Владика, что стоит на столике в прихожей. Затем перемещает взор на несколько пар детской обуви у стены. Плохое предчувствие ползет под кожей, сковывая внутренности. На позвоночнике выступает испарина, становится тяжело дышать.

— Зачем ты пришел? — нахожу в себе силы спросить.

Наконец-то он теперь смотрит на меня. Проходится цепко и оценивающе, задерживаясь на моих оголенных ногах и груди. Щеки тут же вспыхивают, когда я понимаю, что, должно быть, Диме заметно, что я без лифчика. Вот только вместе со стыдом и страхом по телу прокатывается еще одно чувство. Желание.

Господи, я сошла с ума! При живом муже в его квартире я стою и теку от одного взгляда Соболева. Он просто прошелся по мне глазами, а я уже его захотела! Какой ужас, какой позор!

Нет, нет, нет, я не должна испытывать таких чувств! Я замужем за замечательным мужчиной! И у нас с мужем нет проблем в сексе. Я не могу хотеть кого-то еще. Тем более Диму.

— Зачем ты пришел? — строго повторяю. Надо побыстрее выяснить, что ему нужно, и попросить убраться восвояси.

— Ты куда-то уезжаешь? — указывает на чемоданы, игнорируя мой вопрос.

— Наоборот, приехала.

— Где была?

— В Израиле.

— Давно вернулась?

— Вчера.

— Ммм, — тянет. — Как я вовремя. Хорошо, что не приехал раньше. И что ты делала в Израиле?

— Ездила в отпуск. Ты зачем явился? — возвращаю разговор в нужное русло.

— Поговорить хотел. Есть к тебе вопросы.

— Какие?

— Сколько лет твоему ребенку, говоришь?

Сердце ухает в пятки. Стою, вжавшись в стену, и не шевелюсь, не дышу.

— Четыре, — цежу сквозь зубы.

— Четыре? — выгибает бровь. — Будь добра, покажи его свидетельство о рождении.

Мне становится дурно. Прихожая плывет перед глазами, хватаюсь рукой за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах. Пока я пытаюсь справиться с головокружением, Дима подходит ко мне и двумя пальцами за подбородок поднимает на себя мое лицо.

— Скажи честно, сколько ему лет?

— Четыре, — повторяю.

— Неправильный ответ, Белоснежка.

— Ему четыре, — настаиваю.

Это все какой-то страшный сон. Может, я сейчас проснусь и ничего происходящего не будет? Не будет Соболева, который стоит в нескольких десятках сантиметров и прожигает во мне дыру?

— Мама-директор не научила тебя, что врать не хорошо?

— Проваливай к черту! — выплевываю и скидываю со своего лица его руку. — Если через десять секунд ты не уберешься, я вызову полицию!

Лучше бы я этого не говорила. Дима хватает меня за плечи и вдавливает в стену, хотя я и так вжата в нее.

— Сколько. Ему. Лет. — Зло повторяет.

Я понимаю, что больше нет смысла сопротивляться и лгать. Соболев каким-то образом узнал правду. То, чего я так боялась, произошло, мне больше не отвертеться.