Сердце без любви

А ведь Джеймс меня не прогонял, я лишь испытала ревность, причем необоснованную. Он явно не обрадовался появлению Аси, да и связи между ними нет, иначе она не спросила бы с таким презрением, не рабыня ли я. И все же ревность затмевала все, даже боль от его лжи. Надо же такое придумать! Мои родители — его друзья! Дядя Джеймс, блин… Но упрекнуть его не в чем, он не знает о том, что мои мама и папа погибли. Это лишь попытка спасти положение — ради меня. Навряд ли Джеймс нуждается в оправданиях, если не скрывает своих увлечений.

Как я могла так влюбиться? Почему? Может, это какой-то приворот? Мне физически больно думать о тех рабынях, что носили ошейник до меня. Меня корежит, стоит представить, на чьей шее он окажется после. Джеймс ничего не обещал, зато я дала слово, что уйду по первому требованию. И я сделаю это, даже если упаду бездыханной сразу за порогом его дома.

Как больно…

Почему именно сегодня? Все было прекрасно! А теперь я задыхаюсь от горечи, все смешалось в кучу — и воспоминания о гибели родителей, и ревность, и злость на Асю. Может, мне уйти? Прямо сейчас! Рвать по живому, пока не приросла к Джеймсу еще сильнее…

Наверное, я неосознанно дергала ошейник, поэтому натерла кожу. Голос Джеймса приводит меня в чувство, но я слишком расстроена, чтобы играть в послушную рабыню. Он словно понимает это — и предлагает мне выбор.

Уйти или остаться… Уйти или остаться? Уйти… Остаться…

Я бреду в ванную комнату, и там умываюсь холодной водой. Уйти… Я поплачу, пострадаю. И буду жить без Джеймса. Остаться… Расставаться все же придется, но позже. Он подарит мне восхитительные воспоминания, которые помогут мне пережить боль. Лучше попробовать и жалеть о том, что потеряла, чем остановиться и жалеть о том, чего не было.

Я привожу себя в порядок: раздеваюсь, перечесываю волосы. Иду к лестнице, но сталкиваюсь с Джеймсом. В руках у него большая миска с попкорном.

— Ты долго, — замечает он. — Какой попкорн любишь, соленый или сладкий?

— Сладкий.

— Тебе повезло, — подмигивает он. — Я сделал с карамелью. Пойдем, кинозал на втором этаже.

Кинозал… Это очень богатый дом. Кроме бассейна я видела бильярдную, и, наверняка, здесь есть и сауна. В иные дни здесь должно быть много слуг, такой дом надо содержать в чистоте и порядке.

— Что будем смотреть? — Джеймс подталкивает меня к шкафу с дисками. — Выбирай.

С удивлением понимаю, что все фильмы на русском языке. Неудивительно, что Джеймс так хорошо говорит по-русски. Честно говоря, мне все равно, что смотреть. Выбираю «Кухню в Париже», зацепившись взглядом за слово «кухня».

— Глупый фильм, но смешной. — Джеймс забирает у меня коробку и вручает попкорн. — Устраивайся.

— Выбери… те что-то другое, — предлагаю я и осматриваюсь.

Здесь несколько удобных диванов и большие подушки на полу. Где мне расположиться?

— Нет, он подойдет. Садись, Бэмби. — Он кивает на диван.

Пытаюсь сесть боком, потому что пробка мешает, да и попа после порки все еще болит. Джеймс вздыхает, отбирает у меня попкорн и ставит миску на столик. Садится сам, раздвигает колени и подзывает меня, показывает на пол.

Опускаюсь на колени и замечаю в руках у Джеймса знакомую баночку. Он осторожно растирает гель по шее, смазывая ссадины, и я прикрываю глаза, наслаждаясь теплом его прикосновений.

— Встань, развернись и наклонись, — командует он.

На ягодицы ложится новый слой обезболивающего, а я лишаюсь хвостика.

— Постой, пусть подсохнет, — говорит Джеймс и уходит мыть руки.

Размышляю, означает ли это, что игры закончились. На мне больше нет ошейника, нет сбруи и пробки в попе. Мы будем смотреть фильм? И все? Может, мне надо было выбрать что-нибудь… эротическое?

Вернувшись, Джеймс устраивается на диване и вытягивает ноги. Он снял футболку, в которой гулял, и переодел брюки. Я рассматриваю его босые ноги в домашних клетчатых штанах и голую грудь.

— Бери попкорн и иди ко мне. — Он хлопает ладонью по дивану рядом с собой. — Давай, ложись.

Подаю ему миску и осторожно ложусь на бок. Джеймс тут же притягивает меня к себе, и моя грудь касается его обнаженного тела.

— Бэмби, ты чего-то боишься? — насмешливо интересуется он.

— Н-нет… сэр.

— Ешь попкорн.

Он закидывает одну руку за голову, а в другой у него пульт. Нажимая на кнопки, он закрывает жалюзи, затемняя комнату, включает экран…

Я устраиваю голову на сгибе его руки и, осмелев, прижимаюсь теснее. Джеймс теплый… манящий… Я не могу думать ни о попкорне, ни о фильме. Отложив пульт, Джеймс обнимает меня, подтягивает ближе, кладет ладонь на мою грудь. Я тихонько перевожу дыхание и тянусь за попкорном.

Джеймс почти ничего не делает — смотрит на экран и время от времени поглаживает сосок подушечкой большого пальца. А я хрущу попкорном, и он застревает у меня в горле. Я голая, а на Джеймсе тонкие брюки. Мне кажется, что его кожа пылает жаром. Внизу живота разливается знакомое тепло.

Я пытаюсь приласкать Джеймса, провожу пальцами по его груди, но он ловит мою руку. Тогда я трусь бедром о его бедро.

— Бэмби, лежи спокойно. Смотри фильм, — говорит он.

Обижено фырчу, как ежик, но затихаю. Не могу понять, что происходит на экране, и закрываю глаза. Так мне уютнее.

— Бэмби? Ты опять уснула?

Ох, кажется, да. С трудом прихожу в себя и смущенно смотрю на склонившегося надо мной Джеймса. Он остановил фильм — в комнате тихо, но свет от экрана освещает его лицо.

— Бэмби…

Он медленно наклоняется, и его губы соприкасаются с моими. Его дыхание пахнет карамелью. Он проводит языком по губам и отстраняется.

— М-м-м… — тяну я разочарованно.

— Соблазнительница… — бормочет он.

А потом встает и подхватывает меня на руки. Успеваю заметить, что миска переворачивается и попкорн рассыпается по дивану. Джеймс не обращает на это внимания. Он несет меня в спальню — тащит, как добычу, потому что взгляд у него алчный и требовательный.

— Если хочешь остановить меня, не молчи, — почти рычит он. — Иначе будет поздно.

— Не хочу… — шепчу я, прильнув щекой к его щеке. — Не хочу останавливать.

= 20 =

Джеймс

Я был уверен, что придется успокаивать Алесси, создавать подходящую атмосферу, возможно, даже уговаривать, ведь она едва не плакала, когда я нашел ее на лестнице после ухода Аси. Однако уговаривать пришлось себя: не спешить и не делать глупостей, все же Алесси девственница.

Я думал, она выберет мелодраму, и в конце, под финальный поцелуй героев, мы сольемся… в экстазе. Примитивно, зато действенно. Но фильм Алесси не интересовал в принципе, она даже не взглянула на экран. Честно говоря, и я ничего не видел.

Какой, к черту, фильм, когда рядом лежит соблазнительная девушка? Когда ее теплые пальчики щекочут кожу, а коленка норовит упереться в пах…

Я пытался быть сдержанным, но в глазах темнело от близости обнаженного девичьего тела. Я и так терпел целый день! Алесси нельзя пугать. Алесси нельзя брать жестко после порки, когда организм требует разрядки. Алесси нельзя нагнуть и…

Не наступило ли то время, когда уже можно?! Тем более, она сама хочет.

Укладываю Алесси на кровать, сдернув покрывало. Она не хочет меня отпускать.

— Бэмби, я не уйду, — уговариваю ее, расцепляя руки. — Дай мне пару минут.

Чтобы снять штаны, хватает мгновения, но, как назло, я забыл приготовить презервативы. Выгребаю из ящика сразу несколько штук, один пакетик разрываю и раскатываю резинку на члене, благо он уже в полной готовности.

Алесси, приподнявшись, наблюдает за мной. Мне кажется, что в ее глазах испуг. Нет, хватит! Я устал спрашивать. У нее хватило храбрости сбежать, хватило наглости настоять на своем, хватило мужества выдержать порку. Уж как-нибудь сообщит мне, если передумала!

Целую Алесси в губы, и она отвечает, пропуская мои волосы сквозь пальцы. Приходящие рабыни не нуждались ни в любви, ни в нежности, и я лишь удовлетворял похоть, сексуальное желание — и их, и свое. Мои чувства навсегда остались с Кейт, так я думал.