Разорванная цепь

Так было и сейчас: они вышли из одного вагона, но пошли в разные стороны, уносимые не самой большой толпой. Его преследователь пошел направо, ему показалось, что он кого-то увидел, скорее всего, того, кого надо. А тот, кто надо, в счастливом неведении шел по перрону в противоположную сторону, еще через несколько минут Паша был за турникетом. Тут можно было пройти пешком, можно было проехать на маршрутке, Павел не хотел идти пешком, он уже набегался, поэтому теперь старался экономить силы там, где только мог. Маршрутка с яркой политической рекламой на весь борт напоминала о том, что народ и партия все еще едины. К агрессивной политической рекламе Павел давным-давно привык, особенно на Украине, где выборы были делом обычным, и часто проходили в немыслимом количестве туров. А вот для России политическая нескромность была Павлу внове, ему нравилась определенная сдержанность населения, хорошо знавшего кто и почем сейчас у власти.

Водитель обычного нагловатого вида уже ерзал, ожидая, когда пассажиры, наконец, упакуются, сегодня он торопился больше, чем обычно торопился среднестатистический водитель московской маршрутки. Людей в маршрутке было маловато. Трое ехали вместе – семья, еще двое молодых студентов да Павел, согласитесь, для вечернего, точнее, почти ночного улова, маловато будет.

Павел нервничал, но старался этого не показать, не показывать было сложно, но Павел действительно старался. Он впился взглядом в девушку, которая курила на остановке: ничем не примечательная девушка, ничем не примечательное курево, одета без фантазии, средне, выглядит тоже средне, до скукоты средне, но он заставлял себя рассматривать девушку, запоминает ее лицо, прическу, одежду, то, как она набирает эсэмэску, морщится, только для того, чтобы не гадать, кто из пассажиров маршрутки может быть его преследователем. Это становилось почти маниакальной привычкой, разглядывание попутчиков, а что, в такой ситуации и более крепкие люди с катушек съезжали, а о Павле нельзя было сказать, что он был человеком, закаленным житейскими трудностями. Но в сложной ситуации и мышь, говорят, бросается в атаку, вот Паша и старался быть как можно неприметнее. И делал это так, как понимал, пусть понимал плохо, пусть делал плохо, но пока ему везло, то… везло… И он все еще был жив.

Они доехали до перекрестка, там дальше была остановка. Водитель притормозил, Павел попросился, вышел, перебросил сумку через плечо, вытащил блок «Честерфильда». Настоящего. Не того, что производят у нас на наших фабриках из нашего же табака по нашей же технологии, потом наклеивают красивую этикетку серьезного производителя. «По лицензии и под контролем качества». Ага! На контроль если что и попадает, так только то, что должно. Она любит курить именно «Честерфильд». Именно этим нехитрым презентом Павел рассчитывал снова завоевать ее легкое признание. Что-то вроде моральной компенсации… Блин! Как проклятые капиталисты развратили нас! Окончательно и бесповоротно! Мы мало того, что требуем разнообразия, красивых этикеток и знакомых всемирных брендов, мы стали требовать еще и качество, постоянно натыкаясь на его отсутствие. Впрочем, денежный дефицит обещает все поставить на свои места. Нечего от жиру беситься.

Он старательно сделал вид, что его кто-то позвал, повернулся… и чуть было не побежал. Просто потому что увидел человека, похожего на его преследователя. С бритой головой, в кожаном плаще, он походил на бандита с большой дороги… Павел тут же отругал себя, нельзя же так! Он-то знал, что его ведут вполне обычные неприметные люди, а такая «бандитская» внешность вполне могла принадлежать какому-то клерку, врачу, даже учителю (о, кошмарный сон!).

Паша уже был на нужной стороне проспекта. Тут тянулись обычные панельные многоэтажки брежневской застройки. Но надо было пройти между дворами, вот оно – высотка особого качества. Когда-то такие дома строили по элитным проектам для элитного населения. Он быстро прошел мимо этого элитного здания, свернул за угол, прошел еще немного, пока не вышел к тому, что искал. Это был небольшой особняк – редкое явление архитектуры в сверхгустозастроенных спальных районах столицы. Впрочем, это был комплекс особняков, большинство из которых оказались разобранными под офисы, что для этого района было скорее правилом, чем исключением из правил. Этот особняк был перестроен и полностью принадлежал непонятно кому. Этих, анонимно выкупивших сладкие помещения, было достаточно в столице раньше, достаточно остается и сейчас. Московская недвижимость всегда самая сладкая. Последних несколько лет этот особняк полностью снимала Госпожа Эльвира, та самая, которая и работала госпожой. По вторникам и четвергам устраивала приемы, причем довольно многолюдные, попасть на эти приемы было не только дорого, но и сложно: за тебя должен был кто-то поручиться. Причем кто-то, кому госпожа Элеонора полностью доверяла, случайные люди в этом особняке исключались. Тут люди предавались своим страстям, пусть и извращенным, с полной свободой, для этого тут были созданы все условия. В остальные дни Госпожа Элеонора занималась воспитанием кадров, обучением персонала, работала с индивидуальной клиентурой. Короче, в ее небольшом мирке жизнь кипела ключом. Сегодня был обычный воскресный день, не столько день приемов, сколько день обильной частной элитной клиентуры.

Лина встретила Павла на углу, немного не доходя до особняка. Она была по-прежнему хороша собой, высокая, стройная, она производила потрясающий эффект на любого мужчину, даже импотента. Вот только импотент сразу же осознавал свою бесполезность, а настоящий, еще деятельный мужчина впадал в что-то вроде ступора, потому как гормоны начинали так бушевать, что подвижные части тела становились колом, и из-за этого движения оказывались сразу же какими-то скованными, да и пошевелить языком (который, собственно говоря, колом и ставал) не было никакой возможности. Лина знала, какой эффект ее появление производит на мужчин. Когда-то это ее забавляло, потом напрягало, потом стало раздражать. Потом она научилась воспринимать это как данность. Потом научилась пользоваться этим для собственной выгоды. Потом примирилась с тем, что это рано или поздно пройдет. Она была в сапогах на высоком каблуке, а все ее тело закрывал не по весенней погоде длинный теплый плащ, он скрывал униформу, в которой Лина работала обычно. Увидев Павла, она постаралась ничего не почувствовать, и ей это не удалось. Тогда она просто подошла к мужчине, как на автомате, подставила губы для дежурного легкого поцелуя, когда же Павел попытался вложить в поцелуй что-то большее, аккуратно отодвинула его спокойным, но властным движением руки. Павел решил не переходить границу, которую сам когда-то и построил, протянул приготовленный блок сигарет. Лина без эмоций взяла предложенный подарок, после чего просто взяла мужчину под руку, как берут старого проверенного друга, или как берут под руку состоятельного любовника, или состоятельного папика… в чем-чем, а в эскорт-сервисе Лина разбиралась в совершенстве. Выйти с такой дамой в свет – любой свет, даже самый высший, было не стыдно. Павел почувствовал прикосновение ее руки, почувствовал легкий толчок ее губ… и ничего не почувствовал. Обычное возбуждение, которое вызывала в нем эта женщина, куда-то исчезло, а еще говорят, что опасность обостряет сексуальные инстинкты, наверное, врут.

На входе им открыл привратник, он же охранник. Их у Госпожи Элеоноры было двое. Оба накачанные негры (простите, русско-африканцы). Иметь шоколадных привратников Элеонора считала за особый шик. Дерек был сыном какого-то африканского министра и учился в Патриса Лумумбы, пока папу не свергнули. Он не смог выехать из России – это было слишком опасно, вот и стал стриптизером. А потом пошел на повышение. На каком-то девичнике его подобрала Элеонора, а дальше он получил хорошую зарплату и более чем приличную роль вышибалы. Вторым афрорусским товарищем был Вася. Просто Вася. Он был наполовину русским. Мамаша оставила его в детдоме. Драться он умел лучше, чем танцевать стриптиз. Говорят, пытался поступить в школу милиции. По каким-то причинам его не приняли, скорее всего, биография подкачала. Пришлось заниматься альтернативной деятельностью. Случайная встреча с Госпожой произошла, когда Вася убегал от милиции, сотрудником которой ему не суждено было стать. Открытая дверца ослепительно-белого Лексуса оказалась как нельзя кстати. Вася был по уши влюблен в Госпожу Элеонору, на что та не обращала никакого внимания. Сегодня на дверях был именно Вася. Он был одет в строгую лиловую ливрею (еще один призрак особого шика), и посмотрел на Павла с сомнением. Нет, конечно, он его узнал: Павел бывал на работе Лины несколько раз, более того, он уже получил разрешение от Самой пропустить «гостя», но внешний вид Павла, самый обычный в толпе мешковатый спортивный костюм, тут выглядел просто каким-то нонсенсом. Сюда приходили только респектабельные джентльмены. И даже джинсы, а тем более, спортивки, считались таким нарушением негласного дресс-кода, что клиента в джинсах разрешалось без предупреждения толочить в дыню. Правда, Лина ТАК посмотрела на Васю, что тот спрятал рефлекторно сжавшиеся шоколадные кулаки за спину и открыл дверь. Он бы проверил и сумку, но металлодетектор, который был вмонтирован в прихожую, молчал. Где раздобыла Элеонора это чудо техники, которое отличала полная незаметность, и сколько могло стоить такое чудо, наша история умалчивает.