Смерть и фокусник

– И тут ему стало плохо.

Издатель кивнул:

– Именно тогда у него появилось это странное выражение лица. А потом он вышел из ресторана, бормоча что-то о том, как ему плохо, и больше не вернулся.

– И это было в десять часов?

– В десять, или в половине одиннадцатого. Не скажу точно.

– Уивер сказал нам, что он был с вами весь вечер.

Улыбка издателя была издевательской.

– Тогда мистер Уивер ошибается.

К дому Уиверов Флинт подошел пружинистым шагом. Он решил, что Спектор может подождать несколько минут, пока он зайдет в еще один дом. На этот раз он не стал звонить в дверь, а постучал в нее кулаком.

Горничная впустила его, и прежде чем она успела запротестовать, он прошел в гостиную, где застал озадаченного Клода Уивера.

– Мистер Уивер, мы знаем, что вы не были со своим издателем весь вечер в день убийства. Почему вы солгали?

Романист вскочил на ноги:

– О чем вы говорите?

– Он сказал нам, что на середине ужина вам стало плохо. Вы ушли, спотыкаясь, и он не видел, куда вы пошли.

Уивер выглядел пораженным:

– Я ничего такого не помню.

– Мы можем узнать у персонала ресторана…

– Нет! Нет, я не сомневаюсь в ваших словах, инспектор. Я имею в виду, что не помню об этом.

Флинт внимательно изучал его:

– Что вы пытаетесь мне сказать, мистер Уивер?

– Я помню ресторан. Помню еду. Потом помню, как приехал домой…

– В котором часу это было?

– Не знаю. Я сразу лег спать.

– Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Вы не помните свои передвижения в вечер смерти Ансельма Риса?

– Полагаю, что нет.

– А не заезжали ли вы к Ансельму Рису в тот вечер?

– Не думаю.

– Но вы не можете сказать наверняка?

Уивер сжал челюсть и сел прямо:

– Нет. Я не могу сказать наверняка.

Флинт никак не мог этого знать, но Спектор в то утро тоже сделал небольшой крюк. Он заехал к Бенджамину Тизелу, чтобы разобраться с проблемой пропавшей картины. Самого Тизела не было дома, но две горничные, которые стояли у двери весь вечер, когда произошла кража, были на месте. Их звали Хильда и Полетт, и они представляли собой комичную пару. В своей одинаковой униформе и фартуках с рюшами они напоминали солонку и перечницу. В них не было ни капли тех неброских достоинства и грации, которыми обладала горничная самого Спектора, Клотильда.

– Дамы, – обратился к ним Спектор. Обе горничные посмотрели друг на друга с плохо скрываемыми ухмылками. – Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне все что сможете о вечеринке мистера Тизела.

– Конечно, сэр, – сказала Хильда, – мы постараемся.

– Хозяин ужасно расстроен, – уточнила Полетт. – Это превращается в крайне неприятное дело.

– Ясно. Тогда вернемся к теме. Вечеринка. Тизел поручил вам принять гостей, верно?

– Верно, сэр, – ответила Хильда. – Мы получили это поручение, потому что у мистера Таунсенда был выходной. – (У Таунсенда, камердинера Тизела, было полное алиби, и поэтому его исключили из расследования.) – Только мистер Тизел не доверял ни одной из нас по одиночке, поэтому мы работали в паре.

– Понятно. И вы все это время были в коридоре?

– Именно так, сэр, – кивнула Полетт. – Мы впускали всех, у кого было приглашение. Всех, кого здесь ждали.

– И вы не видели никого подозрительного?

– Нет, сэр. Никого. Говорю вам, никто не мог украсть эту картину. Мы не впускали грабителя, а они доказали, что это не мог быть кто-то из гостей, правильно?

– Вы уверены, что вор не мог попасть в дом самостоятельно?

– Конечно, нет, сэр. Задняя дверь была заперта. Как и боковая дверь. Все окна тоже были заперты.

– Вы видели, чтобы кто-нибудь из гостей поднимался наверх в течение вечера?

– О да! Все время. Видите ли, им нужно было подняться наверх, чтобы воспользоваться… сами-знаете-чем.

– Туалетом? – Полетт хихикнула и кивнула. – Так что вы не сможете сказать, кто мог пробраться в комнату, чтобы украсть картину.

– Ну, если бы они спустились с ней вниз, мы бы обязательно их увидели, – объяснила Хильда. – Отсюда никто ничего не выносил. Это я могу сказать вам совершенно точно.

– Мог ли кто-нибудь на вечеринке – один из гостей, я имею в виду, – ускользнуть, открыть одно из окон, чтобы впустить грабителя, а затем вернуться на вечеринку?

– Нет, сэр, – ответила Полетт.

– Почему нет?

– Потому что все остальные комнаты были наглухо заперты. Мистер Тизел очень не любит, когда люди бродят по его дому.

– Значит, наверху был не заперт только…

– Сами-знаете-что. Там есть окно, но оно не открывается. И никогда не открывалось, сколько я здесь живу.

– Понятно. Значит, либо лестница, либо ничего.

– Так и есть, сэр.

– А как насчет вот чего: могли ли они вынести картину из дома каким-то другим способом? Есть ли другая дверь, через которую ее можно было бы вынести?

Служанки синхронно покачали головами:

– Нет, сэр. Есть только черный ход для прислуги, и он был крепко заперт. Все ключи на месте.

– Значит, картину должны были вынести через парадную дверь…

– Но никто не проносил ее мимо нас, – заверила его Хильда. – Это я могу сказать точно.

Горничные очень хотели – возможно, даже слишком – показать ему место преступления. Они повели его по винтовой лестнице к двери на самом верху. Хильда толкнула ее.

– Хозяин теперь ее не запирает, – объяснила она. – Он говорит, что теперь, когда картина исчезла, в этом нет особого смысла.

Спектор внимательно осмотрел комнату. Все было так, как он и предполагал. Окно, конечно, слишком маленькое, чтобы картину можно было вынести через него. Естественно, влезть или вылезти тоже бы никто не смог.

На лестничной площадке было большое окно, выходящее на улицу, но оно не открывалось. Не было ни засова, ни защелки. Еще один тупик.

В последней отчаянной попытке разобраться во всем этом Спектор направился в туалет. Там тоже не было ничего особенно примечательного. Никаких необычных деталей, которые он мог бы заметить. И, конечно же, окно было закрыто наглухо. Створку невозможно было сдвинуть с места.

Спектор спустился по лестнице, расстроенный отсутствием улик. Ему бы следовало кипеть идеями к этому моменту. Он рухнул в кресло в гостиной, и Хильда подала ему еще одну чашку чая.

– Вы тоже расследуете смерть того доктора, сэр? – деликатно поинтересовалась Полетт. – Ну и дельце.

– Вы правы, юная леди. Дельце еще то.

В течение следующих нескольких минут обе горничные тщетно пытались вытянуть из него хоть какие-то подробности. Спектору вспомнился Джонатан Харкер из «Дракулы» Стокера, мучимый вампиршами, которые отчаянно жаждали хоть капли крови.

Освеженный чаем, который оказался совсем неплохим, он начал подниматься с кресла; это был медленный и трудоемкий процесс, но в конце концов он смог встать на ноги, поддерживаемый горничными с обеих сторон.

– Я благодарю вас обеих. – Он дотронулся до своей шляпы. – Не старейте, дамы. Сомневаюсь, что это вам понравится.

Улыбаясь и вежливо покачивая головой, они проводили его на улицу. Он слегка вздрогнул и плотнее закутался в плащ.

Было почти время обеда, когда инспектор Флинт нанес второй визит в «Черную свинью» в Патни. Он застал Джозефа Спектора на привычном месте у окна, и на этот раз тот возился с золотым совереном – естественно, поддельным. Он вертел его в своих шишковатых пальцах с поразительной ловкостью. Настолько, что Флинт на мгновение остановился, чтобы понаблюдать за ним и не прерывать демонстрацию.

Затем, улыбнувшись, Спектор сунул монету в карман.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал он.

– У меня есть новости, – заговорил Флинт.

– У меня тоже.

– Я первый. Алиби Уивера разбито вдребезги. Он утверждает, что пережил одну из своих «диссоциативных фуг» во время ужина с издателем. Издатель говорит, что тот выскочил из ресторана, словно в трансе.