Страница 19 из 30
– Что с ней? – испуганно спрашивала Олеся. – Она сама не своя. Вперилась в темноту, и не оторвать ее… Что она там видит?
– Головы откусанные! Собственной-то лишилась, – шипела Машутка. – Тьма от столпившихся голов!
– Ох, Машутка! ну, как головы могут толпиться? Как без ног толпиться можно?
– Запросто! Много-много голов. Колыхаются, ерзают, но не цепляются друг за дружку. Все зыбко… Голые головы. Без носов, губ, щек, бровей. Без кожи. Обыкновенные черепа с пустыми глазницами. Черепа без шеи, плеч, без туловищ…
– Кошмар… Мороз по коже…
– Бывает кошмар, а бывает по правде.
– А если ее опоили? Синяя ведьма опоила – ядка своим ядом… – Олеся замирала от ужаса.
– Только не опоила, а поманила. Наобещала золотые горы. А Томка как дура повелась… – разоблачала Машутка.
– У нее жених есть. Не последний тылок – самый настоящий мэр. Томка говорила, что у них свадьба скоро. Они хотели в бабылидиной квартире пожить. А ты взяла и квартиру оттяпала!
– Ниче не оттяпала. Баба Лида мне квартиру завещала. Почему я должна отказываться? Для противной Томки? Ее хваленый мэр служебную квартиру получит. В Утылве они не заживутся.
– Ты, что ли, в квартире жить собралась? Тоже замуж выходишь? За кого? Ах, знаю я! За кортубинского красавца с длинной синей челкой? Фантазерка!.. Во-первых, Машутка, тебе четырнадцать. В таком возрасте не женят. Во-вторых, неужели не слышала? Твой ухажер киоск поджег. Сядет как миленький. Ждать будешь?
– Сколько ждать?
– Ну-у… лет пять, наверное… У Тинкиного отца – у Клима Григорьевича – надо уточнить. Лейтенант милиции должен знать. Ачетаково? Калинка Гранита тоже ждала и дождалась. И ты, если любишь…
– Зато мэр Томку не любит. Не спасает ее.
– Он работает. У мэра работа сложная, – нравоучительно молвила Олеся.
– Скоро отдохнет. Как завод закроют… Мэр наш молчит, трусит перед директоршей. Надо кулаком по столу стукнуть, власть показать. И невесту спасать! Она что – чужая невеста?!
– Да куда он пропал-то? После собрания в управе не видать – тогда переругались и разошлись. Больше всего деду Цыбину досталось… Где Колесников?
– Где-где… Спрашиваешь, где этот козел – ой, жених? Утонул он. В колодце. Среди голов и красных диворов… И у нас всех положение аховое… То ли еще будет, Леська!
Средняя Кулыйкина – добрая душа. Олеся не обижалась на Тамару за пристрастную материнскую любовь. Тихо отступала в тень сестер. Привычно втягивала голову в плечи. Не чудила как Машутка. Девчушка не совсем справная – хроменькая с рождения, и если присмотреться, то кривовата на один бок. Особо не красавица – лицо круглое (мамино), а нос папин (заметно расширяющийся на конце). Прочие собственные черты мелкие – глаза глубоко посажены, надбровные дуги нависают, губы узкие, бесцветные. Щечки пухлые, не окрашенные румянцем. Кожа бледная, и даже летом не загорает. Волосы пепельно-русые, тонкие, мягкие как пушок – не соорудишь из них прическу. Средняя длина до плеч. Челка коротко стрижена – выше середины лба. Облик бледный, чистый, словно умытый – не приукрашенный ничем. Не идет в сравнение с Тамариной яркой внешностью. Леся – тихая скромница. Настолько безответная, что даже Людмила не находила поводов к ней цепляться. Почему-то Людка решила, что хроменькой дочери суждена участь старой девы – в противном случае ей очень повезет. А самой яркой, удачливой в семье была, безусловно, Тамара. Имеющий глаза и уши с этим не поспорит. Средняя сестра везде – и в семье тоже – незаметна. Хорошо, что Варвара ее не заметила.
В Лесе чувствовалась неуверенность (даже без внешних причин). Она не смотрела в упор – вглядывалась украдкой и, поймав чужой взгляд, сразу отводила глаза, краснела. Никаких видимых талантов. За школьные годы ничем себя не проявила – просидела на третьей парте в третьем (ближайшем к двери) ряду. Не было претензий – ни к ней, ни у нее. Агния легко смирилась, что ее средняя внучка не заслуживает оценки выше тройки – ну, вот такая она. С Тамарой пробовала заниматься, подтягивать ее по математике, но все заканчивалось вспышками раздражения у бабушки – почему же так? или вернее, почему не так? Наделенная от природы яркой красотой девочка просто обязана быть яркой, одаренной во всем. В человеке все должно быть прекрасно – и душа, и тело, а Агния добавляла – и ум. Чем больше питаешь надежд, тем больше разочаровываешься. Язык не поворачивался, назвать красавицу внучку тупицей. Тамара мыслила конкретно, догматично, и неочевидные абстрактные материи и логические повороты ей не давались – как говорится, ни в зуб ногой. Но и ножки, и зубки чудно хороши. Агния отступила и замолчала. Разочаровавшись в Тамарином уме, бабушка не стала даже проверять, что там с Лесей – есть ли у нее, вообще… Нет – так нет, ну и что? она же девочка. Теперь посмотрим (и объективно оценим), что удавалось Лесе – она не обижалась, не конфликтовала, и внутри семьи и вне ее никому не была в тягость. Проявляла поистине ангельское терпение и незлобивость – великолепные качества! Агнии не мешало бы добавить – еще и ум, поскольку доброта – самое умное свойство человеческой натуры. Да, да, у Леси доброе (умное) сердце, хотя она никого не принуждала так думать.
Эта ее доброта обезоруживала людей. И не то, чтобы у Леси везде подруги (дружба строилась на ее безотказности). Устина Жадобина откровенничала с Лесей о своей симпатии к Петьке, а та сочувствовала. Леся в Утылве вхожа всюду. В ячейку Правого Блока ее привела опять же Устина, и тылвинские парни не возразили. Даже первые умники Лешка Имбрякин с Петькой Глазом со снисходительностью (и даже с симпатией) относились к девушке. Она умела быть полезной – ночами корпела в библиотеке, оформляя плакаты для митинга (раскрашивала гуашью паровоз, рисовала холдинг в виде главного буржуина в цилиндре и с сигарой и пр.), кипятила электрочайник, мыла посуду, постирала пыльное красное полотнище для его водружения на башню. На митинге Лесю не взяли в протестный круг – не девчоночье дело. Сексизм! И все же почему Людка считала, что ее средняя дочь не найдет себе мужа и не выпорхнет из родительского гнезда? Вопрос.
Сейчас сестры Кулыйкины в грустной тревоге. Тамара не расколдовывалась. Даже Машутка ее не растормошила, как ни старалась. Хотя именно младшая Кулыйкина способна отчебучить что угодно – например, прицепить фальшивый рыбий хвост или приятельствовать со сказочным корыльбуном, или крикнуть ведьме, что она ведьма. И наплевать! Но сейчас Машутка не скандалила и не плевалась – она как-то сникла. Девочка интуитивно чувствовала свое бессилие. А кто бы мог вытащить Тамару из ее помраченного состояния? Кто бы мог разбудить? И гадать не нужно – в сказках все указано. Спящую принцессу отрывает от сна принц своим поцелуем. Опять Колесников! Он пил эти дни и только напоследок протрезвел и уехал в Чагино. А покинутая Тамара падала в колодец. И некому ее удержать.
Отец давно потерял авторитет в Тамариных глазах. Еще мать приложила руку к развенчанию отца. Напрасно она! И напрасно Людмила думала, что имеет влияние на старшую дочь. Да, Тамара открыто не выпрягалась как Машутка – у той, что на уме, то и на языке. А Тамара обыкновенно немногословна – может, ума в ней не больше, но всего другого на поверхности меньше. Меньше пузырьков лопается. Завлекла ведьма наивную девушку. Пожалуй, лучшим выходом было выдать Тамару замуж. И ведь почти получилось… Где этот козел жених Колесников?!
Машутка права: ведьма словно загипнотизировала Тамару. Та следовала полученным инструкциям четко, как автомат. Но не совсем досконально. Она даже прочувствовать не смогла долю приятностей, что содержались в Варвариных инструкциях. Но обо всем по порядку.
Тамара сбегала в местный модный магазин, повстречала там владелицу Г.В. Авдонину. На Дюшу было больно смотреть. Нет, она не стала менее красивой. Темные с проседью волосы сколоты шпильками в старомодную прическу. Низенькая, плотная, удивительно женственная. Теперь ее красота звенела на страдальческой нотке – морщинки прорезались глубже, веки покраснели и подпухли, синяя жилка под горлом пульсировала. Смуглое лицо казалось мягким, вялым, каким-то отстраненным. Что-то чуждое притаилось в изломе бровей, в том, как приподнялись изящные ноздри, как проблескивали зубы во рту. Тем не менее, это была Дюша! Одета со спокойным вкусом. Ее вкус не в безупречном подборе цветов и фасонов, не в материальных возможностях, не в тщательном копировании модных тенденций – именно во внутренней гармонии, равновесии ума и сердца, чувств и мыслей, и в вытекавшем отсюда глубоком равнодушии к внешним признакам. Дюше безразлично, что на ней надето – и одежда не видна. Например, Леся Кулыйкина совершенно терялась на фоне платья – желтых горошин, зеленых стручков на синей клетке. Однако даже подобный аляповатый фон Дюшу не испортил бы – она осталась бы Дюшей. Сейчас же хозяйку бутика мучило другое.