Страница 18 из 40
К воротам монастыря надо было подниматься по гранитной лестнице. По обеим ее сторонам земля была расчищена от травы и на ней лежали камни, которые напоминали об основных образованиях земной поверхности: камни с острыми зубчатыми краями были скалами; округлые, покрытые мхом – долинами; галька и песок – дном реки, озера или моря.
Перед самыми воротами была маленькая площадка, выложенная плитами более темными, чем гранит лестницы, а по краям стояли четыре каменные чаши, которые были наполнены чистой прозрачной водой. Здесь можно было совершить омовение и обозреть великолепную панораму окрестных гор и долин.
Старик-монах
Ворота монастыря всегда были открыты для всех страждущих и ищущих, но прежде чем отвести паломников к святилищам, молчаливый привратник указывал на три скульптуры над аркой входа. На одной из них мужчина зажимал себе рот, на другой закрывал глаза, на третьей затыкал уши. Это было намеком для путников: лишь тот, кто не говорит ничего дурного, не видит ничего дурного и не слышит ничего дурного – может вкусить плоды мудрости и добродетели. В противном случае, он напрасно потратил время, поднимаясь в гору, ибо чистый ручей станет мутным, впадая в грязном море.
Свита князя осталась внизу, к монастырю повелитель поднялся только с Такэно.
В простой одежде и без оружия вошел князь в святую обитель. Привратник узнал повелителя здешних мест, но ничем особенным не отличалось приветствие монаха: он поклонился князю точно так же, как кланялся нищим, посещающим монастырь – глубоко и почтительно, но без подобострастия.
Князь сказал, что хотел бы побеседовать с настоятелем, и монах, не удивившись и не задавая никаких вопросов, пригласил путников следовать за ним. Вначале они прошли по длинной галерее, которая опоясывала монастырь между двумя стенами – внешней и внутренней. Шли они медленно, по направлению движения солнца; монах часто останавливался и читал священные заклинания, успокаивающие душу и просветляющие разум. Затем, уже на территории монастыря, паломники поклонились святым реликвиям, и лишь после этого монах привел их к келье настоятеля.
По знаку князя Такэно остался у дверей; ждать пришлось недолго: вскоре двери раздвинулись и повелитель вышел. Выражение его лица было несколько растерянным; с непонятной усмешкой он сказал Такэно, что беседа окончена.
– Мы заночуем в монастыре, – сообщил князь, и, не сочтя нужным прибавить к этому хоть единое слово, направился в покои, где обычно останавливались паломники.
Монах принес князю и Такэно ключевую воду, лепешки и отварную рыбу с овощами; потом притащил два одинаковых матраца, набитых рисовой соломой, две узкие длинные подушки, тоже наполненные соломой, и два деревянных подголовника. Спросив, не нужно ли еще чего-нибудь, и получив отрицательный ответ, он удалился.
– Не очень хорошая ночевка, но лучше, чем в поле зимой, – заметил князь, укладываясь в одежде на своем матраце.
– Да, повелитель, – согласился Такэно и оглянулся с беспокойством на бумажные двери и широкие окна комнаты.
– В чем дело? – спросил князь. – Чем ты обеспокоен?
– Нет, ничего. Пустое, мой господин.
– Когда я спрашиваю, надо отвечать, – резко произнес князь.
– Мне стыдно признаться. В детстве я был напуган одной сказкой – из-за нее меня долго мучили ночные кошмары.
– И до сих пор боишься? – без тени усмешки сказал князь. – В этом нет ничего постыдного. Впечатления детства самые сильные, они сопровождают нас до самой смерти. Расскажи мне эту сказку, я хочу знать, почему ты боишься ночевать в монастыре.
– Слушаюсь, мой повелитель. Это сказка о монастырском монстре и в ней идет речь как раз о той обители, в которой мы сейчас с вами находимся.
– О монастыре Микото? Странно. Я никогда не слышал о нем никаких историй. Но я рос во дворце, а ты в хижине. Видимо, в хижинах больше знают о мире, чем во дворцах. Рассказывай!
– Слушаюсь, мой повелитель… В одной горной деревушке жила бедная крестьянская семья. Старшие дети помогали родителям выращивать рис, а младший сын Ками был слаб и не способен к работе. Зато он был смышленым, и родители решили отдать его в монастырь, чтобы после обучения Ками сделался монахом. Семь лет он провел в монастыре, а потом его попросили уйти за то, что был он невнимателен и более склонен к рисованию, чем к монашеской мудрости.
Не знал Ками, что ему теперь делать: домой он вернуться не мог, там и без него хватало голодных ртов. И тут он вспомнил, что неподалеку расположен монастырь Микото – может быть, Ками примут туда прислугой?
– Ага, Микото! Вот мы и до него дошли! – воскликнул князь. – Но продолжай, я перебил тебя.
– Ками добрался до монастыря уже затемно. Его удивила странная тишина, царившая здесь. Не знал он, что монахи покинули Микото. Однажды из вечернего сумрачного тумана возникла огромная крыса с горящими красными глазами и мерзким оскалом острых зубов. Монахи так испугались, что разбежались кто куда. Вскоре сотня храбрейших воинов отправилась в Микото, чтобы покончить с ужасной крысой, однако с тех пор их никто не видел.
Ками, не зная ничего этого, поднялся по ступеням монастыря. Лестница приветливо освещалась яркими фонариками: они зажигались по колдовству, чтобы завлекать путников к дьявольской крысе, но Ками этого не знал. Он, конечно, заметил, что в монастыре никого не было, но от усталости не мог сообразить, в чем тут дело. Он уселся на пол и решил подождать, пока кто-нибудь появится.
Повсюду были видны пыль и паутина. Ками подумал, что здесь его обязательно примут прислугой, и он найдет себе приют. В углу Ками заметил бумажную ширму, кисти и чернила. Он очень обрадовался, потому что больше всего на свете любил рисовать. Схватив кисти, Ками стал рисовать первое, что пришло ему на ум – кошек.
В полночь уставший Ками оставил свое занятие и прилег на пол отдохнуть. Он уже закрыл глаза, собираясь заснуть, как вспомнил слова из одной древней монашеской книги: «На ночь уходи из большой комнаты в маленькую». Раньше Ками не понимал смысла этого изречения, но сейчас он почувствовал, что надо исполнить его. Уж очень зловещим показался Ками громадный пустой, темный зал!
Сон как рукой сняло. Поднявшись, Ками пошел искать комнату, в которой можно было переночевать. Комнат в монастыре было много, но Ками выбрал для ночлега самую дальнюю, самую укромную. Там он и заснул.
В предрассветной тьме монастырь вдруг содрогнулся, и тут же послышалось страшное шипение. Ками вскочил в холодном поту, не понимая, что ему делать – оставаться ли в комнате или бежать со всех ног куда подальше. К счастью, у него от страха отнялись ноги, и Ками не смог сдвинуться с места. Это его и спасло, потому что в следующее мгновение тьма за бумажной дверью комнаты сгустилась еще больше, и Ками показалось, что там мелькнула какая-то черная тень. То была чудовищная крыса, искавшая его.
Она рыскала по всем коридорам монастыря, пока не дошла до большого зала, где Ками рисовал кошек. Послышался шум, что-то упало, пол затрясся, потом раздался жуткий визг – и все стихло.
Наступившую тишину ничто не потревожило до самого утра, но Ками продолжал оставаться в комнате, боясь пошевельнуться и лишний раз вздохнуть; лишь с первыми лучами солнца он осмелился выйти из своего убежища. В зале он увидел огромную мертвую крысу, лежащую в луже собственной крови. На глазах Ками крыса начала уменьшаться и скоро исчезла, будто ее и не было; пропала и кровь на полу. Ками был потрясен, и не сразу понял, что это нарисованные им кошки убили мерзкую тварь… Вот так мудрость древней книги и чудодейственная сила искусства спасли юную жизнь.
– Старческая назидательность звучит в твоих словах, – коротко рассмеялся князь. – Наверное, эту сказку ты слышал от Сотобы или от второго старика, который тебя воспитывал. Но известно ли тебе, что все в ней – правда?