Страница 27 из 32
И когда король с ребенком на руках появился на балконе, люди на площади склонились перед своим монархом.
– Жители Камерата! – заговорил монарх, и голос его, усиленный магом, понесся над площадью: – Услышьте волю мою, ибо говорит с вами ваш единовластный повелитель! Имя моего наследника – Арвин Стренхетт! Быть ему наследным принцем, покуда не рожден сын плоть от плоти моей. И если боги призовут меня прежде отведенного мне времени, повелеваю быть регентом и править от имени дитя до его зрелости того, чье имя указано в моем завещании и будет оглашено после моей кончины. Отец же принца – его светлость Нибо Ришем, будет править в своем герцогстве, дабы не оставлять часть земли камератской без головы и законного владетеля. Такова моя воля! – После поднял младенца на вытянутых руках и закончил: – Его Высочество наследный принц Арвин Стренхетт, герцог Ришемский!
Площадь взорвалась ликующими воплями, оглушив даже тех, кто находился за спиной короля во дворце. Ив еще некоторое время слушал восторг камератцев – они славили государя и его наследника. А потом король развернулся, и мы склонились, приветствуя государей правящего и будущего… если, конечно, иного не будет.
На этом официальная часть торжества закончилась. Дальше начиналось празднество во дворце и на улицах, и не только в столице. Государь ушел с балкона, и поманил сестру.
– Ваша светлость, – сказал он, бросив последний взгляд на мальчика, – отнесите Его Высочество нянькам. На сегодня ему испытаний достаточно.
– Ох, братец, – донесся до меня приглушенный щебет Селии, – это такая честь, такая милость…
Государь с рассеянной улыбкой потрепал ее по щеке и поднял взгляд на Ришема. Тот без слов понял короля и забрал сына из его рук. После передал дитя супруге, что-то шепнул и развернул ее в сторону дверей. По лицу герцогини скользнула тень досады, даже разочарования. Возможно, она ожидала чего-то вроде благодарности или похвалы, может, еще чего-то, но не дождалась. А вот Нибо, как мне показалось, немного расслабился. Теперь он выглядел более уверенно.
– Прошу простить, Ваше Величество, – негромко произнес герцог, и они с женой удалились. Впрочем, герцогская чета не покинула нас, вскоре они вернутся и будут вместе со всеми наслаждаться празднеством.
– Ваше сиятельство, следуйте за мной, – велел Ив.
– Дамы и господа, прошу проследовать вас в бальную залу, – донесся до меня голос королевского распорядителя, когда я направилась за королем.
Более он никого не позвал, но свита ему сейчас была без надобности. Государю нужно было избавиться от лишних регалий. Мог бы и без меня обойтись, но решил иначе. Сейчас наши пути с гостями и придворными разошлись. И, как только мы скрылись из виду, Ив подставил локоть, и я с готовность взяла его под руку.
– Королем быть ужасно, – проворчал монарх. – Я зад отсидел, пока всех выслушал.
– Бедненький, – хмыкнула я. – Но неблагодарный.
– Я проделаю нечто такое в твой день рождения. Усажу и заставлю всех подходить с поздравлениями. Потом покажешь, насколько благодарна, – пообещал мстительный венценосец. Я отмахнулась:
– Нашел, чем пугать. Попробуй, как девица на своем представлении, обойти каждого гостя. Ноги до коленок сотрешь, а еще надо сохранять радушие, быть милой и приветливой. А ты всего лишь посидел на мягкой подушечке и жалуешься.
– В тебе нет ни капли сострадания, – фыркнул монарх.
– К королевскому седалищу? Для этого в него должны хотя бы выстрелить, – пожала я плечами.
– Руки прочь от монаршего зада, – высокомерно произнес Ив.
Он остановился. Это стало знаком, после которого к королю приблизились пажи и хранитель королевских регалий с помощником. Первые сняли с плеч государя мантию, второй, поклонившись, с благоговением подставил раскрытый ларец, и двое пажей, чьи руки не были заняты мантией, сняли с шеи монарха медальон с гербом Камерата. Его убрали в ларец. Помощник хранителя реликвий опустился на одно колено и принял посох власти. На государе из всех регалий осталась лишь корона. Для следующей части торжества этого было достаточно.
– Господа жду вас на моем празднике, – сказал им король и вновь подставил мне локоть.
Регалии отправились в хранилище, а мы в бальную залу. Теперь сопровождали нас только гвардейцы.
– Как тебе показался племянник? – спросила я с любопытством.
– Милый младенец, – без особых эмоций ответил государь. – Сейчас сложно сказать, на кого похож. Глаза голубые, пушок на голове черный. Вроде и Стренхетт, но посмотрим, в кого пойдет. Еще рано делать выводы. – Он немного помолчал, но вдруг приостановился и посмотрел на меня: – Ты хочешь на него посмотреть? Взять на руки?
– О, – отмахнулась я. – Что ты. Он такой маленький, мне страшно причинить ему случайно вред. Нет, в руки я бы его взять не хотела, но поглядеть было бы любопытно.
– А мне было бы любопытно поглядеть на тебя с младенцем на руках. Должно быть, очаровательнейшее зрелище.
Я ответила настороженным взглядом.
– К чему ты это говоришь? – осторожно спросила я.
Государь изломил бровь, посмотрев на меня с легким удивлением, затем усмехнулся:
– Нет, ты неверно поняла. Я всего лишь сказал, что ты должна мило выглядеть, когда возьмешь на руки дитя. Только и всего. Бастард мне не нужен. Но однажды ты возьмешь на руки моего сына, это я знаю точно.
Теперь я и вовсе была сражена его словами, не понимая, как их воспринять. Ив с явным интересом наблюдал за мной, а я стояла, не в силах осознать то, что он задумал. Наконец не выдержала и воскликнула:
– Но это невозможно! Ив, ты не поступишь так со мной…
– Как? – полюбопытствовал он.
– Если ты говоришь о нашем браке, то это совершенно неправильно и неразумно! И…
– И?
– И я не хочу!
– И что же дурного в том, чтобы стать королевой?
Я впилась ему в лицо пытливым взором, но не увидела: ни злости, ни упрямства, ничего, что подтвердило бы мои подозрения. Только ирония и прежнее любопытство.
– Так ты не об этом? – вновь осторожно спросила я.
– Не об этом, но твои слова меня, признаться, задели, – ответил король. – Я жду пояснений. В конце концов, мы и так живем, как муж и жена. И что бы изменил храм?
– Всё! – воскликнула я. – Мы не живем, как муж и жена. Мы живем, как любовники. И это не обременяет нас обязательствами и предписанными законом и этикетом правилами. И первое, что изменится, мы уже не будем делить покои, мы будем делить дворец. Королева с Малым двором в своем крыле, король в своем. Я не смогу покидать дворец, как сейчас, не смогу заниматься ничем, кроме как посещать одобренные тобой заведения, чтобы погладить по головам сирот и оставить им некую сумму денег. Но я уже не смогу проконтролировать, куда ушли эти деньги, потому что всякая государственная деятельность будет мне запрещена. С министрами я смогу беседовать только о погоде, а всё иное будет равняться предательству. И всё потому, что женщина не может быть причастна к власти. Попытка управления приведет к моей казни. Верно? Или ты собираешься переписать этот закон и позволишь мне стать твоим соправителем?
– Нет, не собираюсь и не позволю, – ответил Ив. – Женщина у власти – это прямое нарушение одного из основных законов. Чтобы его переписать нужно больше, чем мое желание.
– Я не смогу просто сидеть со своими фрейлинами и умирать со скуки, слушая чтение рекомендованных книг. Да я взвою! И что тогда? Отправишь меня на плаху или пришлешь палача с удавкой? А тебе придется отдать приказ, потому что я не утерплю и суну нос в государственные дела, и это может стать известным. И даже если я просто спрошу Атленга о внешней политике, а он ответит – это уже будет называться изменой. И как же ты тогда поступишь? Топор или удавка?
Государь рывком притянул меня к себе, подцепил пальцами подбородок и заглянул в глаза:
– Не хочу смотреть, как твоя голова расстанется с телом, – нервно улыбнувшись, ответил он. – В вашем сочетании есть неоспоримая гармония. Проклятье, – Ив передернул плечами и отвел взгляд. – Даже представить это невозможно. Ни удавку, ни топор. В тебе слишком много жизни, чтобы… боги, – голос монарха охрип, и он кашлянул, прочистив горло. – Не хочу об этом. Жутко. – И покривился: – Дай мне минуту.