Страница 1 из 78
Глава 1
Ещё вчера я воевал за Российскую Империю и совершал подвиги, мной восхищались сослуживцы и вообще всё было хорошо, как вдруг меня ни за что повязали.
Подумаешь убил главнокомандующего первой армии, ну и что тут такого? Всякое же на войне бывает. Но слушать меня никто не стал… пишу эти последние строки на стене своей одиночной камеры перед расстрелом.
— Сижу за решёткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орёл молодой, — в соседней камере какой-то придурок начал петь песни и бить по зачарованным прутьям.
— А ну тише! — тут же рявкнул я. — У меня тут депрессия и угнетение! Расстреливают меня скоро!
— МОЙ ГРУСТНЫЙ ТОВАРИЩ, МАХАЯ КРЫЛОМ!!! — узник начал орать ещё громче. — КРОВАВУЮ ПИЩУ КЛЮЕТ ПОД ОКНОМ!!!
— Ну и мудак!
— ДА ПОШЁЛ ТЫ НАХРЕН!!!
Шёл уже восьмой день, меня всеми силами пытались свести с ума. Подушка на кровати была слишком твёрдой, постельное вообще меняют не чаще раза в три дня, а еда… они кормили меня овсянкой. Ещё и какие-то булочки с изюмом, чтобы я подавился и сдох. В чае и вовсе вместо одной ложки сахара две, аж зубы от сладости скрипят. И ведь они знают, что я не люблю сладкое, как, к слову, и изюм.
— Ещё и чай холодный… — прошептал я, выводя обратной стороной ложки буквы на стене. – Хотя он вроде остыл. Его же давно принесли. Впрочем, я всё равно разочарован.
— Да ты задрал уже! — снова из соседней, но в этот раз правой камеры донёсся голос ещё одного узника. — Ты там как сыр в масле катаешься!
— И всё же это неволя… тебе не понять.
— Я сижу в соседней камере. И вообще, скажи спасибо, что не расстреляли!
— Завтра расстреляют.
— Ты так каждый день говоришь!
— И каждый раз я всё ближе к суровой правде, — мрачно заметил я, после чего устало сел на кровать. — Тяжело…
— Что тяжелого?
— Буквы тяжело выводить ложкой. Еле-еле царапаются. Кстати, тебя же сегодня сюда привели?
— Да, сегодня.
— Кто по масти будешь? Какая ходка?
— Нет, ну ты кадр…
— Ладно, шучу. Меня Саша зовут, меня обвиняют в убийстве Ренненкампфа.
— Чего? Ну ты вообще отморозок. Одарённый что ли?
— Ага. А ты за что на нары отправился? По беспределу повязали.
— Хватит этого жаргона. Мы всё же не в обычной тюрьме сидим. Тут так не принято.
— А ты тут не в первый раз?
— Ну… да, не в первый.
— Учитывая тот факт, что мной по всей видимости заинтересовался сам император, то ты тоже что-то сверхнеобычное выкинул, да?
— Революционер. Больше ничего не скажу.
— Ладно, а ты кто? Сосед-певец! Эй, ты там уснул что ли?! — теперь по прутьям начал колотить я, используя ложку. — ОЧНИСЬ!!!
— Я ПАНК!!! — тут же заорал по всей видимости бухой в хлам узник.
— Какой панк? Чё ты несёшь? За что тебя сюда посадили? Тоже революционер?!
— Я Ольгу Николаевну того! — И из соседней камеры начали доноситься хлопки, а потом узник заржал в голос. — А потом нажрался и перепутал её… э-э-э… с другими женщинами…
— Женщинами?
— С пятью, в борделе. Я слегка подвыпившим был.
— Стоп, с той самой Ольгой Николаевной? — в разговор встрял революционер.
— Да я ебу?! — закричал панк, после чего снова блеванул. — Я ща сдохну… я, наверное, литра три водки за вечер выжрал в одно рыло… Господи помилуй…
— Ну ты вообще псих, а как ты вообще с ней познакомился? — революционеру действительно было интереснее узнать как кто-то уложил в постель некую Ольгу Николаевну, чем послушать мою историю про убийство аж Ренненкампфа, это было обидно.
— Ваня, я последнюю неделю вообще не помню!
— Меня Илья зовут.
— Заткнитесь все и дайте мне умереть, я всё… — после этих слов панк-узник свалился на кровать и захрапел, изредка раздавая бульканье: он блевал прямо в кровать.
— Слышь, Саш, а кто такие панки?
— Да опять столичные какие-то свои движения выдумали, — отмахнулся я.
А затем в казематы спустилась стража. Вооруженный отряд одарённых гвардейцев, которых бы на фронт отправить воевать, но кто тогда будет защищать престол Государя?
— Александр… так, это вы, — гвардеец остановился напротив меня, после чего достал рунический ключ, которым провёл вдоль прутьев клетки. — Выходите.
Через секунду прутья буквально ожили и начали раздвигаться, позволяя мне выйти. А через считанные секунды они вновь вернули свою форму. Никогда такой магии не видел, вроде сталь, ещё и зачарованная, рунами покрыта, но так легко свою форму меняла.
— Всё, друзья, прощайте, — уходя бросил я своим товарищам по несчастью. — Меня ведут на расстрел. Это конец. Последняя глава моей жизни.
— Заткнись! — тут же мне прилетело по затылку, довольно сильно, даже желание шутить отпало. — И так весь день орёте тут.
Дальше я уже в полном молчании отправился за своими палачами. Мы шли где-то минут пять, проходили подземные туннели, поднимались на механических лифтах на этаже повыше, снова двигались по чёрным коридорам.
Сбежать из императорских казематов было невозможно, подкоп не сделать, а стража следит за всем с помощью артефактов. Чуть что не так — сразу же взвод гвардейцев всех угомонит.
В какой-то момент мрачные и жуткие декорации сменились мраморным стенами и золотыми барельефами. А затем и вовсе меня вывели в довольно просторный зал, где находился весь цвет Российской Империи. Я стоял в самом центре, позади меня находился вход в зал, по бокам трибуны с дворянами, а передо мной на троне расположился сам Государь.
Николай Второй, император Российской Империи, о котором чего я только не слышал.
Государь оказался высоким мужчиной, с широкой грудью, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, нос римский, рот умеренный, а глаза голубые. Взгляд же у него довольно резкий, быстрый, словно удар шашкой. Признаться, я представлял себе императора несколько более… ну, знаете, жирным и зажравшимся, как большинство королей в моём мире.
Однако судя по всему в Российской Империи во главе всего стоят военные, что и логично. Это же империя, а само слово «империя» в своём определение несёт территориальные претензии к соседям, желание расширяться и, следовательно, воевать. Более того, насколько мне известно, здесь на гражданских чинах также сидят бывшие военные.