Давай навсегда

– Майечка, спасибо! Ты – чудо!

Соболева кинула сумку на стул, переобулась в сухие туфли и, схватив телефон с документами, поспешила к шефу, кабинет которого располагался на три этажа выше. По дороге к лифту успела встретить и перекинуться парой слов с коллегами, в том числе и с менеджерами.

– Федь, я, если что, у вас была, ладно? – обратилась к проходящему мимо мужчине.

– Без проблем, – понимающе кивнул он. – У тебя, кстати, на кофточке пятна. Видела?

– Это вода, скоро высохнет.

В который раз одёрнув влажную водолазку и постаравшись прикрыть самое заметное пятно папкой с документами, Яся в последний момент заскочила в лифт. В любой другой момент она бы сначала заглянула в туалет и попыталась высушить одежду с помощью сушки для рук, но сейчас на это уже не было времени. Да и не любила девушка опаздывать.

В приёмной секретарь директора Аллочка с мечтательным видом поливала цветы и на её появление отреагировала лишь кивком. Будучи самой молоденькой и эффектной представительницей женского пола в их коллективе, она порой позволяла себе некоторые вольности в виде ароматических свеч на рабочем столе, модных журналов в стопке с исходящей корреспонденцией и попсовых песенок про несчастную любовь, что звучали из колонок, кажется, круглыми сутками.

– Доброе-утро-Алла-замечательно-выглядишь-я-к-шефу, – протараторила Соболева одновременно с женским голосом, поющим про ночные дороги, босые ноги и пепел любви, и, предварительно постучавшись, зашла в кабинет.

Начальство встретило её весьма в хорошем расположении духа, с вежливой улыбкой на лице и чашечкой ароматного кофе. По левую руку от Николая Петровича сидел Карасёв Геннадий Борисович – его зам и, как посмеивались в офисе, серый кардинал, с которым у Соболевой сложились, мягко говоря, не самые лучшие взаимоотношения. Он смерил её тяжёлым взглядом, недовольно поджал губы и, откинувшись на спинку стула, принял позу хозяина жизни.

– Здравствуйте. Прошу прощения. Задержалась.

– Доброе утро, Ярослава, – директор отставил кофе в сторону. – Ничего страшного, присаживайтесь.

Соболева присела и развернулась так, чтобы было удобно общаться с обоими мужчинами одновременно. Попов Николай Петрович – глава их фирмы, выглядел так, как множество других в стране людей, занимающих высокие должности. Пятьдесят шесть лет, лысеющая макушка, растущий животик, в приёмной Аллочка с ногами от ушей, дома постоянно молодящаяся жена, за границей – дети и внуки. Карасёв был примерно на лет десять-тринадцать моложе, на килограмм пятнадцать легче и на голову выше. Впечатление от представительного внешнего вида портили цепкий взгляд, вредный характер и царские замашки. Он знал всё и про всех и активно этими знаниями пользовался в своих интересах, из-за чего его скорее опасались, чем уважали. Яся же, наученная горьким опытом, и вовсе старалась с ним лишний раз не контактировать.

– Вы знаете, что наша Карина Ринатовна ушла в декретный отпуск, – начал Николай Петрович. – Её проекты были разделены между сотрудниками и вами в том числе, – девушка кивнула, едва сдержав трагический вздох, потому что эти самые проекты повисли на ней дополнительной малооплачиваемой нагрузкой. – Но в эту субботу к нам приезжают наши партнёры из Испании, с которыми работала Карина Ринатовна. Их приезд стал для нас неожиданностью, но на кону важное соглашение и нам нужно в сжатые сроки подготовиться к встрече с ними. Подобными навыками обладаете только вы и…

– Короче, – прервал шефа Карасёв. – В субботу, в ресторане "Wind" состоится ужин в честь подписания важного для нас контракта. Ты, – он ткнул в неё пальцем. – Должна сделать всё, что бы он состоялся.

Проглотив небрежное тыканье, девушка снова кивнула. Выполнять такие поручения для неё было не впервой, но приятного в этом всё равно было мало. Ведь любая ошибка или оплошность даже других сотрудников, работающих в этом проекте, будет восприниматься как её собственная, а, как известно, в любом деле бывают форс-мажоры и отвечать за них Ясе не хотелось от слова "совсем". Но с другой стороны, если всё пройдёт хорошо, то премия в конце месяца лишней точно не будет. Как и конструктор с Черепашками-Ниндзя сыну, новое платье Настюшке, какой-нибудь приятный презент маме и на остатки что-нибудь для себя любимой. Например, тот парфюм, который она видела при последнем походе по магазинам с подругой, или на худой конец книгу из книжного, находящегося на первом этаже соседнего дома.

– От тебя будет зависеть всё, Ярослава, – тем временем продолжал вещать с важным видом Геннадий Борисович. – Всё должно пройти на высшем уровне, чтобы они в тот же вечер захотели сотрудничать с нами ещё больше и плотнее, ясно?

– Да.

– Остальную информацию возьмёшь у Аллы. Ужин назначен на семнадцать часов и… – мужчина скептически осмотрел её одежду и скривился. – В этом не появляйся. Платье, туфли, причёска. Поняла?

Чем ему не понравились её водолазка с классическими брюками она уточнять не стала, передала папку с документами шефу и поднялась на ноги. Хотя первой мыслью было ударить этой самой папкой по одной обнаглевшей в край роже и, наконец, отвести душу за все годы работы вместе с Карасёвым.

– Я могу идти?

– Идите, Ярослава, – миролюбиво улыбнулся директор, очевидно почувствовавший напряжённость между подчинёнными и по обыкновению решивший не вмешиваться.

Одарив на прощание зама начальства взглядом в стиле героини из любимого когда-то боевика "Убить Билла", Соболева прошла к выходу и, не успев вплотную прикрыть за собой дверь, услышала:

– Что же ты так с ней грубовато, Геннадий Борисович? Ярослава же всё-таки женщина, а с женщинами так нельзя.

– С этой можно, – вновь прервал шефа низкий голос Карасёва. – Строит из себя серую мышь, а на деле…

***

– Так и сказал? – ахнула Круглова.

– Так и сказал, – кивнула Яся и отправила в рот дольку шоколада, который подруга принесла с собой.

Наташка возмущённо цокнула и с громким стуком поставила кружку с чаем, которую до этого держала в руках, на стол.

– А как увивался за тобой, когда ты на работу устроилась, не сказал? А как ухаживал? А как цветочки с конфетами таскал да по углам, козлина, зажимал? Почему об этом промолчал?

Соболева поморщилась. Карасёв действительно поначалу оказывал знаки внимания и она даже была вроде как не против. Свидетельство о расторжении брака и разбитое сердце в тот момент толкали её и не на такие глупости. Правда, дальше нескольких встреч, поцелуев и парочки откровенных ласк у них дело не зашло. Ярослава вовремя одумалась, вежливо с мужчиной объяснилась и решила впредь не пороть горячку на эмоциях. Всё-таки серьёзные отношения отныне и навсегда были не для неё, а вот кратковременные интрижки для хорошего настроения с коллегами, тем более с замом начальства, крутить не стоило. Геннадий отказ не оценил, потому что привык к совершенно иному исходу своих ухаживаний, высказал своё мнение о её нравственности и с тех пор всячески его демонстрировал. Холодными взглядами, пренебрежительным выражением лица, разговорами сквозь зубы. Но, главное, что в работе не мешал и палки в колёса не вставлял, а остальное девушка могла стерпеть.

– Ты не могла сказать, чтобы он пошёл на…

Яся вскинула руку, останавливая разбушевавшуюся подругу, и взглядом показала на открытую дверь кухни. Из зала доносились голоса мультяшных персонажей и обрывки разговора играющих там детей. Круглова прижала ладонь ко рту и, наклонившись к ней, шёпотом продолжила:

– Туда, где у него на тебя по стойке "смирно!" стоит.

Девушка, откинув голову назад, рассмеялась в голос. С Натой Кругловой она дружила с первого курса университета, а, если ещё точнее, то с первого часа пребывания в большой и душной аудитории, в которой собрали всех первокурсников на их направлении и устроили вводную лекцию обо всём на свете. Тогда, с непривычки не рассчитав время на дорогу в незнакомом городе от арендуемой комнатки до корпуса университета, Ярослава опоздала на лекцию на целых семь минут, мышкой пробралась в аудиторию и заняла последнее свободное место на самом краю последнего ряда, а через ещё пару минут её вдруг кто-то легонько похлопал по плечу и прошипел на ухо: