Страница 6 из 89
— Куда же этот Пуну побежал? — прошептал Март. И они наперебой принялись сыпать вопросами.
— Может, на край света?
— Стоит там на самом краешке?
— Теребит языком траву?
— И ноги расставил?
Но говорили они все тише. Им стало тоскливо и страшно. Все это было весело в истории про ягненка. В истории с Пуну весело уже не было.
И тут в куче хвороста за спиной послышался шорох. Они обернулись на звук, да так и замерли.
Не больно-то и велик был зверь, который вразвалку шел оттуда к костровищу. Так, серая кочка с остреньким черным носом быстро перебирала лапками. Мягко топоча, пригнув мордочку, зверек будто шел по следу. И вот уже он возле неподвижно застывших детей.
Тут Марет взвизгнула, и в ту же секунду оба вскочили на пень. Но и со зверьком мигом произошло что-то странное. Он словно бы уменьшился, свернулся, и не было у него больше ни мордочки, ни лапок. Осталась только живая подушечка для иголок.
— Что это? — прошептал Март.
— А вдруг змея? — предположила Марет.
Хотя змея занимала далеко не последнее место в детском воображении и страхах, однако они никогда ее не видели. О ней только говорили, от нее предостерегали. А ну как сейчас подойдет и набросится?
Но издали уже слышался треск кустов, тявканье Моби и ругань Кусты. И минуту спустя показалась вся троица — Пуну, Моби и Куста, — они отдувались, будто и впрямь прибежали с края света.
— Вы что это? — изумился Куста.
Но дети только показывали руками, не в силах вымолвить ни слова.
В ту же минуту и Моби обнаружил диковинного зверька. Рыча, пес бросился на клубок, но тут же отскочил. В его лае зазвучали жалобные нотки.
— Ого-о, да ведь это ежик! — воскликнул любитель приключений Куста. — Берем его с собой!
И сразу стало ясно, что такого зверька он видит не впервые и ни капельки его не боится. Он размотал и без того уже наполовину съехавшую на бегу онучу, расстелил ее и начал палкой закатывать на нее зверька. Теперь тот сделался совсем круглым, как шар, и только пыхал да фырчал. Малыши, все еще напуганные, жались в сторонке, а Моби визгливо тявкал.
— Это его вы испугались? — разошелся Куста. — Глупенькие! Да он никого не обидит. Но и к нему так просто не подступишься. Видали, у Моби нос в крови. Это же всего-навсего ежик! Идите, посмотрите!
Куста взял онучу за края и поднял. Зверек лежал там на спине клубком — ни головы, ни ног. Иголки проткнули онучу насквозь, и от этого он стал совсем беспомощным. Только полотно колыхалось от его взволнованного пыханья.
Теперь детям было на что поглазеть, и они снова забыли о времени. А Куста как расхвастался. Мол, что там ерундовый ежик! Он раз поймал большого медвежонка и точно так же в онучу замотал… Вот мороки-то было!
После таких речей еж показался детям совсем безобидным существом. Уже они присели возле него на корточки, уже и руку осмелились протянуть — чтобы сей же час с визгом ее отдернуть. И только Моби по-прежнему ворчал, ходил вокруг и никак не хотел смириться.
Они и не заметили, как солнце пошло на убыль и окрасило макушки сосен. Было так тихо, что кукованье предвечерней кукушки донеслось бы даже с самого края света. А из-под деревьев протянулись тени…
Но вот из-за леса, из дальней дали донесся мамин голос: «Стадо до-мой! Дети, ста-до до-мой!» Он долетел, перекатываясь, словно какой-то напев, еле слышно…
И они немедля пустились в путь.
Сейчас Куста снова был занят скотиной, поэтому ежика пришлось нести детям. Впереди шли сытые животные, которыми командовал Куста, за ним Март и Марет, каждый держа свой конец онучи, а между ними раскачивался, как в гамаке, уставший от всех мытарств еж. И позади всех, не видя ни стада, ни всего остального, затаив в душе злобу, плелся Моби. Он тихонько ворчал и облизывал распухший нос.
А дома-то сколько было разговоров и восторгов! Не то чтобы еж был взрослым в диковинку, но и они не обошли его вниманием, правда, каждый по-своему.
— Ах ты, боже ты мой, — вздохнула тетя Мари, — ведь и у него свое житье-бытье было. Где ж теперь его нора!
Отец посоветовал выпустить ежа за дворами на волю. Но мама сразу увидела, как погрустнели детские личики, и решила:
— Ладно, пускай денька два поиграют с ним. А там посмотрим.
Вот так еж и был водворен в ригу. В летнюю пору она пустовала, а пороги тут высокие, ежу не выбраться. Теперь зверек снова почуял свободу, но в себя пришел не сразу. Мелко переступая, он двинулся было вдоль стены, но стоило подойти к нему, как он тут же снова сворачивался в клубок.
Принесли ему мисочку молока — не захотел. Предложили хлеба — не удостоил вниманием, В ответ на любое дружеское обращение отскакивал и что-то бубнил.
Моби попробовал еще раз атаковать его, но из этого ничего не вышло. Только опять уколол нос, да еще и люди вмешались. Тийтс тоже явился взглянуть на ежа. Перемахнул высокий порог и с опаской стал приближаться. Но на полдороге остановился и выгнул спину. Нет, бес его знает, что это за чудо-юдо! Кот встряхнул лапой и с притворным равнодушием отошел. А ежик все бубнил да бурчал.
Так он и остался там на ночь один. Неслышно пришел Засыпайка и тюкнул каждого своей пуховой подушкой по голове. И вскоре весь дом спал, сраженный дневной усталостью. Однако в риге что-то шумнуло раз-другой — это еж во время своих ночных странствий опрокидывал утварь, стоявшую у стены. И отец поворачивался на другой бок и в сердцах бормотал сквозь сон:
— Оставили этого паразита…
Во всяком случае наутро молоко и хлеб пропали. А ежа после долгих поисков обнаружили под всяким хламом у стены. И он тут же снова запыхтел и ощетинился. Ничуть ему, видно, не нравились ни люди, ни самое дружеское их внимание и забота! Он только и хотел остаться один.
И все же чудо случилось: ежик подружился с детьми. Но прежде немало воды утекло.
Постепенно они узнали, что он ест, и стали таскать съестное в изобилии. А нравилось ему многое: и овощи, и всякие семена, букашки, улитки, дождевые черви.
— Такому малому это на один зуб! — говаривал отец, он как будто тоже начал привыкать к ежику. — Уж он очистит дом от мышей, и получше Тийтса!
И это было похоже на правду. Зато теперь мама подозревала ежа даже в том, что он разоряет куриное гнездо в углу риги, но никому об этом не говорила.
Как бы там ни было, немало прошло времени, прежде чем ежик стал есть на глазах у людей. Казалось, он и ходит, и ест больше по ночам. Но чем дальше, тем смелее он становился. Вот он уже ел при детях, а потом даже у них из рук. Наконец наступил день, когда дети опустились рядом с ним на корточки и осторожно потрогали его колючки. И чудо! — он хоть и попыхал слегка, но в клубок не свернулся.
Моби и Тийтс в этот день совсем расстроились. Просто от ревности — ведь теперь на них почти не обращали внимания.
Ребята уже решались изредка выносить ежика во двор. Здесь, правда, он подумывал о побеге и даже делал несколько быстрых шажков. Но стоило перегородить ему дорогу палкой, он останавливался, возмущенно смотрел вверх и фыркал. На том его попытки к бегству и кончались.
Была уже середина лета. Как раз свозили домой сено и закладывали на чердак. Отец поднимал его с воза вилами, а мама принимала наверху. В воздухе летала труха и стоял запах сухого сена. Тут же, разумеется, были и дети со своим ежом.
В ту минуту, когда отец подхватил вилами особенно большую охапку сена, из нее вдруг выпало что-то длинное и темное и скользнуло вниз — прямо к босым ногам детей. Мама, смотревшая вниз, стала белее мела и, не дыша, вскрикнула:
— Змея!
Все, что произошло дальше, случилось в один миг. Сено упало с вил обратно на воз, а сам отец изогнулся в том направлении, куда смотрела мать. Он увидел, как, извиваясь, огромная гадюка поднимает голову, чтобы ужалить в ногу оцепеневшую от страха Марет. И в тот же миг еж вонзил зубы в змеиный хвост. Змея, выгнувшись, отпрянула, чтобы поразить неожиданного противника. Но не тут-то было. У ежа вдруг исчезли и голова, и лапы, остался один колючий клубок с торчащими во все стороны длинными иглами. И он ринулся на врага. Тот метался, извивался и хотел ужалить, но неизменно натыкался своим жалом на лес копий. И силы змеи стали заметно убывать.