Крайняя необходимость

– Оно и видно. Вот лучше полюбуйся. – Грязнов достал из портфеля книжку и протянул Турецкому. Это была самиздатовская книжка, переплетенная кустарным способом и, возможно, существующая только в этом единственном экземпляре. На обложке стояли имя и фамилия, больше ничего.

Помощник генерального взял увесистый фолиант и прочитал вслух:

– Луиджи Зингалес... Это еще кто?

– Автор теории, которую я тебе сейчас изложил.

– А, – равнодушно сказал Турецкий и положил книгу на стол, – тогда ладно.

– Ты что же, даже не заглянешь в нее? – удивился Грязнов.

– А на кой черт?

– Ну как знаешь.

Следующий бокал пива тянули в полном молчании. Жара спадала. Турецкий думал о том, как хорошо было бы, если бы дома его ждала роскошная окрошка, приготовленная на кефире, и еще жена – в хорошем расположении духа, а Грязнов думал о том, как бы поделикатней подобраться к главной теме дня и не испортить Турецкому настроение, ну и самое главное – добиться желаемого результата.

Наконец он кашлянул. Турецкий машинально посмотрел на него.

– Один американец... – начал было Вячеслав Иванович. А Турецкий с удовольствием подхватил:

– Один американец засунул в жопу палец! Помнишь, в детстве?

– Саня, перестань. Один американец, он же преподаватель высшей школы бизнеса Чикагского университета, сочинил необычную теорию.

– Славка, – тут же поскучнел Турецкий, – ты опять? Я тебя насквозь вижу. Не хочу даже заглядывать в эту книжку. У меня отпуск на носу. Ты хочешь меня втравить в очередную авантюру? Он сочинил теорию, у него ее украли, потом вор получил Нобелевскую премию, и этот американец готов все отдать, чтобы мы с тобой вывели его обидчика на чистую воду. Что-нибудь в таком духе, да? Не пойдет.

– Ну как знаешь, только американец тут ни при чем. Эта книженция, – Грязнов кивнул на фолиант, – для внутреннего пользования, мне ее сегодня замминистра вручил, а ему – лично автор на каком-то банкете. Мне она до одного места, как и тебе, если только не учитывать, что она наглядно демонстрирует один свежий пример явной социальной несправедливости...

Турецкий фыркнул.

– Что? – не понял Грязнов.

– Ничего. Ты говоришь так, будто все еще на приеме у своего замминистра. Проще надо быть, Славка, и тогда не исключено, что люди к тебе...

– Брось, – неожиданно жестко оборвал Грязнов. – Уже никто ни к кому не потянется. Все команды давно сыгранны, и не важно, кто в какое ведомство переходит. Саня, кроме шуток, мне сейчас не до изящного стиля. Мне надо хорошего человека из беды выручать. А изящные формулировки, знаешь...

– Тем более говори нормальным языком, что случилось? Какая помощь нужна?

– Адвокатская, – вздохнул Грязнов. – Конкретно – Юрка Гордеев нужен. Тут только такой юридический волк, как он, и справится.

– Ну так позвони ему, – пожал плечами Турецкий. – Всего-то делов. Он сейчас где? В Химках, в Москве?

– Не знаю, наверно, в Москве. Но звонить я не буду, потому что он меня пошлет прямым текстом.

– С какой стати? – удивился Турецкий.

– С такой. Так уж как-то получилось, что последнее время все дела, которые я ему подсовывал, оказывались жутким геморроем...

Турецкий засмеялся, расплескивая пиво.

– Ты что? – не понял Грязнов.

– Ровно то же самое могу сказать и про себя, – объяснил помощник генерального прокурора. – Слава, ну ты даешь. Когда такое было, чтобы мы друг другу коробки шоколадных конфет с бантиками подсовывали?

Грязнов напрягся и сказал:

– Я помню, как помогал тебе вещи перевозить.

– Я тоже помню – это лет пятнадцать назад было, еще до Генпрокуратуры. Так что у тебя с Гордеевым не так?

– Как раз когда он в Химки переезжал, в новый офис, я ему сосватал одно дельце в Зеленогорске[1] . Надо было одного опера тамошнего отмазать.

– Ну помню, кажется, – отозвался Турецкий. – Какая-то афера с порнофильмами, да?

– Примерно. Так вот, с тех пор Юрка вообще зарекся со мной дело иметь.

– Да не может быть, – удивился Турецкий.

– Так и есть. Сказал, что оказывать услуги друзьям – это одно дело, а друзьям друзей – совсем другое и даже третье. И ему оно себе дороже. И вообще, он теперь занят, он занимается сугубо адвокатской практикой и в нашу ментовскую грязь больше соваться не намерен.

– Ну... может, устал человек, – предположил Турецкий. – В провинции работа не сахар. А уж ментовская грязь там сам знаешь...

– Химки не провинция, – возразил Грязнов.

– Территориально – да, а фактически... Ты там вообще был когда-нибудь?

– Обижаешь, начальник! Сколько раз мы еще в восьмидесятые с тобой вместе туда на матчи с ЦСКА ездили?!

– Я не про то, – пояснил Турецкий. – Я говорю, тебе в таком месте приходилось работать? Чтобы, с одной стороны, в двух шагах от Москвы, с другой...

– А как же, была пара дел, – подтвердил многоопытный Грязнов. – Рутина. Маньяки. Серийные убийцы.

– Вот, – удовлетворенно кивнул Турецкий. – Тогда ты его должен понять. У мужика сложный период, называется – акклиматизация. Ему надо форму набрать, авторитет наработать, соответствующий настрой в себе удерживать, не говоря уже о заработке. И вообще, о чем мы говорим, я не совсем понимаю?! Ты считаешь, что мне удастся его уговорить тебе помочь?

– Обо мне вообще речь не идет, – возразил Грязнов. – Я в этом деле никак не фигурирую. Засудили одного парня, который явно достоин лучшей участи. Его адвокат на процессе лоханулся. Без подставы, думаю, не обошлось. Ну и посадили его, конечно. Сейчас он черт знает где и черт знает с кем. А я его знал, кстати. Хороший человек. Доктор. Кое в чем мне помог, между прочим... Что это за дрянь ты куришь? – спросил вдруг Грязнов.

Это было вполне в его духе – перемежать деловой разговор неожиданными вопросами и поворотами. В сущности, на этой своей особенности Вячеслав Иванович первоначально и сделал карьеру – в бытность муровским опером он так виртуозно допрашивал задержанных, что об этом еще лет двадцать назад ходили легенды.

– То же, что и всегда, – пожал плечами Турецкий. – «Мальборо».

– Вижу, ковбой. То же, да не совсем. «Мальборо лайт»?

– Ну.

– И на кой черт?

– Облегченные. Меньше никотина, меньше смолы. Больше здоровья.

– Я знаю, что такое «лайт»! Я спрашиваю, почему ты отказался от привычных?

– Пытаюсь бросить курить.

– Саня! – Грязнов посмотрел на приятеля с сожалением. – Так не бросают.

– А ты, конечно, знаешь, как бросают. – Турецкий кивнул на заполненную пепельницу со стороны Грязнова.

– Бросают – резко, – со значением сказал Грязнов, не реагируя на шпильку. – Я знаю немногих людей, у которых это получилось, и у всех – только так. Бац – и все!

– Понятно, – примирительно согласился Турецкий. – Ты зачем увел меня от темы, которую сам поднял? Я же тебя знаю. Что не так? Что он натворил, твой доктор? Зачем ты мне мозги пудришь?

Грязнов немного помолчал.

– Итак? – подмигнул Турецкий.

– Честно говоря, – вздохнул Грязнов, – ничего особенного он не натворил.

– Точно?

– Конечно.

– А конкретней можно?

– Конечно, можно! Тебе все можно. Он застрелил двоих человек. Один из них – сын главы городской администрации.

– Ты серьезно?!

– Да.

– Ничего себе!

– Все было в пределах допустимой самообороны, – заверил Грязнов.

– Конечно, – ухмыльнулся Турецкий. – Наши люди по-другому не действуют.

– Саня, не надо ерничать. Это очень серьезно. Тебя Гордеев послушает. Ты для него непререкаемый авторитет. Придумай что-нибудь.

– А что я смогу придумать?

– Самый главный аргумент такой: этот доктор – он как раз из Химок, понимаешь? Из этих самых Химок, будь они трижды неладны! Он там жил, он там работал, он там был уважаемым человеком. А Юрий Петрович у нас, ты сам говоришь, как раз провинциальный авторитет нарабатывает. В Химках. Так и дави на эту точку.

Турецкий почесал затылок. Так уж повелось, что проблемы друг друга они воспринимали как свои собственные, и за этой дежурной пикировкой ничего не стояло, кроме рефлекторного желания поддержать форму. Они были друзьями, и добавить к этому было нечего.

1

См. роман Ф. Незнанского «Последняя роль неудачника» (М., 2004).