Страница 1 из 7

Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами

Smith Emma (EN)

Эмма Смит

Записки библиофила: Почему книги имеют власть над нами

Emma Smith

PORTABLE MAGIC

A History of Books and Their Readers

КоЛибри®

Этот увлекательный рассказ окутан тонким флером любви автора к любопытным прямоугольным многостраничным объектам, с которыми все мы прекрасно знакомы. Текстура бумаги, шрифт, качество переплета, загнутые уголки страниц, потрескавшиеся корешки, непередаваемая гамма книжных ароматов – Смит исследует реальные свойства «книжности», которые влекут и захватывают нас, даже когда мы просто берем книгу в руки.

Вслед за Стивеном Кингом Эмма Смит считает книги уникальной «портативной магией» и прекрасно показывает, что и этой магии, сколь угодно благой, тоже присущи свои «темные искусства».

Увлекательное путешествие в мир наших взаимоотношений с книгой как материальным объектом. Я сбился со счета, сколько раз вскрикивал от удовольствия, читая о том, о чем раньше не имел представления.

Для многих из нас книги – это жизнь, которую мы выбрали без особых раздумий. Потрясающе информативная книга Эммы Смит помогает понять все о том, что представляют собой любимые нами книги. Вот за что я ей очень, очень благодарна. Не книга, а сплошное удовольствие!

Когда мы заводим разговор о книгах, то чаще всего обсуждаем их сотканное из слов содержание: мы тепло вспоминаем о прочитанной в детстве истории или о любимом романе, сопровождающем нас всю жизнь. Однако книги – это не только слова, но и вещи, объекты, наполняющие наш мир точно так же, как книжные миры занимают наше воображение. Мы зачитываем некоторые из книг до дыр, пишем на полях, но и они, в свою очередь, существенно влияют на нашу судьбу.

Анализируя неожиданные последствия наших взаимосвязей с печатным словом, Эмма Смит развенчивает миф о том, что его история началась с Гутенберга, дает новые определения того, что такое классика и что такое книга вообще. И наконец, она показывает, что делает наши отношения с книгами взаимными и гораздо более волнующими, чем мы себе представляли.

Мне все меньше кажется, что книга – это всего лишь книга.

Книги – это уникальная портативная магия.

Введение

Волшебство книг

Давным-давно в одной северной стране жил мастер, ученый человек, который говорил на всех языках, какие только есть на земле, и знал все о сотворении мира. У него была большая книга в переплете из черной кожи, с железными уголками и застежкой, прикованная цепью к столу, а стол крепко стоял на полу; а когда ему нужно было почитать эту книгу, то он открывал ее железным ключом и читал в полном одиночестве обо всех волшебных тайнах.

Так начинается народная сказка «Мастер и его ученик», впервые напечатанная в Англии в конце XIX века, но известная гораздо раньше. Может, вы и не читали ее, но все равно она кажется знакомой (таково свойство всех народных сказок вообще). Уже после второго предложения – «И был у мастера ученик, глупый-преглупый» – вам становится уже более-менее ясно, что будет дальше. Это вариант сказки об ученике чародея, и ученик встает в ряд таких же бедолаг, от Виктора Франкенштейна до Гарри Поттера. Точно так же он ненароком наткнется на эту книгу, прочтет из нее что-нибудь вслух или сделает что-то не так, и последствия будут страшными.

Ясное дело, мальчик открыл книгу, потому что мастер забыл спрятать ее под замок. Он начал читать страницы, испещренные черными и красными буквами, и тут раздался удар грома. В комнате стало темно. Перед ним возник «страшный-престрашный призрак; изо рта у него вырывался огонь, а глаза горели, как две плошки. Это был демон Вельзевул, которого он вызвал к себе на службу». Жуткий призрак попросил перепуганного ученика дать ему какое-нибудь задание. На ум тому вдруг пришла мысль о домашнем хозяйстве, и он сказал демону, чтобы тот полил герань в горшке. Демон повиновался, но выполнил это задание так, что залил весь дом, «только что не весь Йоркшир». Мастер вернулся как раз вовремя, прочел нужное заклинание и вернул демона на страницы книги.

Согласно обширному «Указателю мотивов в фольклорной литературе» (Motif-Index of Folk-Literature), составленному американским фольклористом Ститом Томпсоном в начале XX века, сказки такого типа есть во многих европейских языках. Этот сюжет находится под буквой D, «Магия», раздел 1421.1.3: «вызов духа с помощью волшебной книги», а его примеры обнаруживаются в самых разных веках и местах, от Исландии до Литвы. Все варианты имеют нечто общее. Волшебной книгой, или книгой заклинаний, владеет ученый человек – священник, чародей или знаток языков. Пока он ненадолго отлучается, некто неумелый из его окружения – ребенок, слуга или друг – находит книгу и случайно вызывает дьявола.

Сюжет отражает широко распространенный страх, что книги могут стать опасной и могущественной силой. Мастера мастером, а ученика учеником делает как раз умелое или неумелое обращение с книгой: именно она определяет их положение относительно друг друга. Она активно участвует в социальной дифференциации, придавая определенный статус своему обладателю. В сюжете вовсе не подразумевается, что книги – нечто демократичное, доступное всем. Как только ученик научится как следует управляться с книгой знаний, он сам сделается мастером. Но именно это и делает книгу потенциальным разрушителем иерархии общества.

Опасения на этот счет начали усиливаться в XVI веке: в одной из наиболее ранних версий сюжета, появившегося в культуре, очарованной только что появившимися печатными книгами, пытливый ученый при их посредничестве вступает в общение с дьяволом и отдает свою бессмертную душу в обмен на чернокнижные знания. Этим пьеса Кристофера Марло о докторе Фаусте отличается от своего прототипа в немецком фольклоре: там Фауст заключал свой договор напрямую с дьяволом. Но Марло обращался к ренессансному миру, уже знакомому с печатным словом, присутствие книг в котором стало гораздо заметнее, а сами они – гораздо влиятельнее и притом гораздо легче могли попасть не в те руки (Фаустом, или Фустом, по удивительному совпадению, звали делового партнера Иоганна Гутенберга).

Ощущение, что книги обладают неуловимой магией, росло по мере того, как печатный станок все сильнее заявлял о себе в культуре. Наводя лоск на «Мастера и его ученика» в своем сборнике 1890 года «Английские народные сказки», фольклорист Джозеф Джекобс предполагает, что могущество чародея «долго использовалось для воспитания…»: отточие вместо слова «дьявол» намекает, что он, как и «ученый человек из северной страны», очень верил в силу печатного слова. Сборник Джекобса, сделавший такими известными сказки о Мальчике-с-пальчик, о маленьком Дике Уиттингтоне, о трех поросятах, о Джеке и бобовом стебле, кажется, обладает той же силой, что и книга заклинаний, которая была у мастера: читатель получает совет «не читать ничего вслух, когда он один», потому что «еще неизвестно, чем это может закончиться».

В довольно простом «Мастере и его ученике» поразительно подробно описана книга: о ее внешнем виде мы знаем гораздо больше, чем об облике действующих лиц сказки, которые обрисованы лишь в общих чертах. И это понятно: ведь именно книга находится в центре событий. Мы можем лишь догадываться, о чем она, зато вид прямо говорит о ее могучей волшебной силе. Когда-то чуть ли не все детали оформления книги имели практическое значение, но ко времени появления сказки они стали ассоциироваться с древним и могучим знанием. Например, когда книги хранились стопками, а не в ряд, как их стали размещать только в конце XVII века, нужно было защищать их края. Поэтому и появились металлические уголки, которые потом стали декоративным элементом. Точно так же придумали и металлические застежки – сначала для того, чтобы предохранить пергаменные, сделанные из телячьей кожи страницы от скручивания, что было неизбежно, если книга хранилась в сырости. Потом, когда листы стали бумажными и их состояние уже не так сильно зависело от условий хранения, застежки все же встречались на некоторых книгах, как бы намекая, что под их обложками содержится нечто важное, ценное, а то и секретное. Купите современному подростку ну хотя бы самый обыкновенный ежедневник, и вполне возможно, что он будет снабжен пластиковой застежкой в ретростиле, которая придает особое ощущение приватности его откровениям.