Кукловоды

На улице нас ждала новая машина. Назад добрались спокойно. Возможно, нам даже незачем было менять морковного цвета шевелюры. Я держал экран настроенным на студию Де-Мойна, но если полиция и обнаружила труп мистера Барнса, репортеры об этом еще не знали.

Мы двинулись прямиком в кабинет Старика – настолько прямо, насколько это было возможно в наших лабиринтах, разумеется, – и там открыли коробку. Перед этим Старик послал за доктором Грейвсом, руководителем биологической лаборатории Отдела, и все делалось при помощи механических манипуляторов.

Оказалось, нам больше нужны не манипуляторы, а противогазы: кабинет заполнила вонь разлагающейся органики, как от гангренозной раны. Пришлось захлопнуть коробку и включить вентиляцию на полную.

– Что это за чертовщина? – спросил Грейвс, брезгливо наморщив нос. – Похоже на мертвого младенца.

Старик вполголоса выругался.

– Это ты мне расскажешь. Работать манипуляторами, в скафандрах, в стерильном боксе, и я запрещаю думать, что эта тварь уже мертва.

– Если она жива, то я – королева Анна.

– Кто тебя знает? Поэтому не рискуй. Вот все, что я могу сказать: это – паразит, способный присасываться к хозяину, например к человеку, и управлять им. Происхождение и метаболизм почти наверняка инопланетные.

Грейвс фыркнул.

– Инопланетный паразит на человеке? Невозможно. Биохимия была бы несовместимой.

Старик только крякнул.

– Черт бы тебя побрал, с твоими теориями! Когда мы захватили его, он прекрасно чувствовал себя на человеке. Если по-твоему это означает, что организм земной, тогда я хочу знать, откуда он взялся и где искать остальных. Хватит предположений. Мне нужны факты.

– Будут тебе и факты! – раздраженно ответил биолог.

– Шевелись. Стоп! Не используй материала больше, чем нужно для твоих исследований. Основная часть мне нужна в качестве доказательства. И выкинь из головы дурацкую мысль, что тварь мертва. Может быть, этот аромат – просто защитная реакция. Живая она чрезвычайно опасна. Если тварь переберется на кого-то из твоих сотрудников, мне, скорее всего, придется его убить.

Последняя фраза несколько поубавила Грейвсу гонора, и он молча вышел.

Старик откинулся на спинку кресла, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Казалось, он уснул. Мы с Мэри молчали. Минут через пять он открыл глаза, посмотрел на меня и спросил:

– Сколько «горчичников» размером с тварь, что унес Док, могло прибыть на космическом корабле размером с тот муляж, что мы видели?

– А был ли корабль? – спросил я. – Фактов пока немного.

– Немного, но они неопровержимы. Корабль был. И он все еще где-то там.

– Нам нужно было обследовать место посадки.

– Там бы нас и похоронили. Те шестеро парней тоже не дураки были. Отвечай на мой вопрос.

– Не могу. Размеры корабля все равно ничего не говорят о его грузоподъемности, когда не знаешь тип двигателя, дальность перелета и какие условия нужны пассажирам… Это как спрашивать, сколько веревки в мотке. Если хочешь ответ с потолка, я бы сказал, этих тварей там бы поместилось несколько сотен, может, несколько тысяч.

– Мм… да, пожалуй. А это значит, что в Айове сейчас бродят несколько сотен или несколько тысяч зомби. Или евнухов, как назвала их Мэри. – Старик на секунду задумался. – Но как пробраться мимо них в гарем? Нельзя же, в самом деле, перестрелять всех сутулых в Айове. – Он едва заметно улыбнулся. – Разговоры пойдут.

– Могу подбросить другой занятный вопросец, – сказал я. – Если вчера в Айове приземлился один корабль, то сколько таких приземлится завтра в Северной Дакоте? Или в Бразилии?

– Да уж… – Старик погрустнел. – Я, так и быть, отвечу на твой вопрос. Знаешь, сколько веревки в твоем мотке?

– Сколько?

– Как раз хватит, чтобы удавиться. Идите пока, ребятки, отмойтесь и повеселитесь. Может, это последняя ваша возможность. С базы не уходить.

Я отправился в «Косметику», вернул себе прежний цвет кожи, восстановил свой обычный внешний вид, отмок в ванной и побывал у массажиста, затем – прямиком в наш бар. Решил выпить и разыскать Мэри. Я, правда, не представлял себе, как она будет выглядеть – блондинка, брюнетка или рыжеволосая, – но ни секунды не сомневался, что узнаю ножки.

Оказалось, волосы у нее рыжие. Мэри сидела за отгороженным столиком и потягивала напиток. Выглядела она практически так же, как в тот момент, когда я увидел ее впервые.

– Привет, сестренка, – сказал я, втискиваясь рядом.

– Привет, братец. Залезай сюда, – ответила она и подвинулась.

Я заказал бурбон с водой, которые мне были нужны в медицинских целях, а потом спросил:

– Ты и в самом деле так выглядишь?

Она покачала головой:

– Бог с тобой. В действительности у меня две головы и полоски как у зебры. А ты?

– Меня мамаша придушила подушкой, едва увидела, так что я до сих пор не знаю.

Она снова окинула меня оценивающим взглядом, а потом сказала:

– Ее нетрудно понять. Но у меня нервы покрепче, так что все в порядке, братишка.

– Спасибо на добром слове, – ответил я. – И знаешь, давай оставим эти глупости насчет братишек и сестренок. А то я как-то скованно себя чувствую.

– Хм… По-моему, тебе это только на пользу.

– Мне? Нисколько. Я вообще тихий. И очень даже ласковый. – Я мог бы еще добавить, что с такими девушками лучше волю рукам не давать: если ей не понравится, глядишь, и без рук можно остаться. У Старика другие не работают.

Она улыбнулась:

– Да ну? Зато я не ласкова. Во всяком случае, сегодня. – Мэри поставила бокал на стол. – Допивай лучше и повторим.

Что мы и сделали. Мы продолжали сидеть рядом, просто наслаждаясь теплом и – до поры до времени – покоем. При нашей профессии такие минуты выпадают нечасто, и от этого их еще больше ценишь.

Одним из достоинств Мэри было то, что она никогда не врубала свою сексапильность на полную мощность, разве что в профессиональных целях. Наверное, она сознавала… нет, я абсолютно уверен, что она сознавала, какой ударной силой в этом плане обладает. Но она была слишком джентльменом, чтобы испытывать эту силу на живых людях. И она держала свой регулятор на минимуме, как раз чтобы нам обоим было тепло и уютно.

И пока мы так сидели, лениво переговариваясь, мне ни с того ни с сего подумалось, как хорошо Мэри выглядела бы во втором кресле у камина. Работа у меня такова, что раньше я никогда всерьез не думал о супружестве, и вообще, девочки – это только девочки, и незачем раздувать вокруг них ажиотаж. Но Мэри сама была агентом; с ней и поговорить можно по-человечески. Я вдруг понял, что чертовски одинок и тянется это уже очень давно.

– Мэри…

– Да?

– Ты замужем?

– Э-э-э… А почему ты спрашиваешь? Вообще-то, сейчас – нет. Но какое тебе… Я хотела сказать, какое это имеет значение?

– Может, и имеет, – упрямо продолжал я.

Она покачала головой.

– Я серьезно, – продолжал я. – Вот взгляни на меня: руки-ноги на месте, совсем не стар еще и всегда вытираю ноги в прихожей. Чем не пара?

Она рассмеялась, впрочем вполне добродушно:

– Мог бы подготовить текст и получше. Думаю, сейчас ты импровизировал.

– Точно.

– Ладно, за это прощаю. Фактически я уже забыла. Но знаешь, волчара, тебе следует поработать над техникой. Совсем ни к чему терять голову и предлагать женщине брачный контракт только из-за того, что сегодня она отказалась с тобой переспать. Однажды какая-нибудь из них поймает тебя на слове.

– Я не шутил, – сказал я.

– Да? И какое содержание ты предлагаешь?

– Черт возьми, женщина! Если ты настаиваешь на таком контракте, то я и на это согласен. Можешь оставить себе свою зарплату, я готов переводить тебе половину своей…. если не захочешь уходить в отставку.

Она покачала головой:

– Мне это не нужно. Я не стала бы требовать контракта, во всяком случае от мужчины, за которого сама захочу выйти замуж…

– И видимо, ты не хочешь.

– Просто я пыталась доказать, что это у тебя не всерьез. – Мэри внимательно на меня посмотрела. – Хотя, возможно, я ошибалась, – добавила она мягко.