Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 100



Маршалам Жукову и Василевскому в эти напряжённые весенние дни хлопот прибавилось. Теперь уже никто не сомневался в том, что главные задачи войны будут решаться летом 1943 года на Курской дуге. Иначе и быть не могло: в этом районе сосредоточились основные ударные силы вермахта. Враг надеялся, что отсюда можно будет совершить глубокий обход Москвы и нанести «по столице русских большевиков мощный удар». Стало очевидным и то, что на Курской дуге Красная армия может с большим успехом использовать свои войска и боевую технику, и прежде всего крупные танковые объединения. К такому выводу в итоге тщательного анализа состояния обеих противоборствующих сторон пришли Ставка и Генеральный штаб. На повестку дня встал вопрос, как решать главные задачи войны, — вопрос отнюдь не из лёгких, но решать его следовало, на что указал Верховный главнокомандующий, когда в конце марта в Ставке состоялся обмен мнениями.

— Надо запросить мнение авторитетных военачальников, а также представителей Ставки на этих фронтах, — сказал Сталин начальнику Генштаба Василевскому. (Маршал Г. К. Жуков находился в это время на Воронежском фронте. — А. 3.).

Маршал Василевский передал это указание Верховного маршалу Жукову, и тот, не теряя времени, срочно подготовил на сей счёт документ и по «бодо»[6] передал его Сталину на рассвете 8 апреля в 5 часов 30 минут. Жуков, в частности, отмечал: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьём основную группировку противника». Начальник Генштаба Василевский разделял эту точку зрения Жукова, о чём заявил Верховному. Тот задумался, но так и не высказал своё мнение. Он решил созвать 12 апреля в Ставке совещание и объяснил его цель:

— Проведём обсуждение летней кампании, тем более что, пока на фронтах наступило затишье, есть время всё тщательно обсудить. Вам, товарищ Василевский, и генералу Антонову тоже надо быть на совещании, а Жуков пусть трудится на фронте. Позже я с ним переговорю. И ещё, — продолжал Верховный, — Генштабу до начала работы совещания надлежит выяснить соображения командующих фронтами относительно возможного характера действий и вероятного направления ударов противника.

— Я всё понял, товарищ Сталин.

Василевский взял со стола свою рабочую папку и вышел. Вернувшись в Генштаб, он поручил генералу Антонову направить на фронты телеграммы с просьбой к 12 апреля 1943 года сообщить оценку противостоящего противника и возможные направления его действий.

Ответов долго ждать не пришлось, чем Василевский был доволен. Один за другим с фронтов поступили донесения. Прежде чем представить их Верховному, маршал сам ознакомился с ними. Характерно, что все командующие были едины в главном: враг будет наступать на Курском направлении, — они также подтвердили прежнее расположение противника на рубежах в районе Орла, Белгорода и Курска. Что же касается плана действий наших войск, то командование и штаб Центрального фронта предлагали усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов «уничтожить орловскую группировку врага, пока она ещё не подготовилась к наступлению, и тем самым не дать противнику нанести удары через Ливны на Касторное одновременно с ударом от Белгорода...».

Василевский собрал донесения в рабочую папку, приобщив их к другим материалам по совещанию. Неожиданно его ужалила мысль: Жуков ещё где-то на фронте, а им вместе нужно готовить к совещанию документы, в том числе и оперативные карты. «Надо переговорить с Верховным», — решил Александр Михайлович, но тот опередил его и сам вышел на связь.

— Маршал Жуков вернулся с фронта? — спросил он, подчеркнув интонацией голоса эту фразу.

— Пока нет, — вздохнул маршал.

Поздно вечером 11 апреля Жуков наконец прибыл в Москву. А через час он уже входил в кабинет начальника Генштаба. Василевский, здороваясь с ним, спросил:

— Как настроение, Георгий Константинович? Я боялся, что ты опоздаешь к Верховному на совещание.

— Будем сражаться с тобой до последнего! — отшутился Жуков. — Ну а если серьёзно, то свою точку зрения перед Верховным буду отстаивать.

— Ты полагаешь, что вождь станет возражать?

— Всё может быть, — усмехнулся Георгий Константинович. — Ты что, разве забыл, какие у меня были стычки с ним?!

— Да, но в свои заместители он взял тебя, а не кого-либо другого, хотя талантливые генералы у нас есть, и не один, — с улыбкой возразил своему коллеге Василевский.



— Взял меня, но не сразу, почти два года присматривался — видимо, размышлял, справлюсь ли я на таком ответственном посту. Думаю, что моё назначение ускорил тот факт, что мною был бит враг под Москвой. Да и первая моя победа под Ельней дорого мне стоила, я уже не говорю о Ленинграде, где тоже пришлось приложить усилия...

— Но я-то помогал тебе успешно бить фашистов? — улыбнулся Василевский.

Жуков отчего-то покраснел. Начальник Генштаба заметил это, но сделал вид, что ничего не было.

— Очень даже ты мне помогал и как начальник Генштаба, и просто как боевой друг, — подтвердил Георгий Константинович и обнял маршала за плечи. — Ладно, не будем делить славу, Саша! Скажи, как тут дела? Вчера в Бобрышево мне звонил Верховный и приказал прибыть в Москву для обсуждения плана летней кампании 1943 года, в частности по Курской дуге. Что-нибудь изменилось?

— Нет. — Василевский закурил и продолжил: — Верховный потребовал к вечеру 12 апреля подготовить карту обстановки, необходимые расчёты и предложения. Эту работу мы с генералом Антоновым уже начали, так что раздевайся, Георгий, и включайся в дело, — усмехнувшись, добавил Александр Михайлович.

— Я не возражаю, но надо уведомить товарища Сталина о своём прибытии, не то ещё на губу посадит. — И Жуков хитровато повёл бровью.

«Весь день 12 апреля, — отмечал маршал, — мы с Александром Михайловичем Василевским и его заместителем Алексеем Иннокентьевичем Антоновым готовили нужные материалы для доклада Верховному главнокомандующему. С раннего утра все трое засели за порученную нам работу, и, так как между нами было полное взаимопонимание, всё к вечеру было готово. А. И. Антонов кроме всех своих других достоинств обладал блестящим мастерством оформления материала, и, пока мы с А. М. Василевским набрасывали план доклада И. В. Сталину, он быстро подготовил карту обстановки, карту-план действий фронтов в районе Курской дуги».

На совещании, однако, «сражаться» ни Жукову, ни Василевскому не пришлось. Шёл вдумчивый и тщательный анализ обстановки, и каждый участник говорил то, что считал нужным. Верховный вникал во все детали, был сдержан и особых эмоций, как нередко случалось, не проявлял. Правда, была минута, когда он заколебался. Это случилось после того, как приняли предварительное решение о преднамеренной обороне.

— Но выдержат ли наши войска удар крупных масс фашистских танков? — вдруг спросил Верховный, глядя на Жукова.

Вопрос вождя задел маршала за живое, и он едва не вспылил, но в последний момент сдержался, мысленно сказал себе: «Не гори порохом, Георгий, кто кричит, тот проявляет своё бессилие».

— Ваша настороженность, товарищ Сталин, мне понятна, — спокойно заговорил Жуков. — Думаю, что понятна она и моим коллегам. Но вы зря волнуетесь. Идёт уже не 1941 год. Красная армия и особенно её командный состав приобрели военный опыт, закалились в боях, армия получила отличное вооружение и боевую технику. Теперь уже гитлеровцы боятся нас, а не мы их, как бывало в начале войны. У меня такое ощущение, — продолжал маршал, — что гитлеровское командование сейчас в растерянности после крупного поражения под Сталинградом и не знает, как остановить наступление русских, вырвать из их рук стратегическую инициативу...

Слушая своего заместителя, Верховный подумал: «Он мои мысли высказывает, и всё же, всё же...» Сталин по-прежнему опасался за Московское стратегическое направление. Он перевёл взгляд на маршала Василевского как раз в тот момент, когда генерал Антонов что-то показывал ему на своей карте, лежавшей перед ним на столе.

6

«Бодо» (по имени французского изобретателя Жана-Мориса-Эмиля Бодо) — буквопечатающий телеграфный аппарат, допускающий передачу по одному проводу одновременно нескольких телеграмм в обоих направлениях.