Страница 7 из 113
3. После собора
Когда после выбора папы он объявил имя, которое желал принять, его провели за алтарь; там церемониймейстеры стали его одевать. Его облекли в белую шёлковую сутану, в полотняный стихарь и в коротенькую мантию из красного атласа; на голову ему одели шапочку из такой же материи; ноги его обули в красные бархатные туфли с блестящим золотым крестом. Кардиналы один за другим прикладывались к его ногам и рукам; святой отец давал им лобзание мира в правую щёку. Потом запели гимн: «Се грядёт первосвященник, Богу приятный и правильно избранный»; церемониймейстер произнёс: «С радостью представляю вам преосвященного папу, принявшего имя Григория». Это первое поклонение сопровождалось хорами певчих и музыкой.
В это время с крепости Святого Петра раздался сигнальный выстрел, на который ответила вся артиллерия замка Святого Ангела. Во всём городе раздался колокольный звон, загремели литавры, трубы и барабаны. Капитан швейцарской гвардии немедленно отправился в квартал, где находился дворец избранного кардинала, для того чтобы предохранить его от грабежа.
Началось второе поклонение. Святого отца, одетого в ризы и митру, снесли на алтарь капеллы, и к нему на поклонение явились все церемониймейстеры. Наконец, папа в папской одежде, восседая под красным балдахином перед главным алтарём Святого Петра, принял поклонение народа.
Это было третье поклонение. После всех этих обрядов церемониймейстеры разоблачили его святейшество; двенадцать гайдуков в малиновых мантиях посадили папу на папские носилки и понесли его на своих плечах. Кресло папы, стоящее на носилках, заметно возвышается над толпой, папу обмахивают большими опахалами из павлиньих перьев и несут с процессией к избранному им жилищу. Вечером бывает иллюминация; полиция заставляет зажигать огни на улицах и площадях для выражения всеобщей радости.
Через восемь дней после поклонения произошло коронование. Весь папский двор и все представители области присутствовали на этой церемонии. Здесь участвовали кардиналы-anspessades, швейцарская гвардия, лёгкая кавалерия и их капитаны. Под портиком Святого Петра, близ Porta-Sancta, возвышался под балдахином трон, папа воссел на него и, сопровождаемый принцами Церкви, был отнесён в собор. Ему подали тиару — венец римского государя. Она состоит из трёх корон, блистающих драгоценными каменьями, на верху её находится изображение земного шара с золотым крестом над ним — в знак всемирного могущества. Перед папой поставили крест закона с тремя поперечниками, символами его тройной власти. Церемониймейстер принёс в чаше изображение дворцов и замков из пакли, которые он поджёг, и, когда они обратились в пепел, он, указывая на него, произнёс:
— Sancte pater, sic transit gloria mundi (Святой отец, так проходит слава мира сего).
Этот урок ещё никем не был понят. Доказывали, что это тройное поклонение, следов которого не находится ни в жизни Христа, ни апостолов, и столь противное их правилам смирения лишено всякого идолопоклонства. Мы могли бы подумать, что историки видели в этом пышную формальность, если бы факты не противоречили их уверениям.
В Риме после избрания папы первая мысль всех избирателей — приготовиться к выбору его наследника. При выходе из собора можно ясно различить всех, кто мог надеяться на папство и кто давно уже отложил об этом всякое мечтание. Эти последние, уже не интригуя для себя, переодеваются, проникают всюду, подсматривают, подслушивают толки в различных классах римского общества, желая лишь узнать общественное мнение о новом папе. Первые, наоборот, сами стремясь к папству, тоже маскируются, но только нравственно; они прикрываются притворной набожностью, ложными добродетелями, желая этим способствовать своему будущему избранию.
И, действительно, папские летописи[2] всех времён свидетельствуют нам, что происки, заговоры, интриги, пронырство и увёртки всегда были в Риме вернейшими средствами достигнуть почётных должностей Церкви и взобраться на папский престол.
ГЛАВА II
ЖИДОВСКИЙ КВАРТАЛ
В один прекрасный мартовский вечер простая тростниковая таратайка в одну лошадь миновала Понтемоль и по Фламинской дороге въехала в Рим через Тополёвые ворота. Этот жалкий экипаж медленно подвигался вперёд; старый кучер с длинной бородой делал всевозможные усилия, чтоб подгонять лошадь, давно выбившуюся из сил от старости и усталости; и люди, и животное, казалось, изнемогали от долгого и утомительного путешествия; однако сквозь щели таратайки можно было подсмотреть пару живых блестящих глаз, с жадностью пожиравших все предметы, встречающиеся по дороге. Экипаж, достигнув улицы Корсо, исчез в лабиринте соседних переулков и направился на Тартарускую площадь.
Наступала ночь; после непродолжительных сумерек настала глубокая темнота. С площади таратайка покатилась между рыбным рынком и Марцельским театром, по узким и грязным переулкам и остановилась перед посредственным домом, фасад которого было почти невозможно разглядеть из-за темноты. Старик и молодая девушка вышли из экипажа, который медленно отъехал, после того как седоки обменялись несколькими словами с возницей. Старик сделал несколько тихих, но частых ударов в дверь, положение которой скорее угадал, чем увидел. Дрожащий голос изнутри произнёс несколько слов на языке со странным носовым и гортанным акцентом, старик ответил на том же наречии, и дверь отворилась, затем она была тщательно заперта, и всё вокруг стало тихо и темно, но лишь только они сделали несколько шагов вперёд, как вдруг их ослепил яркий свет и они очутились на пороге обширной комнаты.
Приём хозяев казался холоден; пришельцы поняли, что их появление не вызвало радости.
«Брат, — сказал старик с северным итальянским выговором, — я знал, что сегодня день Господень, и сделал все усилия, чтобы поспеть сюда до наступления ша́баша, но наша лошадь так устала, что не могла бежать скорее. Мы исполнили с дочерью все обряды, предписанные законом, и молили Бога снизойти к необходимости, заставившей нас путешествовать в часы, посвящённые Ему одному». Этого объяснения было совершенно достаточно, чтобы рассеять все тучи. «Брат, — прибавил старик, — продолжай чтение Священного писания и кончай молитвы, предписанные законом, только лишь после полного исполнения обрядов седьмого дня мы можем переговорить».
Горница, в которой происходил этот разговор, была гораздо больше и выше, чем можно было бы это предположить, судя по наружному виду дома. Стены были скромно обиты простой кедровой отделкой без всяких украшений и резьбы; несколько старинных прочных стульев и широкий длинный стол, покрытые богатым персидским ковром, составляли всю меблировку. С потолка над столом свисала тяжёлая серебряная лампа в несколько рожков, яркий свет которой доказывал, что она содержалась в отменном порядке; это была вещь чудной работы. На столе под лампой, вся облитая её светом, лежала большая раскрытая книга в богатом чёрном кожаном переплёте, покрытом золотым тиснением, с блестящими застёжками. Когда приезжие заняли места около стола, то всех оказалось пятеро: двое старцев, женщина также преклонного возраста, молодой человек и молодая девушка. Прерванное чтение возобновилось; все слушали с благоговением; час спустя ему положил конец ужин. Это была Библия, которую глава семейства читал в еврейском подлиннике.
Ужин, несмотря на свою умеренность, был сервирован в соседней комнате очень роскошно. Золотые и серебряные вазы и всякая посуда покрывали стол и буфет, и лампа ещё великолепнее первой освещала все эти богатства.
За ужином наступила тихая весёлость после долгого принуждённого молчания, но всё взаимно, казалось, старались воздерживаться от серьёзных разговоров и деловых или денежных вопросов.
Этот дом, наполненный дорогими вещами, но без вкуса и гармонии, так как они были собраны из различных мест и в разное время, принадлежал еврею Бен-Саулу с женой и единственным сыном Еммануилом; они принимали у себя Бен-Иакова и его дочь Ноемию, которые по настоянию их римских братьев покинули Мантую, чтобы переселиться в Рим. Эти библейские имена евреи сохраняют только между собой; в их же сношениях с христианами они носят обыкновенно другие, заимствованные по большей части от названий городов.
2
Известные под заглавием «Число пап, их выборы и имена; кардиналы».
Соображаясь с сочинением «Искусство проверять года», мы узнаем, что Григорий XVI был 251 папой после Святого Петра, но если считать тут же одиннадцать непризнанных или непосвящённых пап, то Григорий XVI будет 262 папой. Мы ещё пропускаем папессу Жанну, хотя о ней говорится в истории пап, и бюст её в Сиенском соборе стоит между бюстами остальных пап.
В 1191 году, в XII столетии христианской веры, при выборе Луки III стали впервые подчиняться правилу, изданному Латранским собором, по которому для избрания папы требуется две трети голосов; к этой эпохе относится также ограничение права избрания пап одними кардиналами, 167 пап были избраны на основании иных правил.
Адриан III, избранный в 384 г., назывался Агапит; он первый переменил имя.
Название кардиналов происходит от слова gond‘a cardine — петельный крюк, потому что они представляют собою крюк или ось, на которой вертится правление святого престола: это продолжение предания о ключах и дверях неба. Их могущество, сначала смиренное и скромное, возросло одновременно с возвышением пап.
В 1464 г. кардиналы, получившие в предыдущем столетии право носить красную шляпу, приобретают позволение надевать красные панталоны и пунцовые сапоги при верховой езде. Булла Урбана VIII даровала им титул преосвященства.
Число кардиналов простирается до семидесяти: шесть кардиналов-епископов, пятьдесят кардиналов-священников и четырнадцать кардиналов-диаконов. Это число установлено Сикстом V.