Страница 112 из 113
Римский двор, посылая одну за другой свои ноты, требовал у Тосканского великого герцога выдачи спасшихся членов обществ.
Требования Рима простирались, впрочем, ещё далее. Кардинал Ламбрусхини, статс-секретарское честолюбие которого направлено было в пользу неслыханных жестокостей папского двора, настаивал, чтобы парижская Gazzetta italianа[11], благосклонно относящаяся к обществам и читаемая с симпатией повсеместно в Италии, была запрещена в великом герцогстве; при этой просьбе был представлен список подданных великого герцогства, замешанных в предприятиях романьольцев, и ареста которых домогались. Великий герцог благородно отклонил все эти требования и продолжал милостиво и гостеприимно принимать скрывающихся. Франция также предложила им убежище. За оказанные благодеяния изгнанники публично изъявили свою благодарность.
Итак, Рим не только внутри раздираем глубокой злобой, но даже Италия ускользает из его рук и отказывается принять участие в его отвратительной политике.
Обитатели Римской области, не принимавшие участия в борьбе, симпатизируют сопротивлению своих побеждённых земляков; но они избрали для улучшения своей жизни не путь борьбы, и это несчастное население выражает все свои нужды в жалобах, носящих на себе отпечаток общего страдания.
Они послали папе следующий манифест:
Отвратительное управление ваших министров уже довольно испытывало наше общее терпение.
Если в настоящее время государство не стало театром политических волнений, то этим вы обязаны осторожности большинства, понимающего все опасности неприятельского вторжения и потому не решившегося потворствовать вспышкам экзальтированного юношества, которое оружием хотело помочь всем обременённым невзгодами; оно было бы глубоко оскорблено, если не прекратят своего существования военные комиссии, членами которых состоят люди, похожие на диких зверей, так как комиссии эти играют жизнью и свободой граждан.
Святой отец, век грубого невежества, когда государи пользовались неограниченною властью, прошёл. Теперь народ знает, чем он обязан властелину и чем тот обязан ему, и он недолго будет сносить со смирением нападки на свои священнейшие права. Не допустите, чтобы негодование перешло в отчаяние; прогоните всех, чьи честолюбие и алчность порождают самые опасные и преступные проекты; не доверяйтесь своим агентам; подумайте, что возбуждение сограждан друг против друга равняется святотатству; подумайте, что каждая пролитая капля их крови является преступлением в глазах Бога и людей.
Мы не хотим выходить из повиновения вашей власти. Воззвание к государям Европы вам указывает законы, в которых мы нуждаемся.
Мы просим, чтобы религия, разум, правосудие и человеколюбие не попирались более под ногами, мы требуем учреждений, согласных с движением нашего века вперёд.
И неужели видимый вождь Церкви, страшась любвеобильного учения, завещанного Евангелием, потребует в наказание за столь справедливые просьбы уничтожения народности, вверенной государями его светской временной власти».
Эти жалобы услышаны были Европой, крик негодования, вырвавшийся у всех наций, донёс их до слуха государей; говорили о вторичном открытии римской конференции по делам римских владений; посланник Франции решил принять в ней особенно деятельное участие.
Объявили, что европейские правительства, взволнованные всё более и более угрожающим брожением в папских владениях, поняли, что является общий интерес в убеждении Рима произвести без замедления все просимые его подданными реформы; во всей Центральной Италии умы всё более и более волнуются, и если опоздают с удовлетворением их справедливых требований, то придёт день, когда движение перейдёт за пределы той умеренности, в которых оно до сих пор держалось.
Слухи, вышедшие из самого Рима, говорили, что иностранные правительства послали от себя ноты в папскую канцелярию и что в этих нотах будто бы давались римскому двору советы оказывать более внимания справедливым желаниям обществ и вообще стараться обезоружить дух неудовольствия посредством примирительной политики. Эти советы будто бы обусловливались тем мнением, что продолжительное волнение могло подать повод к иностранному вмешательству и поставило бы в опасность общеевропейский мир.
Как говорят, римское правительство отвечало, что эти уверения неверны, что в стране, правда, замечались волнение и выражение неудовольствия против правительства, но что происшедшие беспорядки явились только вследствие возбуждений соседних государств; в особенности в этом деле участвовали Франция и английские владения.
Оно прибавило также, что «все жалобы и замечания, сделанные двором его святейшества относительно всего вышесказанного, остались без последствий и что следовало только сожалеть, что правительства не направляли своего внимания туда именно, где надо было бы искать начала всех этих махинаций».
В этом ответе ясно проглядывает наружу замечательная хитрость и достойная удивления тонкость в политических соображениях.
Рим, обвиняя в происшедших в нём беспорядках Францию и Англию, два сильных конституционных государства, из которых одно уходит из его власти, тогда как другое для него уже навсегда потеряно, этим самым соединяется с Австрией и Россией, которым не нравится действительный или ложный союз первых двух государств.
Рим находит своё спасение в деспотизме, тем самым отделяясь от всех идей прогресса и свободы; он соединяется с государствами неограниченно управляемыми и возбуждает их против государств свободных.
Его политические хитрости идут дальше, он льстит тайным надеждам двух северных империй, выходящих из себя при виде нравственной связи, соединяющей Францию, Англию и Пруссию вследствие одинаковой степени их развития, он, таким образом, мстит трём народам, которые считает самыми страшными врагами своих замыслов.
Рим бесстыдно лгал. Народное волнение в Романье продолжается уже пятнадцать лет, и если его можно приписать иностранным внушениям, то зачем же было в продолжение столь долгого времени держать народ под гнетом преследований и жестоких мер, приводивших одинаково в отчаяние как население городов, так и деревенских обитателей.
С какой целью производимы были бесчисленные аресты во всех классах общества? Какая была цель учреждения и удерживания в постоянном действии военных комиссий и чрезвычайных трибуналов?
Нет, Рим не обманывает себя относительно всей важности народного волнения в Романье, он знает, что они возникли внутри страны и что все требования обиженного народа, отталкиваемые им с помощью оружия и тирании, основаны на сознании своих справедливых прав, нарушенных клятвопреступными папами. Пробуя обратить внимание Европы на вред вымышленных иностранных интриг, Рим тем самым хочет только отвлечь этим внимание от своих несправедливых поступков с легациями. Не ясно разве выказал Рим свой страх чрезмерным рвением при подавлении волнений и жертвами, принесёнными для увеличения жалованья иностранных войск, на которых была возложена кровавая обязанность усмирить народ.
Делегации, пожалуй, лучше отмщены разорением своего победителя, чем это могло бы быть при полном их успехе. Рим всё ниже и ниже падает под бременем громадных и многочисленных займов, заключённых им для расплаты за своё печальное торжество. Для того чтобы поддержать несправедливые требования своей гордости и своего деспотизма, римский двор поставлен был в необходимость уменьшить свою казну и ограбить часть своих владений. На развалинах собственной власти утвердил он своё безумное господство.
Рим, несмотря на свой ложно спокойный вид, отлично понимает истинное положение дел; делегации не отчаиваются при каждом поражении. Попытка Римини не удалась, другие попытки приготовляются. Требования не прекратились; со стороны многих городов были посланы в Рим жалобы на несправедливость местного управления. Партия политического возрождения нигде не бездействует и, как кажется, угрожает Италии восстанием в очень недалёком времени.
11
Итальянская газета.