Страница 108 из 113
Предпочтение было отдано последнему.
Можно ли совершать богослужение в будни, как, например, накануне первого дня нового года? Это предложение было отменено.
Служить ли обедню каждый день в течение всей недели? Решение этого вопроса было отложено до будущего собора.
Что же касается церковного пения, то духовенству, присутствующему на соборе, поручено было составить полное собрание гимнов, с целью сделать из них надлежащий выбор.
Из украшений церкви и преимущественно алтаря была изгнана всякая роскошь.
Единственным украшением церкви должно быть простое распятие.
Затем обсуждался вопрос касательно проповеди.
Спрашивалось, должен ли всегда быть сюжетом проповеди какой-нибудь текст из Библии?
Синод отвечал утвердительно, но не стеснил свободы проповеди.
Чтение Евангелия и апостолов будет предварительно назначаться духовенством, синод же окончательно закрепит эти положения.
Требовалось также установить внешний обряд таинства причащения. После продолжительных прений решено наконец было назначить несколько дней в году для торжественного совершения этой церемонии. Кроме того, для правоверных проскомидия должна была совершаться каждое воскресенье. Никакой предварительной декларации для этого не требовалось; духовенство обязано было только условиться перед изданием статутов, в какой форме это должно быть сделано. Крещение должно совершаться в церкви, но ввиду каких-либо обстоятельств, препятствующих этому, оно может в порядке исключения совершаться и в частных домах. Священники обязаны установить обряды крещения.
Брак подлежит тем же условиям.
Больные будут посещаться по просьбе священника.
Всякая внешняя пышность исключалась из обряда погребения.
Все присутствующие на выносе должны идти пешком. Священник, если родные того пожелают, скажет речь и затем коротенькую молитву. Всякая музыка запрещена.
Особое внимание обращено на освящение церквей, которое должно было совершаться с большой пышностью. Прежнее значение слова «освящение» истреблялось. Обряды посвящения духовенства оставались те же. Рукоположение над посвящаемым совершается священником и затем двумя членами администрации.
Община, в которую поступает новопосвящённый, совершает по этому поводу торжественную обедню.
Таковы основные пункты, установленные иностранными синодами; нужно сознаться, что эти первоначальные положения добросовестны, правдивы и основаны на евангельской истине.
Затем следует организация и администрация духовных общин.
В этих столь важных и торжественных заявлениях римские католики видят только сеть недоброжелательств и злопамятство прусской монархии, которая смотрит на римско-католическую религию как на заклятого врага ныне царствующего дома.
Из этого мы видим также, что прусский король восстаёт против католичества потому только, что оно препятствует его плану скрепить свои владения исповеданием одной веры. Отсюда проистекла продолжительная борьба по поводу архиепископа колотского, этого прелата, которого Рим произвёл в мнимого мученика не столько с целью прославить его, сколько для того, чтобы надругаться над королевской властью, непоколебимость которой он не может выносить.
Из опасения столкнуться с просвещением и цивилизацией, которые оскорбляют и устрашают его, Рим постоянно во все времена держался одной тактики; он вмешивался в дела своих антагонистов и упрекал их в страстях и пороках, совершенно чуждых религиозным спорам.
В своей борьбе с Пруссией Рим снова прибегнул к этим проделкам, так как считал это государство местом развития нового учения.
Иезуиты распространяли эту клевету, дополняя её своими идеями и фантазиями.
Чтоб хорошенько понять положение германской страны, где в настоящее время свершается новая реформа, необходимо поставить рядом с прямыми и ясными понятиями, нами только что представленными, софистические доказательства иезуитства.
Эти люди, которые с таким искусством и даже нежностью проповедовали учение о клятвонарушении, так часто ими самими принимаемое, ставят прежде всего в вину императору, энергия которого их раздражает, то, что он не исполнил обещаний, данных Германией в 1814 году, в то время, когда растерявшиеся государи призывали народ к своей защите; к этому они ещё добавляют, что провинциям, познакомившимся с французскими учреждениями, должны были быть сделаны политические уступки.
Эти вышедшие из Рима обвинения суть именно те же, которые с бо́льшим ещё правом выдвигаются окровавленными и умирающими под швейцарскими штыками легатствами против первосвященства, неправедность которого они выставили перед лицом европейских государств.
Иезуиты напоминают королю прусскому день клятвы, данной им 22 мая 1814 года — дать прусскому народу представительную конституцию.
После такого возбуждения политических страстей незаконные и коварные прения проникают в область религии.
Прусский король представлен как человек, специально занимающийся полнейшим истреблением католицизма.
Мы первые заметили, что новое германское религиозное движение не было совершенно отделено от чувства политического освобождения, чувства, лежащего в основе всех германских надежд. Рим полагает, что эти либеральные расположения возбудили в Пруссии ревность к католической религии, которая и была знаком оппозиции власти.
Мы нисколько не удивлены изворотливости такого объяснения, римская хитрость нас уже к этому подготовила; но сами факты настолько сильно опровергли эти притязания, что всякий ответ и доказательства будут излишни.
Иезуиты вмешиваются в прения, лишь для того чтобы сделать их неясными и путаными.
Вместо того чтобы видеть в недавних обстоятельствах акт духовной свободы, с ревностной и искренней любовью к истине, они лишь усмотрели эксплуатацию страстей. Все победы над человеческим умом соединены общим звеном, но Рим решил никогда не признать очевидность этого предложения, подтверждённого опытом и свидетельством веков.
Вместо этих вполне ясных положений, представители римского плутовства и князья Церкви выдумали какую-то смесь и взаимное влияние рационализма, философизма и протестантизма, которые и должны были доказать, что германские народности отделились так явно от католицизма лишь по своей любви и рвению к Риму.
Насколько верно, что отрицание света ведёт к темноте и что, когда отвергают разум, впадают в бессмыслицы!
Рим, такой упрямый и жестокий в своих противодействиях прогрессу, Рим, столь постоянный в своей ненависти к цивилизации, когда дело идёт о его собственных областях, Рим, настолько озлобленный против новых понятий, что умеет их преследовать и открывать, в каких бы они ни являлись формах, — проповедует в Германии политическую свободу и принуждает народы требовать от королей исполнения их обещаний!
Эта двойная сторона римской политики, подавляющая внутри себя всё то, что она проповедует извне, одна из немалых причин всеобщего презрения, предметом которого она служит.
Этой вполне церковной мере германский католицизм противополагает лишь прямоту и честность своих намерений. Успехи и спокойствие, с которым он работает над своей новой организацией, для Рима и его защитников тяжкое поражение, окончательно открывающее их слабость и упадок.
Чтобы остановить этот порыв, столь роковой для гордости, преобладания и интересов понтификата, вызываются страшные призраки. То Россия, греческий схизм которой забывается на время, то Австрия, всегда благоприятствующая самодержавию власти, готовы обрушиться на несчастную Германию; если же и этого недостаточно, междоусобная война присоединится к ужасам двойного нашествия, чтобы исполнилась эта вечная угроза римского святилища: «Истребляй всё, — вот дух Церкви!»
Однако реформа XIX столетия охватывает постепенно всю Германию, распространяя всюду благодетельную ясность новых воззрений.
В народном движении всё имеет значение: Германия только что отыскала потомков Лютера в числе восьмидесяти человек для их чествования, и эта манифестация признается уже новым признаком отдаления от Рима и его власти.