Страница 27 из 55
— Так скажи, о чем же мне можно говорить?
Майя обиделась.
— И не надо со мной говорить. Можешь молчать. Убирайся к своим мальчишкам. — Секунд десять она помолчала. — Я нужна тебе только, чтобы целоваться.
«Это верно, — подумал юноша. — Это во-первых. Ты сама это знаешь. Это во-вторых, и это может помочь делу. И из-за этого ты не смеешь оставаться такой. Неужели я не смогу победить?»
— Но скоро ты станешь для меня всем! — добавил он вслух.
Девушка не ожидала, что ее слова будут подтверждены таким образом. В конце концов, она лишь сделала попытку немного спровоцировать.
Она расплакалась.
Аарне смотрел на нее и думал. Господи, Майя ведь ничего не хочет. Я наобещал ей новый мир, о да. Аарне, ты не должен сдаваться!
Поцелуй в какой-то степени примирил их.
Но и по дороге домой Аарне не мог избавиться от беспокойства.
Классный вечер
ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО АПРЕЛЯ БЫЛ КЛАССНЫЙ ВЕЧЕР. Корнель не возражал против этого — отчего бы выпускникам в предпоследний раз не посидеть вместе за столом, не потанцевать?
Сидеть за столом и пить… морс? Кое-кто из ребят, в том числе и Тийт, решили иначе. Об этом говорил крепкий запах коньяка. Определенно, Тийт собирался что-то предпринять, а то к чему же этот коньяк? Но что?
Вначале было тихо, лишь стучали ножи и вилки. Разрядка произошла тогда, когда Харри нечаянно задел локтем стакан с морсом и тот, зазвенев, слетел на пол. От этого даже настроение поднялось; кто-то запел, Тыну включил магнитофон. Танцевали, шутили, смеялись.
Аарне не мог вспомнить, как он очутился около Эды и пригласил ее танцевать. Эда встала, и в тот же момент Тийт с треском бросил на тарелку нож. Играли старый сентиментальный вальс — медленный, грустный, тоскливый. Такой вальс может вывернуть человека наизнанку. Танцуя, Аарне заметил, что Тийт пристально смотрит на них. Волосы у Тийта были растрепанны, а глаза сверкали от злости.
Аарне танцевал с Эдой впервые. Эда танцевала хорошо, только вначале ее шаги были непривычны. Вскоре они станцевались. Аарне понимал, что ведет глупую и ненужную игру. Он пытался побороть себя, но напрасно, ведь рядом была Эда.
— Эда, я не хочу, чтобы он смотрел на тебя. Я не разрешаю.
— Пусть смотрит. Какое мне дело?
— Ну, что же, пусть смотрит…
Они больше не разговаривали… Им, собственно, и не о чем было говорить. Аарне ничего не знал про Эду. И это было хорошо. Для одного вечера лучше всего. Они танцевали и молчали, просто ощущая существование друг друга и думая каждый о своем…
Танец кончился. По чьей-то инициативе возник хоровод. Аарне не любил глупо топтаться, взявшись за руки. Он подсел к Корнелю и к Андо. Корнель сидел спокойно с немного усталой улыбкой на лице.
— Ну как, ребята?
— А я получил сегодня по алгебре пять, — в шутку похвастался Аарне.
— Вот так чудо! Я не верю…
— А вы поверьте, я теперь занимаюсь!
— Не верю, — засмеялся Корнель.
— Когда вы поверите?
— Тогда, когда вы окончите школу.
— Ах так… — Аарне подцепил вилкой кубик маринованной тыквы. — Так вы не верите, что я окончу?
— Не совсем…
— Заключим пари!
— Ладно, ладно, — отмахнулся Корнель. — Нашли о чем спорить… Каждый ученик должен закончить школу без всяких пари. Что вы собираетесь делать дальше?
— Еще точно не знаю.
— А вы, Андо?
— И я не знаю…
— Литература, разумеется?
— Нет, если вообще буду учиться дальше, то только химия.
— Химия?
— Да, органическая.
Корнель не мог этого понять:
— Вы и химия? Откуда это у вас?
— Химия — наука будущего.
— Только поэтому?
Аарне не слышал продолжения разговора. Он увидел, что Эда танцует с Тийтом. У Тийта была великолепная осанка, и он был уверен в себе. Он что-то говорил. В какой-то момент Аарне поймал взгляд Эды, но только на мгновение. Этот взгляд не успел ничего сказать. Аарне старался не глядеть в ту сторону.
— Как вы думаете, какими будут они, скажем… через десять лет? — спросил он, повернувшись к Корнелю.
— Я думаю, что они будут хорошими людьми, — сказал Корнель и хлебнул бледного морса.
— А у кого из них будет свой дом?
— Думаю, что и у тебя он будет, — уколол его Андо.
— Нет, я не умею беречь деньги… А у тебя зато будет машина.
— Не знаю… Впрочем, я не имею ничего против… Ты, разумеется, видишь в этом лишь клеймо обывателя? Не так ли?
Аарне немного помолчал.
— Я хотел бы машину только для того, чтоб… уехать. Иногда так хочется уехать. Только на один день… А ты, Андо, хочешь стать материально обеспеченным сверхчеловеком…
«Еще в детстве я мечтал перенестись куда-то далеко», — так, кажется, сказано у «Швейка», — уколол его Андо, встал и вышел из зала. Корнель, глядя ему вслед, спросил:
— Обиделся? Надо же было вам так сказать…
— Я не терплю…
— Чего?
— Эх! — Аарне махнул рукой. — Я не могу объяснить… Понимаете, так вот и рождается это «розовое мещанство»!..
Корнель усмехнулся.
— Отчего вы сегодня такой сердитый?
Аарне встал, допил морс и пригласил Эду.
— … Что Тийт говорил?
— Ах, глупости…
— Что?
— Он… сердится на тебя.
Аарне захотелось драться. Все равно с кем. Бежала лента магнитофона:
И вновь я ухожу, хотя и жаль мне очень
Того, что оставляю у тебя…
Он сжал руку Эды.
— Давай уйдем.
— Аарне…
— Пожалуйста, или я сойду с ума.
Они пошли к двери. В коридоре стоял Тийт. Когда они проходили мимо него, он проворчал:
— Счастливого пути вам…
— Тебе также, — ответила Эда.
Улица была пустынна. Теплый ветер раскачивал ветви деревьев. На каком-то углу Аарне остановился. Он старался не думать. Эда. Все вернулось, все, все.
— Я люблю тебя, Эда.
Сказав это, он почувствовал, что внутри у него похолодело.
— Я это знаю, Аарне. Все время.
— Я тебя всегда любил, Эда.
Девушка долго молчала. Слабый ветерок шелестел листьями.
— Нет, Аарне. Меня нельзя любить. Тебе нельзя, — сказала Эда.
— Эда…
— Добрый вечер, — сказал кто-то, и у самого тротуара остановился велосипед.
— Андо. Ты откуда?
— Просто так. Мне там все опротивело. Взял дома велосипед, чтобы проветриться…
«Он сделал это специально», — подумал Аарне.
— Идем назад, Аарне, — прошептала Эда.
Андо вскочил на велосипед.
— Я еще съезжу к школе. Пока!
Он исчез в темноте. Аарне задумался: уж не показалось ли ему все? Или это был какой-то deus ex machina?
— Пойдем обратно.
— Почему?
Аарне остановился перед Эдой, загораживая дорогу.
— Скажи. Почему?
Эда тяжело дышала.
— Почему? Знаешь почему? Потому что ты… меня любишь. Ты так сказал…
Они стояли и глядели друг на друга. Где-то во дворе замяукали и завыли коты. Отвратительные голоса заполнили всю улицу; казалось, что в городе живут одни коты.
— Ладно, пошли… — сказал Аарне.
Всю дорогу они молчали. Наконец показались огни школы. Еще немного, и они дошли до старой липы, стоявшей у ограды.
Внезапно Аарне сказал:
— Эда, извини меня, я глуп… У меня все пошло не так, как надо… Ведь я глупый?
— Я тоже.
— Позволь, я поцелую тебя…
— Нет, Аарне…
— Эда, слышишь…
Он схватил ее за плечи. Эда почти не сопротивлялась. Ее губы коснулись щеки, затем Аарне ощутил их у своих губ. Губы у Эды потрескались, должно быть от весеннего ветра и солнца, и Аарне боялся сделать ей больно. Потому этот поцелуй был очень осторожным и нежным.
Эда пошла наверх. Аарне остался в вестибюле. Кто-то вышел из раздевалки. Тийт. Аарне, чувствуя какое-то смущение, не решился взглянуть на него. Они были вдвоем в вестибюле. Тийт подошел ближе.
— Ну? — спросил он.
— Что, ну?
— Как было?